В 1809 году в Кунье на месте старого обветшавшего храма было начато строительство нового каменного здания. Построена Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в 1816 г.
Адрес: 306841, Курская область, Горшеченский район, с. Кунье
Настоятель: иерей Владимир Русин
Храм в селе Кунье большой, трехпрестольный. И все три престола посвящены Божией Матери. Центральный престол освящен в честь Покрова Пресвятой Богородицы, южный и северный – в честь ее икон: «Иверской» и «Владимирской».
До 1917 года границы приходов были очерчены довольно четко. И все христиане, проживающие на обозначенной территории, считались прихожанами одной церкви. Согласно дореволюционному межеванию, к куньевскому приходу относились жители всего села Кунье, большая часть жителей деревни Ржавец (остальные были приписаны к храму в селе Никольское) и все жители Игнатова хутора (Долгая тож), исчезнувшего с лица земли в результате кампании по раскулачиванию.
В 1960-1980-ые годы, когда в бывшем Ястребовском районе оставались всего две открытых церкви, границы куньевского прихода значительно расширились. В настоящее время прихожанами нашего храма по территориальному признаку можно считать жителей Кунье, Ржавца, Никольского (храм в этом селе разрушен в 1960-е годы) и стремительно вымирающей деревеньки Нижняя Дорожня, в которой и кладбища-то своего нет.
Низкое вознаграждение за тяжелую работу на земле, а то и вовсе отсутствие и работы и зарплаты, вынудили многих искать счастье в городе. В свою очередь жители города проезжали по пригородным селам в поисках места для отдыха, дачного участка или заветного домика в деревне. Таким образом, некоторые старооскольцы и губкинцы впервые оказывались в Кунье и, увидев Покровский храм, вспоминали о чем-то очень важном. Кто-то затем приезжал сюда креститься, кто-то стал изредка заезжать на большие праздники, а кто-то считает себя прихожанином нашей сельской церкви, невзирая на городскую прописку. Поэтому приходской совет куньевского храма в последние годы стал наполовину городским.
Изучая различные исторические источники, мы убедились, что на протяжении всей своей истории село Кунье находится в сфере влияния города Старый Оскол. Так было исстари. Так оно есть и сейчас.
Один маленький и курьезный пример. В 1936 году корреспондент Ястребовской районной газеты «Колхозное знамя» стыдил местных жителей за отсутствие в селе парикмахерских и бань. «Об этих очагах культуры и здоровья говорят много, — писал он, — но все остается на словах, а бриться ездят в Старый Оскол» /1/. (Общий список литературы и источников – в конце).
Впервые наше село упоминается в писцовой книге 1643 года под именем Скупое. Насчитывало оно тогда всего два двора и пять душ. /2/. С 1675 года за селом закрепляется двойное название – Скупое-Кунье /3.Стр.86/. Некоторые исследователи утверждают, что датой основания села следует считать 1692 год. /4.Стр.88/. Если согласиться с этим мнением, получится, что первый храм в Кунье был построен за 10 лет до основания села.
Исторически Кунье всегда было связано со Старым Осколом. Уже в начале XVII века, вскоре после основания города и строительства крепости, старооскольцы начали осваивать окрестности. Северная сторона до рек Стужень и Дорожня полюбилась оскольским ездокам. Сенокосные луга, рыбные места влекли их сюда, но постоянная угроза нашествия иноплеменников с юга не позволяла обжить местность основательно. Когда во второй половине XVII столетия появилась надежда на безопасную жизнь не только за крепостными стенами, часть жителей Ездоцкой слободы переселилась в наши края. /5.стр.7/. В это время был основан ряд новых сел, в число которых входит и Кунье. Первоначально наша местность делилась на станы и село Кунье-Скупое относилось к стану Пузацкому.
Итак, своя церковь в Кунье появилась уже в 1682 году. Это был деревянный храм, построенный Василием Шестаковым «с товарищами» /3.стр.173/. Ездоки очень любили праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Они и в своей части оскольской крепости, в большом остроге, построили церковь в честь этого праздника. Решили ездоки, что и в новом селе храм тоже будет Покровским.
Имя первого священника этого храма исторические источники не сохранили. Зато известно имя последнего. Оно упоминается в ревизских сказках 1811 года. Это был священник Попов Тарасий Онисимович («Онисимов сын», как тогда писали). В предыдущую ревизию, проходившую в 1795 году, он служил диаконом в Тихвинском храме села Бараново. А в Кунье в ту пору жил священник Стефан Дагаев. Но в 1802 году отец Стефан умер, и на его место священноначалие (тогда Курской епархией управлял архиепископ Феоктист (Мочульский)) рукоположило отца Тарасия.
Последний раз имя этого священника встретилось нам в «Книге церковной для регистрации браков Тихвинской церкви села Бараново» за 1839 год. Он своею рукою заверял, что все необходимые процедуры, предшествующие таинству венчания, местным священником соблюдены. Из подписи мы узнаем, что к этому времени отец Тарасий уже числился за штатом. В самом Бараново в это время служил иерей Иоанн Матвеевич Дагаев. /6/.
К началу XIX века деревянный куньевский храм совсем обветшал. В 1809 году в Кунье началось строительство нового, каменного, храма. Для обеспечения стройки материалами в селе построили кирпичный завод, дававший 30 000 штук кирпича в год /3. стр.366/. Храм в Кунье был возведен уже после Отечественной войны 1812 года, в 1816 году. Эта дата и указана в справочнике по Курской епархии, выпущенном в дореволюционные времена. /7/.
В одном современном научном сборнике храм в селе Кунье ошибочно назван Свято-Димитриевским. Годом постройки храма авторы этого издания считают 1812. /8. стр.205/.
«Одноглавая, шестистолпная, трехапсидная, приземистых пропорций», — так охарактеризовали нашу церковь специалисты из Курского краеведческого музея, проводившие искусствоведческую экспертизу несколько лет назад.
Кто был инициатором и главным строителем новой церкви в селе Кунье, пока не выяснено. Лет семь тому назад при планировке прихрамовой территории бульдозер извлек из-под земли две могильные плиты. Надписи на плитах сообщали, что под ними были погребены надворный советник Андрей Тельс, скончавшийся в 1829 году, и «флота капитан-лейтенант» Александр Тельс, скончавшийся четырьмя годами ранее. Интервал между датами их рождения так же невелик. Поэтому резонно предположить, что они были братьями. Во Ржавце, соседнем селе, у Тельсов было поместье, возможно пожалованное им (или их родителям) за усердную службу. И, по всей вероятности, в строительстве нашего храма они принимали не самое последнее участие, поскольку завещали себя похоронить у его стен. А во Ржавце и по сей день одну из улочек называют Тельцово.
Во Ржавце жила так же помещица Платонова (или Платониха, как ее называли крестьяне). На свои средства она пристроила к куньевской церкви Владимирский придел, а возможно и Иверский тоже. Из уважения к этой набожной женщине в праздники и воскресные дни богослужения в храме не начинали до ее приезда. Звонарь забирался на колокольню и сверху внимательно следил, когда на горизонте появится помещичья тройка. При подъезде Платонихи к церкви начинался перезвон. Колокола приветствовали подъезжающий экипаж. Колокольчики под дугой отзывались на приветствие.
Куньевские звонари до революции имели в своем распоряжении четыре колокола, доставшихся каменной церкви в наследство от деревянной /3 стр.446/. В настоящее время прихожане собираются на службу под звон одного большого колокола, маленького колокольчика и обрезанного кислородного баллона.
Как нам удалось выяснить, последним священником деревянного куньевского храма и первым каменного был Тарасий Попов. В ревизских сказках 1815 года можно встретить и имя его матушки Мавры Васильевны. Они с супругом были ровесниками, и на момент ревизии им обоим исполнилось по 48 лет. /9/.
А другие, положенные по штату должности, в нашем храме занимала фамилия Дагаевых.
У дьячка Леонтия Филипповича Дагаева и его супруги Феодосии Петровны было три сына. Гавриил умер в 1805 году. Иван в 1815 году «выбыл в мещанское сословие». Илья (младший) в момент переписи оставался «при отце».
В 1809 году в Кунье на должность пономаря назначили Василия Стефановича Дагаева. Судя по всему, сына покойного священника Стефана Дагаева. Супругу его звали Феодорой Логгиновной. Воспитывали они трех сыновей: Павла, Михаила и Ивана. И опекали младшую сестру Василия Стефановича – Параскеву.
К концу XIX века в Кунье проживало 1062 человека. В селе имелось два хлебозапасных магазина, две маслобойни, винная лавка, водяная мельница. /3. стр.319/. Два раза в год проводились ярмарочные торги: летом после праздника Владимирской иконы Божией Матери и осенью после Покрова Пресвятой Богородицы /3.стр.372/.
С 1816 года по 1891 год в истории Покровского храма большой пробел. Никаких документов по этому периоду нам не удалось найти. Но можно предположить, что династия Дагаевых по прежнему хранила верность родному приходу. С 1863 года и по начало XX века обязанности псаломщика в Кунье исполнял Василий Ильич Дагаев. /7. стр.188/. 13 марта 1913 года к нашей церкви из храма в селе Присынок Старооскольского уезда был перемещен псаломщик Георгий Михайлович Дагаев. В послужных списках его характеризуют, как человека «поведения очень хорошего» /10/.
Но несомненно, одним из самых ярких представителей этой фамилии является отец Петр Дагаев. До революции он был достаточно заметной фигурой в церковной жизни уезда. Входил в состав благочиннического совета 4-го Старооскольского округа, избирался в ученый совет Старооскольского духовного училища. За тридцать с лишним лет служения в Кунье священник неоднократно поощрялся священноначалием.
Петра Петровича Дагаева рукоположили во священники к Покровской церкви в 1891 году. 13 октября 1895 года у них с матушкой Варварой Васильевной родился сын Иаков. Восприемниками при его крещении были священник села Средние Апочки Алексей Петрович Мартынов и капитанская вдова Серафима Ивановна Молчановская из Старого Оскола. В 1911 году Иаков закончил Старооскольское Духовное училище. А в апреле 1917 года получил свидетельство об окончании полного курса Курской Духовной семинарии. В свидетельстве оговаривалось, что « в случае непоступления на службу по духовному ведомству, или на учебную службу в начальных и церковно-приходских школах Яков Дагаев обязан возвратить духовному ведомству сумму, употребленную на казенное его содержание в семинарии, в количестве 172 р. 50 коп.». Однако после всех потрясений, которые принес 1917 год, эта оговорка потеряла свою силу. Церковные школы прекратили свое существование, после известного декрета 1918 года. А служба в духовном ведомстве превратилась в непрерывное исповедничество, нередко увенчивавшееся мученическим венцом. К такому подвигу не всякий выпускник духовной школы был готов.
Неизвестно как сложилась бы судьба Якова Дагаева, если бы в 1920 году он не получил предложение стать священником куньевской церкви. Дело в том, что его отец, прошлый настоятель храма, пропал без вести 5 ноября 1919 года. Всю зиму прихожане ожидали возвращения пастыря, а весной 24 марта 1920 года на сельском сходе в доме псаломщика Петра Игнатова избрали на его место нового кандидата. Факт четырехмесячного сиротства Покровской церкви подтвердил священник Иоанн Самойлов из села Никольского.
Яков Дагаев, «несмотря на тяжелое положение духовенства», дал свое согласие и написал прошение о рукоположении в священный сан на имя владыки Назария, архиепископа Курского и Обоянского.
«Покорнейше прошу Ваше Высокопреосвященство назначить меня временно исполняющим обязанность священника при Покровской церкви села Кунья (в документах тех лет часто встречается именно такой вариант написания названия села – прим.) Ястребовской волости Старооскольского уезда Курской епархии, на место отца моего, священника Петра Дагаева, находящегося в безвестном отсутствии». К прошению прилагалось свидетельство об окончании Курской Духовной семинарии, метрическая выпись, протокол собрания граждан села Кунье, на котором присутствовали делегаты и из Ржавца, а так же удостоверение священника Иоанна Самойлова из села Никольского, в котором он подтверждает факт долговременного отсутствия на куньевском приходе о. Петра Дагаева.
Ожидать положительной резолюции на это прошение нельзя было, не решив одного важного вопроса. Кандидат в священники был до сих пор холост. Сам ли он нашел будущую матушку, или прихожане постарались – неизвестно. Но тем не менее 2 июня 1920 года в Христо-Рождественской церкви села Верхние Апочки Тимского уезда состоялось таинство венчания Якова Дагаева и Зинаиды Воейковой. А через две недели ставленник Я.П.Дагаев в Курске отвечал на вопросы ставленнической анкеты. Отпечатанные до революции формы допросного листа к тому времени уже все вышли, и Якову пришлось все писать самому. А, следовательно, это дало ему возможность еще раз испытать свое сердце и глубже прочувствовать важность и ответственность предстоящего служения:
«…Рукоположения в иерейский сан ищу для славы Божией и спасения души, с искренним намерением послужить Святой Церкви, как святых отцов правила и церковные уставы повелевают». Ставленник обязался «всякое священнодействие и молитвословие совершать по чиноположению церковному с благоговением, довольствуясь добровольным за то даянием от своих прихожан». Во время присяги накануне рукоположения Яков Дагаев клялся, что желает «провождать жизнь благочестивую, трезвенную, от суетных мирских обычаев устраненную, иметь в мыслях не свою честь или выгоды, но славу Божию, благо Святой Церкви и спасения ближних».
И вот 6 июля архиепископом Курским и Обоянским Назарием (Кирилловым), в Курском Знаменском соборе, ставленник Иаков Дагаев был рукоположен в сан диакона. (При рукоположении руководил иеродиакон Иустин). А на следующий день в том же соборе, но уже епископом Рыльским Никоном (Пурлевским), викарием Курской епархии, новопоставленный диакон Иаков был рукоположен в сан иерея. (При рукоположении руководил иеремонах Иеремия). 8 июля, отслужив вечерню, утреню и раннюю Литургию, священник Иаков Дагаев заслужил удовлетворительную оценку наблюдавшего за ходом службы иеромонаха Феофана и по указу епископа Никона был отпущен на приход в село Кунье. А там его ждали не только прихожане, но и вернувшийся из «безвестного отсутствия» отец.
В рапорте (третьем уже по счету!) иерей Петр Дагаев объяснял причины своего исчезновения:
«Сегодня возвратился сын мой священник села Кунье Иаков из Курска и сообщил, что епархиальным начальством ни один мой предшествующий рапорт о возвращении моем в приход не получен. Считаю долгом в третий раз сообщить Вашему Высокопреосвященству. В 1919 году я при исполнении своих обязанностей заразился сыпным тифом, который осложнился язвой кишечника. Епархиальное начальство, в виду тяжелой и продолжительной формы тифа заменило меня священником села Верхних Апочек Владимиром Дагаевым. Хотя я с августа 1919 года вступил в отправление своих обязанностей, врач Соболев предписал мне курортное лечение и настоятельно советовал начать лечиться в Пятигорске. В октябре Соболев возбудил ходатайство пред бывшим епископом Курским Феофаном о выдаче мне шестимесячного отпуска. Отпуск №686 прислан мне из Епархиального Совета в конце октября. Я собрался уезжать. О чем уведомил местного благочинного о.Козловского. До Пятигорска я не доехал, заболев 16 ноября в станице Кущевке Кубанской области возвратным тифом. Из последней я был сначала эвакуирован сопровождавшим меня сыном Владимиром в г. Ейск, а потом, в виду переполнения этого города больными и ранеными воинами, в станицу Долонанскую, где был помещен в общественный барак. В больнице этой станицы я пробыл до 6 июня 1920 года. Из больницы я послал первый рапорт Курскому епархиальному начальству о своей болезни как причине, не позволившей мне своевременно явиться на приход и послал второй рапорт о своем возвращении, а равно и о том, что Особотделом Югозападного фронта (постановление №2824) мне дан пропуск в село Кунье и снято с меня обвинение в уходе с белыми при наступлении красной армии. О чем довожу до сведения Вашего Высокопреосвященства, ожидаю Вашего Архипастырского распоряжения».
Под рапортом какой-то неразборчиво подписавшийся доброжелатель из епархиального совета сделал карандашом приписку: «По алфавиту не имеется выписки, что Дагаеву был выдан отпуск».
Между тем, нет никаких оснований обвинять иерея Петра Дагаева в лукавстве. Известно, что до революции северные епархии поддерживали с южными курортно-лечебные отношения. В «Курских епархиальных ведомостях» за 1912 год, к примеру, было опубликовано письмо Епископа Таврического и Симферопольского Димитрия на имя Архиепископа Курского и Обоянского Стефана, в котором он призывал курское духовенство делать жертвы на строительство дополнительного корпуса для священно- и церковнослужителей в Сакской грязелечебнице. Так что отец Петр не был первооткрывателем юга. Он не бежал туда, а ехал поправлять здоровье.
Владыка Назарий не поставил под сомнение рапорт отца Петра Дагаева и распорядился оставить его в Кунье, а новопоставленного священника Иакова Дагаева переместить в село Верхние Апочки, в тот храм, в котором они с матушкой за два месяца до этого венчались.
Среди документов, по которым мы восстановили события тех далеких лет, имеется одно печальное прошение, датированное 29 июля 1924 года:
«Имея желание перейти в гражданскую службу, покорнейше прошу Курское епархиальное управление выдать мне, находящиеся при деле о рукоположении за 1920 год, свидетельство об окончании Духовной семинарии метрическую выпись о рождении. К сему – священник Иаков Дагаев». /11/.
На прошении — резолюция епископа Сергия (Зверева), в ту пору придерживавшегося обновленческих взглядов /12. стр.90/, но впоследствии принесшего покаяние и пострадавшего за Христа. (Прославлен в сонме Новомучеников и исповедников Российских на Архиерейском соборе 2000 года). Владыка Сергий распорядился, чтобы все просимые документы были выданы. На какую гражданскую службу устраивался отец Иаков – не уточнено. Но по всей видимости, эта служба не мешала богослужению. В документах 1930 года он по-прежнему проходит в качестве священника Верхне-Апоченского храма.
Священник Петр Дагаев служил в Кунье до 1929 года. То есть во время кампании по изъятию церковных ценностей он по прежнему оставался настоятелем Покровского храма. Сюда эта советская акция докатилась 16 мая 1922 года. Уездная подкомиссия по изъятию (в составе Павла Никаноровича Базарова, Стефана Бурцева и Нефедова) вывезла из куньевской церкви 15 предметов общим весом в семь футов 29 золотников. Как указано в протоколе, «группе верующих» оставлены сосуд, Евангелие, два креста, дарохранительница и кадило. Стоимость всего этого прихожане храма обязаны были выплатить государству. /13/.
Угроза различных «изъятий» висела над Русской Церковью весь ее советский период. Не удивительно, что христиане старались принять меры к тому, чтобы в случае очередной кампании в приходах не замерла литургическая жизнь. Уже в 1990-ые годы в вентиляционной шахте под алтарем куньевского храма был найден набор евхаристических сосудов. Этот тайник – напоминание о годах гонений.
В старину прихрамовая территория выглядела совсем не так, как сейчас. Во-первых, с восточной стороны церкви, там, где ныне выпас, находилось сельское кладбище. Но уже перед войной для погребения отвели новое место, и к нашим дням от древнего кладбища не осталось и следов. С южной стороны храма были церковные сады. О них тоже теперь ничто не напоминает. В здании церковной сторожки, располагавшемся несколько западнее современного, долгие годы осваивали грамоту ученики начальных классов. Двор храма был ограничен красивой кованой оградой. Стекла в окнах церкви имели разные цветовые оттенки. От чего проникающий внутрь храма простой дневной свет окрашивался в различные цвета и подчеркивал не бытовое назначение этого помещения.
Тысячелетний юбилей крещения Руси, отмечавшийся в 1988 году, стал точкой отсчета возрождения церковной жизни в нашей стране. Или, по меткому выражению Святейшего Патриарха Алексия Второго, «вторым крещением Руси». К началу юбилейных торжеств куньевский храм оказался единственным храмом во всей округе, в котором богослужения совершались и в сталинские морозы, и в хрущевскую оттепель, и в брежневский застой. В Никольском, Ястребовке, Головище церкви были полностью разрушены. В Бараново, Средних Апочках использовались под склады.
Попытки сравнять с землей и наш храм предпринимались неоднократно. Когда в Кунье в разведку приехали эксперты по разрушению церквей, они не смогли попасть вовнутрь храма. Женщина, у которой хранились ключи от увесистого замка, убежала от непрошенных гостей огородами. Одна бабушка помнит, как ее отец вынимал из-под матраца, припрятанные на черный день, деньги для уплаты взятки очередным «идейным борцам» с религиозным мракобесием.
Рассказывают, что ктитор нашей церкви Егор Федосеевич Игнатов (из хутора Игнатов) за отказ публично снять с себя свои церковные обязанности и отречься от Христа, отправился на Соловки. Вместе с ним в Соловецкий Лагерь Особого Назначения (СЛОН) конвоировали и его сыновей. Сыновья из заключения уже не вернулись. Егор Федосеевич выжил в лагере, но возвратиться в родной хутор тоже не смог. После повального «раскулачивания» этот населенный пункт попросту прекратил существование. Жили в Игнатове богобоязненные и работящие люди. Лень считали страшным грехом. Несмотря на отсутствие в хуторе колодца, не унывали. Воду привозили из Кунье, крепко держались за землю, трудились в поте лица и спали на кулаках. Так что, можно сказать, что в кулаки их записали справедливо. Избежать ареста и ссылки удалось лишь нескольким хуторянам, которые заблаговременно сменили место жительства.
Егор Федосеевич после отбытия срока наказания нашел приют у родственников в Федосеевке. Там он и умер несколько месяцев спустя.
В 1929 году был судим за невыполнение хлебозаготовок и священник Покровского храма в селе Кунье иерей Петр Дагаев. Он был лишен всего имущества, но остался на свободе. В конце года он вышел на покой и поселился у дочери в Старом Осколе. А в апреле 1930 года священномученик Онуфрий (Гагалюк), в ту пору епископ Старооскольский, назначил его настоятелем в село Архангельское Бабро-Дворского района. В декабре отца Петра судили повторно. Его объявили организатором контрреволюционной группировки, агитировавшей против колхозного движения, признали виновным по статье 58 УК и сослали в северные края на три года. О том вернулся ли престарелый священник из этой ссылки, у нас не имеется сведений. В 1992 году он и все, кто проходил с отцом Петром по одному делу, были признаны безвинно пострадавшими и реабилитированы. /14/.
Незадолго до начала Великой Отечественной войны Покровская церковь в селе Кунье была закрыта. Можно даже указать точную дату этого печального события — 20 мая 1940 года. В тот день Исполнительный комитет Курского облсовета депутатов трудящихся подписал «смертный приговор» сразу 11 храмам, находившимся в разных районах Курской области. А всего в 86-ти районах, на которые делилась область, в 1940 г. и первой половине 1941 г. власти закрыли 248 церквей.
а) Никольское.
«Если верующих нет, то кто же жалуется в Верховный Совет?»
Село Кунье в ту пору относилось к Ястребовскому району, на территории которого до революции было 12 храмов. К 1939 году 8 из них уже были официально закрыты и использовались под различные хознужды: склады, мастерские МТС и автоколонну. А четыре церкви (барановская, куньевская, никольская и репецкая) в отчетах районного начальства перед областным проходили как «бездействующие». Богослужения в них не совершались, в связи с отсутствием священников. Сами храмы были завалены зерном. Но официального решения об их закрытии не существовало. Все-таки они считались молитвенными зданиями, которые временно используются не по назначению. И в каждом из этих сел были люди, которые не просто ждали, но и приближали час возрождения нормальной церковной жизни. Хотя представители местной советской власти пытались убедить вышестоящие инстанции и самих себя в том, что церковные общины по всему Ястребовскому району распались.
Особенно отличился в те годы секретарь Ястребовского Райисполкома Помельников, человек напористый и малограмотный. В его эпистолярном наследии частенько встречаются грамматические шедевры, типа слова «кумпола» и несогласовка частей речи, вроде: «община верующих нарушило». Помельников лично объезжал готовящиеся к закрытию храмы — агитировал, критиковал, запугивал. Словом, оказывал давление на местное население. Редкий советский руководитель проявлял такую настойчивость в истреблении храмов. Руководство области вынуждено было сдерживать антирелигиозный пыл районного начальства.
Летом 1938 года на заседаниях Президиума Ястребовского Райисполкома рассматривался вопрос «о нежелании верующих Куньевского, Барановского, Никольского и Репецкого сельсоветов использовать для удовлетворения религиозных потребностей здания и имущества церквей». Выписки из протоколов этих заседаний были отправлены в Исполком Облсовета с просьбой о закрытии храмов и их последующей передаче «на культурные цели». Член Президиума Облисполкома Чеботарев, исполнявший обязанности секретаря, ответил на прошение Ястребовского РИКа таким письмом:
«Ходатайство Президиума Ястребовского райисполкома о закрытии церквей в Кунье, Бараново, Никольском и Репце утверждено Президиумом облисполкома быть не может по следующим мотивам:
1. В деле имеются справки сельсоветов, что религиозных общин нет, а кто же жалуется в Президиум Верховного Совета РСФСР, если религиозная община распалась?
2. По Никольской церкви в постановлении Президиума РИКа говорится, что церковный совет отказывается от ремонта церкви, а в жалобе, поступившей через Президиум Верховного Совета РСФСР, говорится, что церковный совет не допустили производить ремонт, а также аналогичные просьбы и по остальным церквям. Поэтому Облисполком рекомендует провести политико-массовую разъяснительную работу среди трудящегося населения с тем расчетом, чтобы трудящиеся дали подписку на закрытие выше указанных церквей…»
Область требовала, чтобы в результате агитации свою подпись под ходатайством о закрытии церкви поставило не менее 75% взрослого населения сел. Как шел сбор подписей, не трудно догадаться. Но в делах по этим церквям списков нет. За то имеются жалобы верующих в Верховный Совет РСФСР на незаконные и грубые действия местных властей. Не менее трех писем отправили в Кремль члены «двадцатки» Никольской церкви. А до этого трижды и безуспешно никольцы жаловались в Курский облсовет. В своей жалобе они описывали некоторые подробности захвата храма властями.
В 1938 году власть имущие приказали ктитору церкви Анне Григорьевне Турбиной открыть храм, объяснив ей, что властям необходимо провести проверку молитвенного здания. В храме гости потребовали у Турбиной ключи. Та отказалась подчиниться требованию без согласия всего церковного совета. Тогда председатель сельского совета вытолкал женщину из храма и замкнул двери своими замками. А церковные замки и ключи остались у ктитора. С этого момента верующих уже в храм не пускали.
Церковную общину обвиняли в том, что она отказалась делать ремонт. А церковная община жаловалась, что ей не дают приступить к ремонту.
«Это ли не является извращением революционной законности? – взывали никольцы к большевицкой совести властей. – Община верующих возмущена такой несправедливостью… Мы вынуждены обратиться к Высшей Власти с просьбой передать церковь нам. Ставим вас в известность, что наша церковь никакой опасностью не угрожает, так как она кирпичная и еще новая. А от ремонта мы не отказываемся и обязуемся выполнить его полностью. Просим предоставить нам право использовать церковь для служения в таковой… За что будем вам очень благодарны. О результатах сообщите на имя ктитора церковного совета Турбину Анну Григорьевну».
4 сентября 1938 года тов. Петренко, зам. Управляющего Делами Президиума Верховного Совета РСФСР, попросил Курский облисполком проверить жалобу ктитора Турбиной «по существу» и «принять меры к установлению законного порядка».
16 мая 1939 года Секретариат Президиума Верховного Совета РСФСР напомнил Курскому исполкому о своей просьбе, «в связи с вновь поступившей жалобой». А 5 октября ему вновь пришлось просить курскую власть «ускорить рассмотрение жалобы», вторично направленной. Курск ускорил… закрытие.
Свято-Никольский храм в селе Никольское был закрыт по решению облисполкома 25 июля 1940 года.
Но и закрытые церкви зачастую превращались в яблоки раздора. Сельская и районная власти зачастую имели на них разные виды. Претендовало на церковные здания и руководство колхозов. Поэтому соискатели церковного наследства за соломоновым решением обращались в область. А председатель Никольского сельского совета М. Фомин через месяц после закрытия местной церкви направил свое ходатайство о переоборудовании молитвенного здания под клуб в Президиум Верховного Совета РСФСР.
б) Бараново.
Храм закрыт «по техническим причинам».
Жаловались в Верховный Совет на произвол сельской и районной властей и жители села Бараново. В 1937 году они сами без всякого напоминания со стороны властей покрасили крышу своего храма, застеклили окна и вообще привели церковь в порядок. Вдруг 19 августа, в праздник Преображения Господня, колхозное начальство, не предупредив церковный совет, дало команду ссыпать в помещение храма зерно. В результате такой стремительной атаки многие вещи в церкви оказались засыпаны или сломаны. Вскоре окна вновь были разбиты, все в храме перевернуто вверх дном и исчезли всякие следы недавнего ремонта. Тут-то и нагрянула районная комиссия во главе с секретарем Помельниковым. По акту, составленному членами этой комиссии, Президиум Ястребовского РИКа, на котором верховодили Киреев и тот же Помельников, направил в область прошение о закрытии Барановской церкви и передаче ее для школьного строительства. Просители намеренно сгущали краски, чтобы произвести впечатление на областное руководство. «Вследствие отсутствия ремонта здание церкви пришло в непригодность для дальнейшего использования, — писали они, — крыша ржавлена, на перекрытии имеются затеки и трещины, штукатурка стен осыпалась. Церковь засыпается зерном. От ремонта община верующих отказалась».
Последнее утверждение было откровенной ложью. Церковный совет барановской церкви, обращаясь с жалобой в культовую комиссию Курского Облисполкома, указывал, что районная комиссия не захотела общаться с верующими, не приняла их заявления и вообще отнеслась к проверке пристрастно. Барановцы напоминали, что они и «без всякой комиссии производили ремонт». «И в настоящее время, если нам возвратят церковь, то мы не прочь сделать ремонт», — уверяли верующие. Под письмом подписались Прасковья и Павел Серях, Ирина Мелихова, Анна и Пелагея Овсянниковы, Екатерина Игнатова, Александр и Ульяна Селезневы, Ирина Денисова, Акулина, Марфа и Мария Лихачевы и председатель церковного совета С. Горохов.
А вот необходимого процента голосов за закрытие церкви в Бараново властям не удалось собрать. Налицо были незаконные действия РИКа. Тогда культовая комиссия облисполкома обратилась за юридической поддержкой к областной прокуратуре. Помощник облпрокурора Быкова подыграла Ястребовскому РИКу. Она заявила, что храм в Бараново закрыт на законных основаниях, так как его закрытие производилось не по решению граждан, а «по техническим причинам».
Однако Информационно-статистический отдел при Президиуме Верховного Совета РСФСР в начале 1939 года дважды попросил ускорить решение вопроса об освобождении церкви в селе Бараново из-под зерна и передаче ее верующим.
Сельские и районные власти продолжали утверждать, что барановская община верующих распалась, в разных документах указывая разное время: то с 1928 г., то с 1937 г. Заведующий общим отделом Курского облисполкома товарищ Ансон 22 мая 1940 года указал Ястребовскому РИКу на разногласия, имевшиеся в деле о закрытии барановского храма. Жалобы от «несуществующей» общины верующих продолжали поступать в Москву и Курск и в 1938 году, и в 1939 году. Тов. Ансон просил ястребовское руководство проверить имеющийся материал, выслать справку сельсовета с указанием, когда именно община верующих распалась. Только после этого ответственный советский работник обещал поставить вопрос о закрытии молитвенного здания на разрешение Облисполкома. На эти формальности Ястребовскому РИКу потребовалось менее трех месяцев. 14 августа 1940 года храм Тихвинской иконы Божией Матери в селе Бараново был закрыт по решению Исполкома Курского Облсовета. Вопрос этот внес член облисполкома тов. Селезнев. По его версии община верующих в Бараново распалась… в 1932 году.
Во время Великой Отечественной войны появились-таки те технические причины, по которым барановская церковь стала непригодной для богослужения. Виной тому пожар, выжегший весь интерьер храма.
Церковь намеренно или нечаянно подожгли пленные мадьяры, которых конвоиры определили туда на ночевку. Тушили пожар всем селом. Но уж больно далеко речка, откуда приходилось носить воду ведрами. Под шумок некоторые пленные разбежались по окрестностям. Наши солдаты их потом выловили по погребам и угнали на восток. Проявивших недовольство расстреляли у деревни Луги.
в) Кунье.
Использование церкви «на культурные цели».
Судя по косвенным данным, Покровский храм лишился священника в 1936 году. Кто в тот год служил в Кунье, нам неизвестно. Можно предположить, что священник был арестован (что вполне вероятно) или умер от старости и болезней (что менее вероятно).
Из членов церковного совета Покровского храма в селе Кунье районным властям удалось еще 30 августа 1938 года вытянуть подписку об отказе от ремонта церковного здания «из-за неимения церковных средств». История сохранила и имена подписавшихся. Это были Маклаков Иван Иванович, Сотникова Мария Михайловна, Дагаева Анна Антоновна, Косарева Анастасия Никитовна, Лихачева Ксения Стефановна и Анна Иосифовна (фамилия неразборчива).
Акт о техническом состоянии куньевской церкви составлял все тот же секретарь РИКа Помельников при участии райисполкомовского техника Маликова, председателя Куньевского сельсовета Панкова и зам. директора Куньевской начальной школы Афанасьевой, а так же представителя церковной общины Косаревой А.Н. Комиссия установила, что по стенам храма имеются трещины, штукатурка осыпалась, крыша заржавела, кирпич разложился, стекла наполовину побиты. Короче, без ремонта «здание церкви для пользования верующими непригодно». И ремонт этот надо сделать в месячный срок. А верующие честно признались, что за такой срок такой объем работы да еще в пору уборки урожая они выполнить не смогут. К тому же и средств для ремонта не имелось. По оценке райисполкомовского техника требовалось не менее 1 800 рублей.
Ястребовский РИК еще 15 июля 1938 года решил просить Облисполком передать церковное здание на строительство Неполной средней школы. Областной исполком дал добро лишь 20 мая 1940 года, передав церковь району «для использования на культурные цели».
Решение о закрытии церкви в селе Репец было вынесено властями три с половиной месяца спустя — 9 сентября. Таким образом, в 1940 году были закрыты все храмы Ястребовского района. /15/. В Ясеновском районе в том же году закрыли две церкви: в Роговом – 18 июля и в Кулевке – 19 августа. /16/. Последний храм Горшеченского района так же прекратил свое юридическое существование в 1940 году – 5 августа. Это была церковь во имя Казанской иконы Божией Матери в селе Ключ. /17/.
В 1942 году перед отступлением советской армии остававшимся в Кунье жителям показали документальный патриотический фильм, в котором солдаты противника были показаны настоящими зверями, не щадящими ни стариков, ни детей. Каково же было удивление куньевской детворы, когда в село приехал велосипедный отряд мадьяров и захватчики стали угощать детей шоколадками. Местные ребята предположили, что их хотят отравить, но сладкое угощение съели. Для взрослых оккупанты приготовили свои конфетки…
В годы Великой Отечественной войны на оккупированной немцами территории Курской области было открыто 332 храма. Оккупационные власти рассчитывали использовать «чувства верующих» для борьбы с Советской Россией. Однако, как заметил английский журналист А. Верт, православные «церкви стали центрами «русицизма» вопреки ожиданиям немцев, что церкви превратятся в очаги антисоветской пропаганды» /18 стр.417/. Русские женщины молились в открытых храмах не о победе немецкого оружия, а о здравии своих мужей и детей, воевавших в советской армии.
В число храмов, открытых в этот период, входил и куньевский. С той поры он уже не закрывался.
Говорят, что во дворе храма похоронен немецкий офицер, якобы убитый русским снайпером. Местные жители уверены, что он стал жертвой внутренних разборок. «Вредный этот офицер был, вот его и застрелили солдаты-мадьяры, которых он обижал».
Известно, что до 1946 года в Кунье служил протоиерей Всеволод Лебедев. Но был ли он здесь при немцах или получил назначении на куньевский приход позднее, пока не выяснено. Отец Всеволод был переведен в Крестовоздвиженский храм города Старый Оскол, где скончался 19 июля 1948 года.
Преемником отца Всеволода в Кунье стал священник Георгий Васильевич Евланников. Его жизненный путь, как и путь многих священнослужителей сталинского времени, был насыщен трагическими событиями.
В 1930-ые годы отец Георгий попал под суд. По свидетельству сына Сергея, священник с теплотой вспоминал о своих соузниках – старых революционерах. Они научились искусству выживания в тюремных условиях еще при царе и щедро делились опытом с жертвами нового режима, не взирая на их религиозные убеждения. Благодаря советам старых большевиков, отец Георгий выжил в заключении и вышел на свободу накануне Великой Отечественной войны. Однако подавляющее большинство церквей в стране к этому времени были закрыты или разрушены, служить в храме он не имел возможности. Чтобы как-то прокормить семью священник уехал искать работу на Донбасс. А в период оккупации он оказался в фашистском концентрационном лагере. Но и там Господь сохранил отца Георгия да еще и сподобил после освобождения вернуться к служению в Церкви. Священным саном он очень дорожил, что видно из дарственной надписи, сделанной обороте фотографии. Этот снимок отец Георгий подарил своему сыну Петру, так же ставшему священником. (Иерей Петр Евланников служил в Вознесенском храме в городе Старый Оскол и в Воронеже).
С 1946 по 1948 год священник Георгий Евланников был настоятелем Покровского храма в селе Кунье. Затем служил он в Репце, в Старом Осколе (в Александро-Невском храме) и, наконец, в Воронеже. Там он похоронен в 1961 году.
Отца Георгия сменил игумен Николай (Москаленко), который служил в Кунье почти четверть века (с 1948 по 1972 гг.). Говорят, до войны он подвизался где-то на Украине. Оказавшись в наших краях он поначалу служил в храме св. великомученика Димитрия Солунского в селе Репец. Жил там на квартире у бухгалтера колхоза Ивана Андреевича Шабалова. На лето переселялся в сарай. Туда к нему частенько захаживал на беседы сам председатель колхоза Иосиф Афанасьевич Бакланов.
Это был очень интересный человек. В свое время Иосиф взял себе в жены Александру дочь местного священника Василия Севастьяновича Алпеева. Все были против этого брака. И члены комсомольской ячейки, в которой состоял Иосиф, и отец избранницы. Батюшка с матушкой установили за дочерью круглосуточный контроль и никуда ее от себя не отпускали. Однажды во время церковной службы Александра, пожаловавшись маме на головокружение, вышла из храма и исчезла. К тому времени, когда отец Василий закончил литургию и собрался на поиски дочери, ему сообщили, что она уже обвенчалась с Иосифом в другом селе.
Отец Василий поначалу прервал с ослушниками всякое общение. Но затем, когда пошли внуки, смягчился, все простил и дал родительское благословение на семейную жизнь.
Родство с духовенством и участие в таинстве венчания негативно сказались на карьере молодого комсомольца Бакланова. На какое-то время он даже был вынужден уехать из родного села. Однако потом все улеглось.
Свой век Иосиф Афанасьевич и Александра Васильевна доживали в Кунье. Сюда их перевезла дочь Вера, в замужестве Еренкова. И в старости Иосиф не растерял нежных чувств и являл собой образец заботливого мужа. Вспоминают, как он прутиком отгонял от окошка расшумевшихся гусей, которые мешали отдыхать его супруге. В середине 1980-ых по соседству с четой Баклановых жил отец Ипполит (Халин). Дедушка Иосиф любил с ним разговаривать, так же, как и когда-то с отцом Николаем.
В Кунье игумен Николай квартировал у Николая Павловича и Агафьи Андреевны Чучуковых. Николай Павлович с 1946 года исполнял обязанности церковного старосты, пек просфоры и плотничал в храме. В 1955 году Н.П. Чучуков умер, и старостой стала его супруга. Баба Ганя (так ее называло большинство жителей села) оставалась на своем посту целых 23 года. Ездила в Курск с отчетами, выбивала у местных представителей советской власти разрешение на проведение ремонтных работ в церкви. На литургии читала «Апостола», если подходящего кандидата для чтения не находилось.
Игумен Николай, по свидетельству его современников, жил очень бедно. Личных вещей у него почти не было. Те, кто заходил к нему в келью, видели стол, кровать и много-много церковных книг и журналов. Эту литературу батюшка давал читать всем желающим. Умер он (от онкологического заболевания) в 1972 году и, по обычаю советского времени, был погребен на общем кладбище. Однако в 2000 году, по благословению митрополита Курского и Рыльского Ювеналия, останки бывшего настоятеля удалось перезахоронить. Теперь его могила находится там, где и должна быть могила священника — во дворе храма за алтарной стеной.
В приходском помянике есть имена не только почивших священнослужителей. Молимся мы и о упокоении чтеца Прокопия Васильевича, певчего Федора Андреевича Харыкина, алтарников Ивана Васильевича Рыкова и Ивана Давидовича Санькова, певчих сестер Елены Косаревой и Анны Косиновой. И многих других трудившихся и молившихся в Покровском храме. О каждом из них сохранилось совсем не много информации. К примеру, вспоминают, что чтец Прокопий был женат на дворянке, играл на скрипке, руководил церковным хором, тех, кто во время пения фальшивил, добродушно величал воронами. С теплотой вспоминают старожилы Марию Шестакову. Ее за тихую и праведную жизнь все в селе называли монашкой. В то время, когда в храме не совершалась служба и он использовался в качестве зерносклада, Мария сберегла от святотатцев и кощунников вышитую золотом плащаницу. Однако святотатцы последующих времен плащаницу эту все-таки похитили.
В 1940-1950-е годы приезжала в наш храм молиться монахиня Агния из Ржавца. Похоронена она на куньевском кладбище.
Двоих сыновей (двенадцати и тринадцати лет) похоронила в один день Елена Макаровна Косарева. Перед войной они с мужем жили на Донбассе. А когда супруг ушел на фронт, Елена с мальчиками вернулась в родное Кунье. Здесь ее дети решили поиграть с найденной гранатой, и нашли свою смерть. Их товарищ, третий участник смертельной игры, остался жив, но лишился глаза. Вскоре в дом Елены Макаровны пришло еще одно трагическое известие – погиб муж. Пережить горе этой женщине помогла только вера в Бога, служению Которому она и посвятила всю свою оставшуюся жизнь. Ее редкой красоты голос до сих пор вспоминают куньевские прихожане старшего поколения.
Хоть и проводила советская власть Алтарник Иван Васильевич Рыков и его супруга Евдокия Дмитриевна мероприятия по ликвидации безграмотности, в предвоенные годы одним из самых грамотных людей на селе был Иван Васильевич Рыков, закончивший еще при царе четыре класса церковно-приходской школы. Отличался он от других грамотеев и каллиграфическим почерком, за что и попал в секретари сельского совета. По словам внучки Галины, в период оккупации Иван Васильевич спрятал сельсоветовскую документацию и знамя. Об этом стало известно оккупантам. Трижды Рыкова выводили на расстрел, и трижды Господь миловал его. И душа в теле осталась, и знамя — под стрехой.
Уйдя на пенсию, Иван Васильевич смог больше времени посвящать церковным делам. Прислуживал батюшке в алтаре. Печалило Рыкова, что не все из шести его детей имели твердую веру. А старший сын и вовсе демонстративно подчеркивал свое неверие. Иван Васильевич ездил вразумлять сына, невзирая на то, что тот был уже взрослым человеком и занимал довольно ответственный пост – работал директором школы в Лукьяновке.
Отмечают, что в послевоенные годы в церковь ходило много мужиков. И вера их была не поверхностной, не показной, а искренней и глубокой. В это трудно сейчас поверить, но в храме нашем было два хора: мужской и сводный.
Жители села прилагали не мало сил для того, чтобы куньевский приход был живым организмом, способным противостоять вирусам безбожия. На скудные средства ухитрялись проводить добротные ремонтные работы. Матери и бабушки явно или тайно крестили своих новорожденных детей и внуков, невзирая на запреты. Приводили детей в храм на большие праздники, за что получали свою порцию гонений от партработников и советских педагогов. Вода смирения точила камень богоборчества. И в итоге многие из вчерашних гонителей оказались нынешними богомольцами.
Долгое время среди жителей окрестных сел сохранялась традиция приезжать в Кунье на церковные службы с вечера. Местные жители с готовностью предоставляли паломникам ночлег, даже если это были не их родственники или близкие. Считали так: раз приехал человек помолиться, значит, ничего плохого он причинить не может. Так что в большие праздники население Кунье значительно увеличивалось. Наибольшее число паломников, разумеется, приходило накануне Светлого Христова Воскресения.
Развитие транспорта и улучшение дорог значительно сократили расстояние между селами. Необходимость в ночевке отпала. И тем не менее почти угасшая традиция еще жива. Поддерживают ее «безлошадные» горожане и баба Маша из Ржавца. Несмотря на свои 84 года и сопутствующие такому возрасту болезни, она регулярно добирается рейсовым автобусом на вечерние службы. Путь от остановки до храма паломница проходит за полтора часа. В селе она ночует у знакомых. Утром исповедуется, причащается и с надеждой выглядывает на дорогу: не едет ли за ней сын на своей машине.
«Положение об управлении Русской Православной Церкви», принятое под нажимом светских властей в 1961 году, низводило священника со всем клиром до уровня обслуживающего персонала. Фактически устранив духовных лиц от управления приходом, власти стремились превратить их лишь в бесправных требоисполнителей. Вероятно, с этого времени высокие слова «служу Богу» в обиходе все чаще вытеснялись приниженным словосочетанием «работаю в церкви». Хватало примеров, когда приходские советы пытались пасти пастырей. Батюшек принимали на работу, увольняли, перегоняли с места на место, не позволяя завязаться теплым и доверительным отношениям между священником и прихожанами. И порой священник на приходе чувствовал себя не среди кротких овец, а в окружении хищных волков. Он совершал службу не благодаря помощи членов церковной двадцатки, а вопреки их действиям, используя плохое вино, экономя уголь и ладан, в давно неремонванном храме.
Такова была специфика хрущевских гонений на Церковь. Власти стремились разложить церковный организм изнутри, что называется, на клеточном уровне. Местные уполномоченные по делам религии зачастую утверждали в должности церковного старосты людей абсолютно не церковных и равнодушных к религиозным вопросам. При таком положении на приходах неизбежно возникали разногласия, а то и столкновения. Приходили в движение дремлющие в каждом из нас страсти. Распускались сплетни, плелись интриги. Любая попытка священника вмешаться в дела приходского управления рассматривалась, как превышение своих полномочий, каравшаяся переводом на другой приход, а то и вовсе запрещением в служении. Иные священнослужители проявляли слабость и не удерживались на подобающей духовному лицу высоте, другие становились жертвой злых языков. Все шло к тому, что в жизни советских людей все больше места занимал телевизор и вот-вот по нему должны были показать последнего попа.
Однако такая система церковного управления, закрепленная, кстати сказать, Уставом 1971 года, пришла к своему апогею (он же явился и кризисом) в период кардинальных изменений в сфере государственного управления. Новый Устав вернул к делам церковного управления тех, кто видит в приходе не только организацию, но и организм. Но вместе с правами на настоятелей обрушился груз хозяйственно-финансово-юридических обязанностей, требующих от священников колоссальных сил, умений и отнявших уйму времени.
Куньевскому приходу в определенном смысле повезло. Здесь люди неверующие в приходском совете никогда не играли первую скрипку. Наоборот, «титоры» и «титорихи» (так по-старинному называли у нас церковных старост, от слова «ктитор» — попечитель) душой болели за дела церковные.
В годы войны церковным старостой был избран Иван Климович Лихачев. В 1946 году его сменил Николай Павлович Чучуков. После смерти Чучукова в 1955 году старостой стала его супруга Агафья Андреевна. С 1978 года эти обязанности исполняла Анна Макаровна Косинова. В 1983 (или 1984 году) Анна Макаровна тяжело заболела и передала свои полномочия Зое Ефимовне Россохиной. А с 1985 года старостой была Александра Васильевна Агеева.
Сейчас официально председателем приходского совета является настоятель. А его заместителя иногда неофициально называют старостой. Уже много лет в Кунье этот пост занимает Раиса Егоровна Обухова. Себя она скромно именует «правой рукой батюшки».
В середине XIX века из Старого Оскола на Афон отправилась большая группа старооскольцев (17 человек). Был среди них и купеческий сын Иван Павлович Соломенцов — будущий иеросхимонах Иероним, духовник и восстановитель Свято-Пантелеимского монастыря.
Русские афониты не только молились за свою Родину, но и не порывали с ней эпистолярного общения. Старец Иероним присылал в Старый Оскол своим духовным чадам и родным письма с наставлениями и советами. Благочестивые старооскольцы старались поддержать далекий монастырь материально. Жертвовали, кто сколько мог. Афонские иноки в благодарность за заботу присылали иконы.
Иконы афонских мастеров сохранились в Александро-Невском соборе, Крестовоздвиженском, Ильинском и других старооскольских храмах. Есть такие иконы и в Кунье. Это образ Божией Матери «Иверский» и образ великомученика и целителя Пантелеимона. На оборотной стороне Иверской — надпись:
«Икона сия писана и освящена на святой горе Афонской в русском св. Великомученика и Целителя Пантелеимона монастыре, от коего послана в храм Покрова Пресвятой Богородицы в Кунью, в благословение христолюбивым людям, в благодатную помощь, покров и заступление всем с верою и любовию притекающим к Всеблагой Владычице мира и умиленно молящимся к Ней пред Пречистым Ея образом».
А на иконе св. Пантелеимона, помимо афонского автографа и капсулы с частичкой мощей святого, имеется еще и след от пули…
Наш храм неоднократно посещали воры, специализирующиеся на церковном антиквариате. Проникали и через дверь, и через окна. Правда, чаще всего они бывали разочарованы. Ни серебряных, ни золотых изделий в храме давным-давно нет. Они исчезли еще на заре советской власти после первой волны изъятия церковных ценностей. Икон, которые можно было бы переправить на заграничный аукцион, у нас тоже не имеется. Поэтому огорченные воришки тащили все, что блестит и все, что кажется старинным: металлические евхаристические сосуды, бумажные иконки в резных рамочках. Большинство из украденного мы потом находили на пустыре у храма. Чтобы не искушать неискушенных воришек, нам пришлось установить в церкви сигнализацию.
В народной памяти сохранилось множество поучительных историй о трагической судьбе тех, кто посягал на храмы Божии. И это не приходской фольклор, а факты церковной истории. Рассказывают и у нас об одном местном жителе, дерзнувшем выстрелить в икону великомученика и целителя Пантелеимона. Пуля попала в район правого глаза святого. Кощунник после своего «геройского» поступка разгуливал по селу и всем хвастался, что доказал главный постулат атеизма: Бога нет. «Если бы Он был, — заявлял стрелок, — то поразил бы меня на месте».
Но Господь давал время для покаяния. Вскоре дерзкий безбожник упал с лошади и больно ушиб на своем лице то место, которое повредил на иконописном лике. Однако это происшествие он счел случайностью. Прошло еще некоторое время. Однажды зимним вечером неисправимый кощунник возвращался в Кунье из Никольского по льду речки, поскользнулся, упал и не смог подняться. Впоследствии оказалось, что у него каким-то неведомым образом вывернулись кости ног из таза. Всю ночь он кричал нечеловеческим голосом, звал на помощь. Но люди из ближайших домов думали, что это воет какой-то дикий зверь.
В конце концов, бедолагу отыскали. От полученной травмы безбожник уже так и не поправился. Умер он без покаяния в страшных мучениях. Своей исковерканной жизнью практикующий атеист не доказал «истины» атеизма, а проиллюстрировал очевидные для любого христианина вещи. Тот, кто по своей воле отпадает от Жизнеподателя, лишается благодати и вместо вечной жизни наследует вечное умирание. По словам псалмопевца Давида, «убьет грешника зло» (Пс.33.22 ). Бог всегда желает спасения человеку и готов путем покаяния вернуть его к благодатному существованию. Но человек не всегда желает становиться на путь покаяния и порой выбирает сознательное служение злу, которое его в итоге и губит.
Видя этот пример перед своими глазами, многие местные жители получили на всю жизнь прививку от воинствующего атеизма.
В 1954 году после нового административно-территориального деления Кунье осталось в Курской области, а Старый Оскол оказался в новообразованной Белгородской. Немало было в селе недовольных таким разделением. Высказывались предложения провести границу областей по реке Оскол. Таким образом, Кунье могло отойти к Белгородской области. Однако парторга, озвучившего эту идею в высших партийных кругах Курска, скоропостижно сняли с должности и он вынужден был искать новую работу. Работа для него нашлась, как это не трудно догадаться, в Старом Осколе.
Процесс укрупнения населенных пунктов в СССР во второй половине XX века с одной стороны шел естественным образом, с другой – стимулировался властями. Люди тянулись к свету (в частности, электрическому), к радио, прочим благам цивилизации. Хотели, чтобы у них под воротами не лужи хлюпали, а лежал асфальт. Но у государства не было возможности сразу подтянуть линии электропередач и асфальтированные трассы к каждой на отшибе стоящей избе. Многие, не дождавшись прихода в дом «лампочки Ильича», принимали решение переселяться в более крупные и обустроенные села, поселки и города. Таким образом, с лица земли бесследно исчезали многочисленные приселки, выселки, хутора. Дети уезжали на учебу в город, да там и оставались. Мельчали села, не успевавшие за гонкой комфортизации. Уменьшалось население и в Кунье. Но виной тому не естественные миграционные процессы, а строительство Старооскольского водохранилища, которое нанесло сокрушительный удар по селу, отняв половину его территории. Куньевцам, чьи дома попадали в зону затопления, предложили переселиться в Старый Оскол, Губкин, Бараново или же на новое место в другой части села. Это было в середине 1970-ых годов.
В 1982 году было принято решение о закрытии восьмилетней школы в селе Кунье и о переводе учившихся в ней восемнадцати детей в среднюю школу села Бараново. А до Великой Отечественной войны в селе одних только первоклассников набиралось свыше пятидесяти человек.
Куньевский сельсовет сохранил свое название, но тоже переехал в Бараново. В прошлом здание сельсовета находилось неподалеку от церкви. Это был центр села. Но поскольку по проекту эта территория подлежала затоплению, сельсоветовцы эвакуировались. А вода пощадила не только церковь, но и значительную прибрежную территорию. Некоторые жители села впоследствии сетовали, что поспешили сорваться с насиженных мест и с досадой наблюдали, как побережье обживают члены дачного общества «Василек», работники Лебединского ГОКА — того предприятия, которому понадобился большой объем воды.
Вскоре Покровский храм оказался между селом и дачным поселком.
В настоящий момент дачных домиков в «Васильке» едва не больше, чем в Кунье. Но дачники, как выяснилось, крепче привязаны к земле, чем местные жители. Условно их можно разделить на две большие группы. В первую входят те, кто приезжает на дачу, чтобы как следует расслабиться, загореть, развлечься. Посещение богослужения в их развлекательную программу не вписывается. В другую группу входят дачники, которые приезжают на свой участок, чтобы как следует наработаться. Они под призывный звон колокола, не разгибая спины, интенсивно натирают себе трудовые мозоли. Им даже перекреститься некогда, не то что заглянуть в храм.
Впрочем, пятерых или даже семерых владельцев дач можно с полным правом считать прихожанами нашей церкви. Остальные любуются храмом издалека, искренне желая, чтобы он стоял долгие годы. Но для того, чтобы храм стоял, необходимо, чтобы мы в нем стояли. И не просто стояли, а молились, участвовали в таинствах церковных. Без молитвы и молящихся церковные здания перестают быть домами Божьими и превращаются при внешнем сохранении архитектурных форм в музеи, гаражи или зернохранилища.
К слову, зерно в нашем храме уже хранили. При частичном ремонте пола в районе свечного ящика мы вывезли несколько тележек овса, просыпавшегося когда-то сквозь щели меж досками.
В дачников превратились и некоторые выходцы из Кунье. Обосновавшись в Старом Осколе или Губкине, они после смерти родителей унаследовали их дома и участки и теперь относятся к этому наследству, как к даче.
Порой кажется, что в недалеком будущем все Кунье превратится в село дачного типа.
Уже завершили свой земной путь те, на ком держался наш приход в 1960-е — начале1980-ых годов. События этих лет мы восстанавливаем по нескольким документам, хранящимся в приходском архиве, и по сбивчивым рассказам старожилов.
Куньевцы заботились о храме. Многое по его ремонту делали своими руками. Для сложных видов работ привлекали специалистов со стороны. Летом 1979-го года фасад храма приводили в порядок два мастера из села Репец: Нефедов В.Н и Проскурин Н.П. В 1983 году крышу куньевского храма ремонтировал кровельщик Степан Леонтьевич Пика из Киева. Лето в том году выдалось жарким. И мастеру часто приходилось работать по ночам и утрам. В другое время суток раскаленное железо не позволяло на крыше ступить и шагу.
После смерти отца Николая до 1989 года ни один священник не задерживался в нашем храме на более-менее продолжительное время. Через каждые год-два прихожанам приходилось знакомиться с новым пастырем.
Лишь протоиерей Константин Золотопуп служил в Кунье относительно долго. Это было в конце 1970-ых – начале 1980-ых годов. Отец Константин был уже в годах, страдал астмой. Известно, что приехал он в наши края с Украины на время, да и задержался на четыре года. Когда состояние здоровья ухудшилось, вынужден был вернуться к родным.
В последующие годы служили в Кунье священники Геннадий Кутепов, Димитрий Сопин, еще несколько батюшек, временно командированных из других храмов.
В середине 1980-ых настоятелем Покровского храма в селе Кунье был ныне уже покойный архимандрит Ипполит (Халин), приобретший большую известность в свою бытность наместником Рыльской обители. Отец Ипполит вел жизнь, как и подобает монаху, тихую. Местным жителям он запомнился своею добротой и любовью к животным. Всех женщин называл матушками. Отказывался от помощи по хозяйству. Сам в полдень ходил на пастбище доить корову.
Об отце Ипполите после его смерти вышло уже несколько книг и брошюр, но ни в одной из них, к сожалению, факт служения им в Кунье не приводится. Афонский и Рыльский период в жизнеописании батюшки затмили собою время его пребывания на маленьком сельском приходе.
В одну пору куньевский приход имел репутацию ссыльного. Есть свидетельство, что однажды Курский архиерей, вразумляя одного проштрафившегося священника, пригрозил ему: «Смотри у меня, а то в Кунье сошлю».
К 1989 году наш храм в очередной раз оказался без настоятеля. Повсюду открывались новые приходы и священства катастрофически не хватало даже в больших городах и районных центрах. Чего уж тут говорить о «ссыльном приходе»?
Весной отчаявшиеся прихожане куньевского храма отправили письмо на имя владыки Ювеналия с просьбой прислать им священника. «Может какого-нибудь старенького, а то молодые не приживаются, — писали они. – Мы со своей стороны обещаем помогать, в чем можем, будущему священнику. Подходит Пасха, а у нас нет службы».
Владыка ответил: «К Вербному Воскресению батюшка у вас будет» и рукоположил к Покровскому храму села Кунье Романа Яковлевича Братчика, бывшего в диаконском сане всего одни сутки. От столь стремительного жизненного поворота отец Роман заболел и во время рукоположения едва не упал в обморок. Так что владыка, прежде чем отправить его на приход, еще раз осведомился, нет ли у новоиспеченного батюшки какой-нибудь нервной болезни. О том, что священническое служение требует крепких нервов, владыка Ювеналий знал не понаслышке.
Александра Васильевна Агеева, которая приняла на квартиру нового настоятеля, не скрывала своей радости. Особенно ее порадовало, что прислали священника старенького. Но каково же было удивление бабы Шуры, когда она узнала, что этому «старику» едва исполнилось сорок лет…
16 лет прослужил отец Роман в нашем храме. Время его служения стало, пожалуй, самой яркой главой в двухсотлетней истории Свято-Покровской церкви. В связи с потеплением церковно-государственных отношений у священства появились новые возможности и проповеди, и духовного руководства, и решения хозяйственных проблем. Батюшка (выпускник МГУ, с опытом научной работы и преподавательской деятельности) умело использовал их. Благодаря его трудам, велась не только ремонтная, но и строительная деятельность. Были построены каменная ограда, сторожка, подсобное помещение, реконструированы купола, благоустроен дом священника и многое-многое другое. Однако самое главное, что после встреч с отцом Романом многие становились всерьез на путь духовной жизни. Это касается не только жителей трех сел (Кунье, Ржавца и Никольского), составляющих основу нашего прихода. В годы служения батюшки сюда стали приезжать многие горожане из Старого Оскола и Губкина. И сейчас, когда протоиерей Роман Братчик служит в Успенском храме Курчатова, преподает в Курском Государственном Университете и Курской духовной семинарии, они не забывают куньевский Покровский храм. Храм, в котором впервые исповедовались, причастились Святых Христовых Тайн. В котором впервые в жизни ощутили удивительную близость к нам, грешным, Всемилостивого и человеколюбивого Бога, а так же заступничество и Покров Пресвятой Богородицы.
Отцу Роману удалось собрать настоящую христианскую общину, поскольку собирал он людей не вокруг своей личности, и даже не вокруг церковного здания, а вокруг Христа. В молодости биолог Братчик для научных целей ловил улиток на островах Дальнего Востока. А в сорок лет Господь сделал его «ловцом человеков». И души для Христа батюшка ловил и продолжает ловить, что называется, «на живца». Он никогда не снимает подрясник. И все на улице, на рынке, в госучреждениях видят, что перед ними священник. Хозяйственные, торговые, юридические отношения в этом случае зачастую оказываются лишь поводом для беседы о сокровенном.
Когда в Кунье кто-то говорит слово «батюшка» без приложения имени, скорее всего он имеет в виду отца Романа.
В годы настоятельства отца Романа доброй традицией куньевского прихода стали паломнические поездки по святым местам.
Ежегодно мы принимаем участие в знаменитом Крестном ходе с Курской иконой Божией Матери «Знамение». Малыми группами побывали на Валааме, в Дивеево, Санаксарах, Печорах, Почаеве, Киеве, Славяногорске, Дивногорье, Костомарово и многих других святых местах. С благословения духовенства Оптиной Пустыни разбивали в окрестностях этой знаменитой обители паломнический палаточный городок.
Значение паломнических путешествий для духовной жизни трудно переоценить. После них совершенно иначе воспринимаются и жития святых, и рассказы из церковной истории, и духовное наследие подвижников.
Уже будучи настоятелем храма в городе Курчатове, отец Роман организовал поездку на Святую землю, в которой приняли участие и куньевцы.
Есть у нас заветное желание побывать на Соловках, где в 1930-ые годы отбывал заключение ктитор куньевского храма Егор Федосеевич Игнатов, и на Афоне, откуда более сотни лет назад в дар нашей церкви были посланы несколько икон.
В настоящее время большое число прихожан нашего храма принимает участие в поездках по святым местам, организованных «паломнической службой» старооскольского строительного предприятия КМА ПЖС, дружбой с которым мы очень дорожим.
Поводом к посещению тех или иных обителей иногда становились поездки за частицами мощей. Таким образом, в нашем храме появились частицы мощей святителей Митрофана Воронежского, Тихона Задонского, Феофана Затворника Вышенского, св. великомученика и целителя Пантелеимона, св. братьев-бессребренников Косьмы и Дамиана Римских, преподобного Агапита и блаженного Феофила Киево-Печерских, преподобных старцев Оптинских, преподобномученика Игнатия Афонского, преподобных Александра Свирского и Феодора Санаксарского, праведного воина Феодора Ушакова. С благоговением храним мы частицы риз святителя Спиридона Тримифунтского и священномученика Владимира Киевского.
Наш в общем-то небольшой приход оказался кузницей студенческих кадров для Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета. Это в своем роде уникальное учебное заведение закончил Алексей Братчик, сын протоиерея Романа. На вступительные экзамены он уезжал из Кунье, а с дипломом возвращался уже в Курчатов.
В конце 1990-ых годов в наши края из Одессы на фестиваль поэзии и авторской песни «Оскольская лира» приехал рок-бард Максим Кряжевский. Приехал на несколько дней, да и обосновался здесь на несколько лет. Только не с той стороны Старооскольского водохранилища, где разбивали свой палаточный городок участники и гости фестиваля, а на противоположном берегу – в селе Кунье. Поначалу жил у настоятеля. Затем отшельничал в персональной усадебке с маленьким негазифицированным домиком и погребом, в котором в годы войны отсиживались дезертиры.
Немного раньше, чем у Максима, начался куньевский период у Дмитрия Дайбова. Он под псевдонимом Каннинг вел авторскую рубрику в газете «Вечерний Оскол». В коротких эссе на разные темы отражались этапы духовного поиска самого автора. После нескольких посещений куньевского храма Дмитрий здесь, по самоироничному определению, «завелся». Да еще не один, а вместе с мамой Людмилой Сергеевной.
Те несколько лет, которые Максим и Дмитрий стояли на клиросе в нашем храме, в богослужебном плане были самыми насыщенными. Службы совершались ежедневно от Пасхи до Троицы, а так весь Рождественский пост. В конце концов, оба певчих стали студентами ПСТГУ и перебрались в Москву.
Не так давно в Свято-Тихоновский университет поступили супруги Каримовы: Шодман (в крещении – Александр) и Наталья. На Вербное Воскресенье 2007 года в Знаменском Кафедральном Соборе города Курска студент второго курса ПСТГУ Каримов был рукоположен в священный сан диакона. Сейчас отец Александр проходит служение в Курчатове.
Продолжает учебу в ПСТГУ и нынешний настоятель Покровского храма. Поскольку, по меткому выражению одного из преподавателей, этот вуз заканчивают не самые умные, а самые смиренные, учиться отцу Владимиру еще долго.
«Современность быстро и подчас неожиданно для нас превращается в историю» /19.стр.4/. — заметил один современный архипастырь. Быстро и неожиданно стали частью истории и те два года, в которые мы по благословению архиепископа Курского и Рыльского Германа собирали сведения по истории Покровского храма, что в селе Кунье.
2 января 2005 года в Курчатове после тяжелой болезни (рака легких) отошел ко Господу протоиерей Георгий Нейфах. Незадолго до своей кончины отец Георгий рекомендовал владыке в качестве своего преемника в должности настоятеля Успенского храма кандидатуру протоиерея Романа Братчика из Кунье.
Они познакомились еще в годы студенчества. Оба (да еще вместе с будущими матушками) учились на биологическом факультете МГУ. Но по настоящему сошлись несколько позднее, когда воцерковляющийся Юрий приоткрыл для интересующегося восточными учениями Романа удивительный мир Православия. Тогда будущий священник Роман Братчик всерьез обдумывал поездку на Тибет в поисках гуру, но по совету Юрия Нейфах поехал в Псково-Печерский монастырь и нашел архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Было это в Прощеное Воскресенье. И чин прощения в монастыре, и личность отца Иоанна произвели на паломника (на тот момент, к слову, еще и некрещеного) очень сильное впечатление. Холодный и колючий взгляд восточного гуру не шел ни в какое сравнение с теплым и мягким взглядом мудрого православного старца. Молодой ученый общался с отцом Иоанном, все больше и больше укрепляясь в вере. Большое значение для него имели и встречи с архимандритом Павлом (Груздевым), служившим в селе Верхнее-Никульское, в пяти километрах от ученого городка, в котором жили и работали Братчики.
Перед рукоположением в священный сан и отец Роман и отец Георгий проходили послушание на одном и том же приходе – при Успенском храме села Успенка Касторенского района Курской области. Настоятелем этого храма был в ту пору протоиерей Владимир Волгин, ныне известный московский священник.
Отец Георгий неоднократно бывал в Кунье. Ежегодно он приезжал сюда на большое Соборование с участием нескольких священников, которое традиционно проводится в храме в один из дней Великого Поста. Отец Роман регулярно приезжал в Курчатов и был осведомлен о многих начинаниях отца Георгия. Эти поездки участились, когда отец Георгий окончательно слег.
Через 40 дней после его смерти архиепископ Герман подписал указ об освобождении протоиерея Романа Яковлевича Братчика от обязанностей настоятеля Покровского храма в селе Кунье и назначении на должность настоятеля Успенского храма в городе Курчатов. Отец Роман попросил у архипастыря благословения в ближайший воскресный день попрощаться с приходом, в котором прослужил без малого 16 лет. Прощальная литургия батюшки состоялась 13 февраля и совпала с празднованием Собора Новомучеников и Исповедников Российских. Дополнительный смысловой оттенок для всех молившихся на этой службе имели слова из апостольского чтения о том, что с любовью Божьей нас не разлучат ни скорбь, ни теснота, ни гонения… (Рим. 8.35). В прощальных речах чаще всего звучали слова святителя Иоанна Златоуста: «Слава Богу за все».
А на следующий день владыка Герман знакомился с кандидатом в священники для куньевского храма. Этим кандидатом был ваш покорный слуга.
Накануне Надежда Ивановна Ермак от лица всей приходской общины сделала мне предложение: «Володя, будьте нашим батюшкой» и благословила «Пряжевской» (Суджанской) иконой Божией Матери. А в праздник Входа Господня в Иерусалим, в который архиепископ Герман рукополагал меня в первую степень священства – в сан диакона – оригинал этой иконы прибыл на короткий срок в Курский Знаменский собор, где и происходило таинство.
После богослужебной практике в Курске и священнической хиротонии, состоявшейся на Троицу в Свято-Троицком женском монастыре, я вернулся в свой родной приход. Но уже не прихожанином, а настоятелем.
Мог ли я подумать о таком повороте событий, когда в середине 1990-ых годов, будучи корреспондентом одной из старооскольских газет, впервые приехал в Кунье писать очерк о сельском батюшке? Вот уж воистину, неисповедимы пути Господни.
Конечно же, я ощущаю себя недостойной заменой батюшки Романа и молитвенно прошу Господа, чтобы время моего настоятельства не стало печальной страницей в истории Покровского храма.
В 2009 году исполнится 200 лет со дня основания в селе Кунье Свято-Покровского каменного храма. По милости Божьей в годы гонений власти пощадили его, но не пощадило время. Процесс разрушения обгоняет скромные ремонтные возможности нашего прихода. Для проведения всех видов ремонтных работ не хватает специалистов, средств, опыта. Но самая насущная проблема, которая в холодное время года ощущается особенно остро, — это отсутствие в церкви эффективной системы отопления. Ее монтаж мог бы стать делом, достойным столь солидного юбилея.
1. Шамаев М. «Пора встряхнуться от спячки». // «Колхозное знамя». Газета. Орган Ястребовского Райкома ВКП (б) и Райисполкома. №50. 14 июня 1936 г.
2. Каунов С. «Мятежный край». // «Путь Октября». Газета. Орган Старооскольского Райкома ВКП(б) и Райисполкома. №228. 11 октября 1935 г.
3. Никулов А.П. «Оскольский край. Историческое исследование». Курск. 1997 г.
4. Хижняк А. «Приосколье». Воронеж. 1984 г.
5. Никулов А.П. «К вопросу о происхождении названий населенных пунктов Староосколья». // «Оскольский край». Научный альманах. Выпуск 1. Ст. Оскол. 2005 г.
6. СОКМ (Старооскольский краеведческий музей). КП 11937. «Книга церковная для регистрации браков села Бараново». 1839 г.
7. «Справочная книга о церквах, приходах и причтах Курской епархии за 1908 год». Курск. 1909г.
8. «Из истории монастырей и храмов Курского края». Под ред. Проф. Друговской А.Ю. Курск. 1998 г.
9. ГАКО (Государственный архив Курской области). Фонд 184. Опись 2. Дело 470. Ревизские сказки 1815 г.
10. ГАКО. Ф.20. Оп.3л. Д.144. Справочные листки на священнослужителей на букву «Д».
11. ГАКО. Ф.750. Оп. 2л. Д. 534. «Дело о назначении окончившего курс Курской Духовной Семинарии Иакова Петровича Дагаева священником к церкви с. Кунья Старооскольского уезда.
12. Раздорский А. «Архиереи Курского края». Курск. 2004.
13. ГАКО. Ф. Р-323. Оп.1. Д. 689. С протоколами заседаний по изъятию церковных ценностей по Старооскольскому уезду. Л.213.
14. УФСБ по Белгородской области. Архивное уголовное дело № 427-с.
15. ГАКО. Ф. Р-3322. Оп. 4. Ед. хр. 86. Закрытие храмов в Ястребовском районе.
16. ГАКО. Ф. Р-3322. Оп. 4. Ед. хр. 85. Закрытие храмов в Ясеновском районе.
17. ГАКО. Ф. Р-3322. Оп. 4. Ед. хр. 30. Закрытие храмов в Горшеченском районе.
18. Шкаровский М.В. «Нацистская Германия и Православная Церковь». М. 2002 г.
19. Митрополит Ювеналий (Поярков). «Памяти Бориса Николаевича Ельцына» // «Церковный вестник». № 9. 2007 г.
20. «Энциклопедический словарь». Издатели: Брокгауз Ф.А и Эфрон И.А. Том XVII. С-П. 1896 г.
21. «Полный церковно-славянский словарь». Под ред. Г. Дьяченко. М. 1993 г.
22. «Колхозное знамя». Газета. Орган Ястребовского Райкома ВКП(б) т Райисполкома. №№43-107. 17 мая -11 ноября 1936 г.
23. СОКМ. КП 10952. «Жизнь и труды православного архиепископа Онуфрия». /Машинопись/. Часть третья. Москва. 1952 г.
