Борис Емельянович Асадчих родился 10 марта 1923 года в городе Льгов Курской области, в семье служащего. Образование среднее. Многие годы жил в Москве. В 1940 году окончил школу и одновременно аэроклуб Осоавиахима. Затем по путёвке комсомола был направлен в Энгельсскую военную авиационную школу пилотов, которую окончил в 1942 году.
С июля 1942 года в действующей армии. Воевал на Сталинградском, Южном, 4-м Украинском и 3-м Белорусском фронтах.
К апрелю 1945 года командир эскадрильи 136-го Гвардейского штурмового авиационного полка (1-я Гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 1-я Воздушная армия, 3-й Белорусский фронт) Гвардии Капитан Б.Е. Асадчих совершил 166 боевых вылетов на штурмовку оборонительных сооружений, аэродромов, живой силы и техники противника. Особенно отличился в боях в Восточной Пруссии и при штурме Кёнигсберга (Калининград). Всего произвёл 186 успешных боевых вылетов. Уничтожил большое количество живой силы и техники врага, в воздушных боях сбил 2 вражеских самолёта. 29 июня 1945 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
После войны продолжал служить в ВВС. В 1952 году окончил Военно-Воздушную академию. С 1961 года Полковник Б.Е. Асадчих — в запасе. Жил в Москве, работал на машиностроительном заводе. Награждён орденами Ленина, Красного Знамени (дважды), Александра Невского, Отечественной войны 1-й степени (дважды), Красной Звезды, медалями. Умер 21 Апреля 1992 года.
____________________________________
Полковник запаса Борис Емельянович Асадчих неторопливо вынул из папки обветшавшую от времени авиационную газету, развернул её. В глаза бросился заголовок объёмной статьи: «Дивизия ажурной работы».
— О наших боевых вылетах в Белоруссии, — пояснил он — Однако слава Гвардейцев родилась ещё в небе Сталинграда. Там и начинался наш боевой путь…
Они прилетели в район Сталинграда в самое трудное время — шёл июль 1942 года. 8-я Воздушная армия, которая прикрывала это направление, не насчитывала и 150 самолётов. Многократному преимуществу врагов в технике советские лётчики противопоставили мужество, мастерство, неутомимую боевую работу: 3 вылета в день — минимум, 5 — норма.
Героический тыл всемерно помогал фронту. В последнюю декаду июля и в начале Августа авиационные полки стали прибывать под Сталинград один за другим. Ко Дню Воздушного Флота в распоряжении командующего 8-й Воздушной армией Генерала Т.Т. Хрюкина уже имелось без малого 500 боевых машин. И всё бы хорошо, но пилотировали эти машины в основном молодые лётчики.
Сержант Асадчих, например, до прибытия на фронт умел на штурмовике Ил-2 только взлетать и садиться. Не выше был уровень боевой выучки и у других лётчиков. Воевать им предстояло ещё научиться. Это хорошо понимали и командарм и комдив С.Д. Прутков, и командир полка Л.К. Чумаченко. Вот почему они не сразу бросили необстрелянных воинов в пекло — дали осмотреться: показали наиболее характерные ориентиры в районе Сталинграда, особое внимание уделили практике бомбометания. Бомбардировщиков всё ещё не хватало. Нарком предписывал вместо них шире использовать штурмовики.
Да, в очень трудное время началась боевая биография московского комсомольца Бориса Асадчих. Но он не дрогнул ни в первом боевом вылете, ни в последнем, 186-м. Его «крёстным отцом» в небе Сталинграда стал неутомимый и хладнокровный Майор Чумаченко.
— Главное, — говорил он сержантам перед их первым боевым вылетом, — держать ушки топориком. В ведущего зубами вцепись, но о визуальной ориентировке не забывай. Вот так. Столб дыма над Волгой засекли? Правильно, баржа горит. От неё до аэродрома рукой подать…
Потом был вылет. Удар наносили по танкам на марше. Чумаченко удачно построил маневр, точно прицелился. Не сплоховали и сержанты. Бомбы взорвались в гуще колонны. Однако сколько ни маневрировал ведущий после бомбометания, встречи с зенитным снарядом избежать не удалось. С остановившимся мотором боевая машина пошла в сторону Дона.
Как заворожённый смотрел сержант Асадчих на повреждённый штурмовик. Но его оцепенение длилось мгновения. «Надо спасать командира, — пронеслось в голове. — А как?» Внезапно машину сержанта рывком бросило вверх, накренило. Когда она выровнялась, самолёта Чумаченко рядом не было.
Что делать? Куда лететь? Асадчих лихорадочно шарил взглядом по приборной доске. Хорошо, что винтомоторная группа работает исправно. Слушается штурмовик рулей. Где же остальные лётчики группы? Нет их, остался один!
Впереди отчётливо вырисовывался густой столб дыма. Неужели самолёт командира? Нет, это баржа! Ориентировка восстановлена. Посадку Борис Асадчих совершил на своём аэродроме.
Скоро вернулся и Чумаченко. Правда, не на штурмовике, а на У-2, лётчик которого вывез его с места вынужденной посадки. Майор, будто ничего и не случилось, тепло поздравил Асадчих с боевым крещением, скупо похвалил за то, что действовал сержант в сложной обстановке как надо.
— Перевалишь за десяток вылетов, — деловито предсказал он, — жить и воевать будешь.
Асадчих дотянул до 10-го боевого вылета. Но к тому времени в полку осталось только 2 исправных самолёта — его и Майора Сушинина. Не лучше было положение и у соседей. Парой они в составе трёх шестёрок — всё, что осталось от двух штурмовых авиационных дивизий — наносили бомбовый удар по вражеским танкам, которые заправлялись горючим у посёлка Плодовитое.
— Что там творилось! — говорит Борис Емельянович. — Вспомнить страшно. Казалось, «Эрликоны» стенку из металла перед самолётом поставили. После первого захода от нашей шестёрки осталась ровно половина. Зенитки почти одновременно сбили Майора Сушинина, моего одногодка Сашу Баранова и ещё одного лётчика из соседней дивизии. Но досталось и вражеским танкистам — на заправочной площадке в овраге вспыхнуло несколько пожаров. На втором заходе бросаю штурмовик на зенитную батарею, жму на гашетки. Выход из атаки. Удар. Вспышка. Жгучая боль в шее. Еле перетянул линию фронта, приземлился «на живот»…
В полк Асадчих возвращался через Сталинград. С перебинтованной шеей, в прожжённой гимнастёрке, он угрюмо рассматривал руины города и почти не верил тому, что в этих руинах мужественно сражаются защитники волжской твердыни. «Ты должен прикрывать их с неба, — мысленно говорил Асадчих себе и тут же задавал вопрос: — Но чем? Где взять штурмовики? Теперь в полку все, кто может двигаться, стали «безлошадными».
К счастью, так длилось недолго. Вскоре стали поступать новые самолёты. Получение этих машин совпало с вручением орденов. На гимнастёрке сержанта Асадчих засверкал орден Красной Звезды. В одной шеренге с ним стояли Сергей Макеев и Леонид Беда, прибывшие на пополнение. Не знал в те минуты Борис, что через несколько дней при защите этих ребят в воздушном бою он будет вторично сбит и потеряет зубы. За неделю, которую он проведёт в медсанбате, его успеют исключить из списков полка как погибшего при выполнении боевого задания.
— Кто возвратился с того света, — шутили потом однополчане, — тот жить будет долго — долго.
— Согласен до вылетов на Берлин дожить, — подхватывал Асадчих тон друзей, — до полёта над Красной площадью в день победы…
Линия фронта под Сталинградом стабилизировалась. Потом грянул небывалый артиллерийский залп. Начался разгром немецких войск на берегах Волги.
— Итоги Сталинградской битвы, — улыбка трогает лицо Бориса Емельяновича, — известны, они вошли в мировую историю. Добавлю к этому, что наш 505-й штурмовой авиаполк стал 75-м Гвардейским Сталинградским…
О своём личном вкладе в победу на Волге он не говорит, очевидно, считает его слишком скромным: 25 боевых вылетов и 2 ранения. Но для 19-летнего парня это не так уж и мало. Он стал командиром звена, получил офицерское звание, начал летать во главе группы.
— Всё это так, — кивает Борис Емельянович, — но я под Сталинградом потерял 2 самолёта. А сколько друзей — товарищей погибло…
В его голосе звучит горечь. Сколько лет прошло, а память по-прежнему бережно хранит события военных лет. Он безошибочно называет аэродромы и посадочные площадки, места, где пролегали боевые маршруты, находит тёплые слова для каждого живого и погибшего однополчанина. И в этом ряду, словно человек, стоит боевой самолёт — штурмовик Ил-2.
— В небе Сталинграда, — вспоминает Борис Емельянович, — он был и штурмовиком, и бомбардировщиком, и воздушным разведчиком, и, если хотите, истребителем. Немцы его называли «чёрной смертью». Мы любили его за живучесть. Однажды на самолёте Леонида Беды насчитали 350 пробоин! После этого вылета в полку родилась присказка: «Из боя «Ил» доставит на честном слове и на одном крыле».
Универсальное использование Ил-2 в небе над Волгой было не от хорошей жизни. Боевых самолётов не хватало. Но когда началось наступление, «летающий танк» — таким было основное предназначение штурмовика — стал прокладывать дорогу наземным войскам.
— Стригли с огоньком до земли, — вспоминает ветеран, — но не забывали и знаменитый сталинградский круг.
Здесь, по-видимому, необходимо сделать небольшое отступление, пояснить, что такое сталинградский круг. Речь идет о своеобразном построении боевого порядка штурмовиков при нанесении удара по наземной цели. Они вытягивались в цепочку — круг, где каждый лётчик защищал заднюю полусферу впереди летящей машины. Особенно важно это было при входе в атаку и выходе из неё, когда одиночный самолёт практически становился беззащитным.
За Сталинградом последовали Миус — фронт, освобождение Крыма. Какие только задания не приходилось выполнять Борису Асадчих! Удары по переднему краю и воздушная разведка, штурмовка аэродромов и воздушные бои с бомбардировщиками… За ним утвердилась репутация надёжного ведущего группы. Последнее обстоятельство, очевидно, и определило перевод Асадчих в соседний полк на должность заместителя командира эскадрильи.
— Не журись, Боря, — хлопнул его по плечу при прощании Леонид Беда. — Дивизия у нас одна, наша 1-я Сталинградская. Работы всем хватит.
Будущий дважды Герой Советского Союза Леонид Беда был прав. Чего-чего, а работы полкам дивизии хватало. Командарм Хрюкин всегда её держал на острие главного удара.
— Сталинградцы, вперёд ! — гремело в эфире, и лётчики — сталинградцы творили чудеса храбрости и героизма, показывая отточенную боевую выучку, тактическое мастерство.
Так было и при налёте на аэродром «Шестая верста». Взлетели ещё в сумерках. Группу вёл командир полка. Большую часть маршрута шли над слоем тумана, который плотно укрыл Крымскую землю. И всё-таки сталинградцы точно вышли на цель, которая была как на ладони. Шесть вражеских бомбардировщиков после первой же атаки превратились в огромные костры.
Однако пока штурмовики готовились ко второму заходу, в воздухе откуда — то взялись «Мессеры». Один из них выскочил перед штурмовиком Асадчих на встречно — пересекающемся курсе.
— Попался, фашист, — произнёс Борис и, довернув боевую машину навстречу «Мессеру», ударил из всех стволов.
Немец, очевидно, не ждал такой реакции от советского лётчика, на какое — то время растерялся. Это ему и стоило жизни.
Затем начался штурм Севастополя. Как сообщили разведчики, подходы к бухтам, Сапун-горе прикрывали 32 зенитные батареи.
— Над Сапун-горой, — вспоминает Борис Емельянович, — со мной произошёл удивительный случай: почти одновременно разорвались два снаряда — один над правой, а второй под левой плоскостью. Еле успел вывести штурмовик из штопора. Потом изменили тактику — сделали Сапун-гору своим щитом…
Из Крыма сталинградцы перелетели в Белоруссию. Приземлились в 12 км от линии фронта. И сразу же в бой, а точнее, на воздушную разведку. Операция «Багратион» была в полном разгаре. На стыке 2-го и 3-го Белорусских фронтов командиру полка Жихареву и заместителю комэска Асадчих удалось обнаружить в районе Шепелевичей более 100 танков и около 1000 автомобилей. Однако обстановка была настолько сложной и запутанной, что определить, чьи они, в первом вылете не удалось.
Всю ночь просидели в кабинах, а на рассвете снова вылет к Шепелевичам. Немцы встретили их трассами «Эрликонов».
— Сталинградцы, вперёд! — прозвучало в небе Белоруссии. Дивизия в полном составе нанесла удар по колонне, обнаруженной Жихаревым и Асадчих.
— Между прочим, — говорит Борис Емельянович, — все лётчики нашей дивизии в 1944 году получили звание почётного железнодорожника. За что такая честь? Спасли железную дорогу Орша — Борисов. Немцы, оставляя после себя выжженную зону, сконструировали специальные путеразрушители — гигантские плуги, под натиском которых шпалы ломались как спички. Так вот эти адские сооружения уничтожили мы, сталинградцы.
Борис Асадчих был одним из первых, кому доверили нанести удары по военным объектам в логове германского милитаризма — Восточной Пруссии. О его мастерстве говорит такая деталь. Именно ему поручили выполнить полёт за линию фронта с кинооператором Борисом Шером на борту.
Здесь, в Восточной Пруссии, он стал командиром эскадрильи 136-го Гвардейского штурмового авиаполка. Забот прибавилось. Дивизия по-прежнему находилась на острие удара. Командарм Хрюкин требовал от лётчиков производить штурмовку в полукилометре от наступающей советской пехоты. Тогда-то столичный журналист и назвал 1-ю Гвардейскую «дивизией ажурной работы».
Последние боевые вылеты гвардии капитан Асадчих выполнил в Восточной Пруссии. Они тоже были трудными. Так, 12 января 1945 года в «условиях низкой облачности и сильного тумана», как записано в наградном листе, его эскадрилья разгромила в районе Гумбиннена вражескую автоколонну, сожгла 15 автомашин. Через несколько дней в районе Гросс — Линденау эскадрилья Асадчих вывела из строя на аэродроме противника 7 самолётов. К двум орденам Красного Знамени, орденам Александра Невского и Красной Звезды, полученным при освобождении родной земли, добавился орден Отечественной войны 1-й степени.
— Но самые памятные вылеты, — признался Борис Емельянович, — были в Кёнигсберге. Дым, смрад поднимались на большую высоту, а бить приходилось иногда по окнам цитадели. Последний вылет совершил 3 мая 1945 года на укрепления врага, расположенные на косе Фришке — Нерунг.
Закончилась война. Героем Советского Союза Борис Емельянович Асадчих стал в конце июня 1945 года. Потом он учился в Военно-Воздушной академии. В 1961 году по состоянию здоровья ушёл в запас. Однако как только здоровье позволило, пошёл работать, стал начальником бюро рационализации и изобретений одного из заводов.