По количеству захоронений уже прославленных Русской Православной Церковью святых (215 человек) Бутовский полигон сопоставим разве что с Киево-Печерской лаврой. Этот рассказ об одном из них — отце Николае Голышеве.
Священномученик Николай родился 3 мая 1882 года в селе Губино Бронницкого уезда Московской губернии в благочестивой семье крестьянина Власия Голышева. Кроме Николая, в семье было ещё девять детей, шестеро из которых умерли в раннем возрасте.
После земской школы будущий мученик устроился работать конторщиком на фабрике, а в 1914 году был принят помощником бухгалтера в городскую управу, где и проработал до революции.
От природы Николай Власович был музыкально одарённым человеком. Сам выучился музыкальной грамоте, умел играть на скрипке и других музыкальных инструментах. Был незаурядным певцом и пел в величественном белом соборе г. Егорьевска вместе с известным басом Дормидонтом Михайловым.
5 ноября 1917 года он женился на Александре Сергеевне Ермолаевой, происходившей из мещан. Невеста была из простого, но уважаемого рода. Один из благочестивых предков Александры являлся старостой самой древней церкви г. Егорьевска — Георгиевского красного собора. В войну 1812 года он, опасаясь нападения бродивших в окрестностях городка французских мародёров, пытался спрятать чтимую икону святого великомученика Георгия Победоносца. Но ему во сне явился сам святой воин и успокоил, сказав, что в Егорьевск враги не придут. Так и вышло. История эта получила широкую известность.
Начиная с 1919 года, у Голышевых один за другим рождаются трое детей. Первая дочь, Татьяна, умерла в младенческом возрасте, но Вера и Сергей выжили, несмотря на лихолетье. В апреле 1920 года Николай Голышев был рукоположен в сан диакона к Успенскому собору города Егорьевска. Этот скупой факт говорит как минимум о мужестве этого человека. В то время священнослужителя мог убить без суда и следствия любой комиссар, любой проходящий через город красный отряд.
В 1929 году Голышев был рукоположен во священника и отправлен служить в Никольский храм села Николо-Крутины. На погосте Крутины уже в середине ХVI века стояла деревянная церковь во имя святителя Николая. Каменный храм был построен в 1859 году. Здесь и прослужил отец Николай до ареста.
3 февраля 1931 года он был арестован и обвинён в том, что ведёт антисоветскую агитацию, организовал вокруг себя группу… В вину, в частности, ставилось то, что он «с 9 марта в течение недели ходил по приходу якобы с молебствием, в то время как по церковным правилам в это время никаких хождений с молебствиями не полагалось, результатом чего начался массовый отлив крестьян из колхозов, так в одной только деревне Холмы вышли 40 хозяйств».
После ареста батюшку заключили в Бутырскую тюрьму. На вопросы следователя он ответил: «С политикой советской власти, являющейся безбожной, я расхожусь, но молюсь о том, чтобы Бог просветил её. По отношению к советской власти, которая поносит имя Божие, я являюсь её противником… В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю и показываю: никакой агитации против колхозного движения я не вёл, никаких провокационных слухов я не распространял. Виновным себя признаю в том, что в религиозном вопросе я являюсь противником советской власти. Ещё признаю себя виновным в том, что отказался подписать протокол описи имущества, а вместо подписи написал, что это есть гонение на меня как на священно-служителя».
И здесь вновь мы видим, как проступает сквозь эти строки характер отца Николая. Он был поразительно честным человеком. Тот, кто имеет детей и над кем зависал топор, знает, сколько душевных сил требует такая честность.
25 февраля 1931 года тройка ОГПУ приговорила отца Николая Голышева к пяти годам заключения в концлагерь в Сибири. Здесь он сильно подорвал своё здоровье, а по отбытии срока вернулся домой и продолжил служить. По словам одной прихожанки, бывшей в своё время в достаточно близких отношениях с семьёй отца Николая, батюшка много и долго молился у себя дома, стоя на коленях, с воздетыми руками. «Псалтырь не выходила из его рук», — вспоминает одна родственница отца Николая.
Батюшка очень любил церковную службу и порой даже в полном одиночестве совершал богослужения, за что нередко получал упрёки даже от своей матушки: «Зачем служить, если в храме никого нет?» — «Служить Богу — моя святая обязанность», — отвечал священник.
На праздники и во время постов, когда много людей приходило в храм, чтобы исповедоваться и причаститься Святых Христовых Тайн, отец Николай подолгу исповедовал прихожан после вечернего богослужения, а затем все пришедшие из дальних деревень могли найти ночлег в церковной сторожке, где жил сам батюшка. «Всех матушка накормит и приютит», — вспоминает одна прихожанка. Ещё рассказывают, что отец Николай сам косил траву одиноким престарелым женщинам. «Бывало, дашь ему рубль, а он его незаметно под скатерку положит», — рассказывает одна из тех, кто ещё помнит батюшку.
Эта нестяжательность отца Николая вызывала непонимание в семье: в те тяжёлые времена матушка была вынуждена закладывать свои вещи в торгсине. Но самое страшное было впереди. В конце 1930-х годов власти начали самое беспощадное гонение на Русскую Православную Церковь. В те годы Никольский храм села Николо-Крутины неоднократно подвергался разбойным нападениям безбожников. Отец Николай сам дежурил по ночам около храма и был свидетелем этих бесчинств.
Он пытался привлечь к ответственности хулиганов, но безуспешно. Властям не нравились его попытки защитить храм. В ноябре-декабре 1937 года следователи Егорьевского отделения НКВД допросили четырёх лжесвидетелей, которые дали необходимые показания против священника Николая Голышева.
Некий Воронов рассказал, что во время похорон его отца в марте 1937 года батюшка в проповеди сказал: «Ты, дедушка, отжил свой век, ты был не без греха, но ты веровал в Бога. Но не все такие, как ты, есть у тебя дети, которые другого духа, ну что же теперь делать, эти дети пошли не по твоим стопам».
Сестра Воронова, которая была председателем церковного совета, показала: «Я знаю Голышева как человека контрреволюционно настроенного. Он под прикрытием религии ведёт борьбу с советской властью. В 1936 году после обедни в церкви Голышев произносил проповеди среди посетителей церкви, призывал граждан уважать религию, говоря: “Нам, православным, надо подражать святым и православной вере, надо также соблюдать посты, они установлены Богом”».
В ночь под праздник Богоявления 19 января 1938 года батюшка был заключён в тюрьму города Егорьевска. 23 и 25 января был допрошен.
— Органы следствия располагают данными, подтверждёнными показаниями свидетелей, о том, что вы систематически занимаетесь клеветой на советскую власть, почему вы это скрываете? — спросил сотрудник НКВД.
— Клеветой на советскую власть я никогда нигде не занимался, — ответил батюшка.
— В октябре 1937 года при разговоре по вопросу обложения вас как служителя культа налогом вы делали клеветнические выпады в адрес советской власти, почему вы это скрываете?
— Клеветнических выпадов по отношению к советской власти я не делал.
— Следствие располагает данными о том, что на церковные праздники в 1937 году в церкви селения Бережки вы неоднократно обращались за денежной помощью к верующим и делали вместе с этим клеветнические выпады по адресу советской власти.
— За денежной помощью к верующим на праздники в церкви я действительно обращался, но клеветнические выпады по адресу советской власти не делал…
— Вы признаёте себя виновным в предъявленном вам обвинении?
— Нет, не признаю.
Через два дня после последнего допроса отец Николай смог передать своей семье записку. Вот её текст:
«Христос посреди нас! Здравствуйте, дорогая Шура и милые детки Верочка и Серёженька! Молю Бога о вашем благополучии. Я ожидаю этапа, до 4-го едва ли уцелею. На допросе был 3 раза: 23-го — один раз, и 25-го — 2 раза. Обвиняюсь по 58 ст., пункт 10 в том, что я в церкви просил у верующих помощи и клеветал на советскую власть; 2-е — говорил в церкви, чтобы не ходили в колхоз; 3-е — чтобы сплотились за храм и не шли бы за советскую власть.
Все обвинения я отрицал, кроме одного — что просил помощи. Но беда вся в том, что мне не верят, а верят моим предателям, а их много, как говорит следователь.
Относительно пищи обо мне не заботьтесь, хлеба дают 600 г, обед из двух блюд и чай 3 раза, сахару — 2 пилённых куска, заключённые довольны. Бельё тоже дают. Смущают немного сапоги, и то, если разрешат иголки, и те зашью. Забота о вас. У вас нет ничего. Слава Богу, что Верочка получила пенсию. Деньги мне больше не присылайте, а берегите себя, у вас нужды больше. А главное — будьте осторожны, потому что в тюрьме у нас сидят и женщины, и подростки, и старики. Храни вас Господь, мои дорогие, крепитесь и молитесь за меня, не поминайте меня лихом, потому что страдаем мы за мои грехи, а не за те обвинения, которые мне предъявляют. Простите меня Христа ради.
Иметь при себе у нас ничего не разрешается, кроме питания и белья. Деньги отбирают, но мы на них выписываем, что нам потребуется на питание. Я выписал 2 кило чёрного хлеба и 1 кило белого, которые у меня почти целы. Отца Андрея (вероятно, отца благочинного — авт.) видел на следствии. Глазами с ним поклонился, и больше ничего.
Целую вас и молю Бога, чтобы Он сохранил вас. Не забывайте Бога, Божию Матерь и святителя Николая, под покровительство св. Николая я вас отдаю. До гроба любящий вас папочка».
2 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила отца Николая к расстрелу. 17 февраля 1938 года он был расстрелян на полигоне Бутово под Москвой и погребён в общей безвестной могиле.
Священник Максим Максимов