Значенiе игръ въ достаточной степени обстоятельно выяснено въ капитальной книгѣ Е. А. Покровскаго «Дѣтскiя игры преимущественно русскiя, въ связи съ исторieй, этнографieй, педагогiей и гигiеной». Этнографическiй интересъ представляютъ игры въ силу того, что, какъ выразился Тайлоръ (Первобытная культура, пер. съ англiйск. Спб. 1872, т. I, стр. 67), «многiя изъ нихъ составляютъ лишь шуточныя подражанiя серьезному жизненному дѣлу: подобно тому, какъ дѣти новѣйшихъ цивилизованныхъ временъ играютъ въ обѣдъ, верховую ѣзду и хожденiе въ церковь, такъ главной забавой дикихъ дѣтей бываетъ подражанiе тѣмъ дѣламъ, которыми они будутъ заниматься серьезно нѣсколькими годами позднѣе».
Эти «шуточныя подражанiя серьезному жизненному дѣлу» оказываются весьма прочны, устойчивы, и продолжаютъ иногда жить долгое время послѣ того, какъ то, чему шуточнымъ подраженiемъ была игра, давно уже, отжило, вывелось изъ быта, и съ этой стороны игры представляютъ большой историко-этнографическiй интересъ. Игры, сопровождаемыя пѣснями, представляютъ особенно большой интересъ для историка литературы.
Хорическое дѣйство, хоровая пѣсня-игра — древнѣйшiй, доступный историко-сравнительному изученiю, типа произведенiй народно-поэтическаго творчества. Сочетанiе ритмованныхъ, орхестическихъ движенiй съ песней — музыкой и элементами слова, этотъ синкретизмъ — отличительная особенность первобытной поэзiи.
«Поэзiя некультурныхъ народовъ»,— говорить академикъ А. Н. Веселовскiй, «проявляется главнымъ образомъ въ формахъ хорическаго, игрового синкретизма» (Три главы изъ исторической поэтики Ж. М. Н. Пр. 1899, стр. 65). Аналогичныя явленiя наблюдаются и въ средѣ народностей культурныхъ. «Въ случаѣ совпаденiя, при отсутствiи возможности влiянiя одной сферы на другую, факты, намѣченные среди культурной народности, могутъ быть признаны за дѣйствительныя переживанiя болѣе древнихъ бытовыхъ отношенiй и въ свою очередь бросить свѣтъ на значенiе сотвѣтствующихъ формъ въ народности, остановившейся на болѣе раннихъ ступеняхъ развитiя. Чѣмъ болѣе такихъ сравненiй и совпаденiй и чѣмъ шире занимаемый ими районъ, тѣмъ прочнѣе выводы (Тамъ же, стр. 63-64). Хоровыя пѣсни-игры имѣли и имѣютъ мѣсто въ безыскусственной поэзiи разныхъ народностей. Въ основѣ ихъ — потребность «дать выходъ, облегченiе, выраженiе накопившейся физической и психической энергiи путемъ ритмически упорядоченныхъ звуковъ и движенiй» (Тамъ же, стр. 63). Съ теченiемъ времени пѣсня-игра развивается въ пѣсню-обрядъ, обрядъ переходить въ культъ; съ паденiемъ, устраненiемъ культа, обрядъ, удерживаясь, сохряняетъ память о культѣ, является переживанiемъ (Тамъ же, стр. 79). Дальнѣйшая исторiя обряда, когда пониманiе значенiя его утрачивается, низводитъ его опять на степень игры, забавы, развлеченiя, при чемъ и текстъ пѣсни и подробности дѣйства носятъ уже на себѣ слѣды влiянiя новѣйшихъ эпохъ, старые элементы перестают пониматься и повторяются лишь безсознательно или же вытѣсняются, уступая свое мѣсто элементамъ новымъ. Замѣчается паденiе народной символики, забвенiе истиннаго значенiя пѣсенныхъ символовъ (Срв. мою книгу «Матерiалы по этнографiи Курской губернiи» (Курскiй сборникъ, вып. III) ч. 2-я стр. 111). На этой именно степени развитiя, насколько мнѣ удалось наблюдать, и стоитъ въ настоящее время большая часть, такъ называемыхъ, обрядовыхъ и игорныхъ великорусскихъ пѣсенъ. Пѣсня-игра, въ которой изученiе открываетъ разрушенный древнiй обрядъ, имѣвшiй серьезное бытовое значенiе, связь съ культомъ и т. п., теперь продолжаетъ жить въ подновленной, искаженной форме, совершенно утративъ свое прежнее значенiе. Не отвѣчая уже серьезнымъ потребностямъ быта, эта пѣсня-игра перестаетъ интересовать взрослыхъ, остается достоянiемъ молодежи, подростковъ, дѣтей. Пѣсни и обряды встрѣчи весны «веснянки», превратились теперь въ детскiя пѣсенки въ роде:
которыя распѣваются (въ Курской губернiи) ребятишками, шлепающими по весеннимъ лужамъ съ «куликами» (печеными изъ тѣста фантастическими подобiями птицъ) въ рукахъ и т. п.
Обнародованныя записи русскихъ пѣсенъ-игръ немногочисленны. Такъ въ капитальномъ сборникѣ Шейна «Великоруссъ» въ особую группу «Дѣтскiя игры съ пѣсенными приговорами» выдѣлены только 18 №№ (Великоруссъ въ своихъ пѣсняхъ, обрядахъ, обычаяхъ и т. п. Томъ I, Сиб. 1900, стр. 45—52); въ сборнике Ефименка (Матерiалы по этнографiи рус. населенiя Архангельской губернiи, ч. 2-я: Народ. словесность М. 1878, стр. 124—130) записано всего 7 игръ: Царевъ сынъ, Не новъ монастырь становился, Барина женить, Дружина, Столбичекъ, Косая огорода, По горамъ ходить. Въ любопытномъ сборникѣ Иванова «Игры крестьянскихъ дѣтей въ Купянскомъ уѣздѣ» (Сборникъ Харьковскаго Ист. Филологич. Общества, т. 2-й Харьковъ. 1890), который по словамъ проф. Н. Ѳ. Сумцова въ предисловiи къ этому сборнику, «въ ряду другихъ сборниковъ такого рода выдается по полнотѣ и подробности въ описанiи игръ»,— въ группѣ «игры съ переговорами, припѣвками и пѣснями» помещено ]0 записей пѣсенъ-игръ (№№ 86—95).
Изъ села Ивни Обоянскаго уѣзда (Курской губер.) мнѣ пришлось получить (Отъ Е. И. Рѣзановой, мѣстной народной учительницы, обладающей значительнымъ собранiемъ этнографическихъ матерiаловъ, которые она постоянно увеличиваетъ (см. «Курскiй сборник» вып. 1-й и 3-й, гдѣ напечатана часть матерiаловъ г-жи Рѣзановой)) три записи пѣсенъ-игръ, текстъ которыхъ, записанный съ соблюденiемъ особенностей мѣстнаго говора, ниже и предлагается. Запись сдѣлана зимой 1902/3 года со словъ ивенской крестьянки, 14-лѣтней Фроси Нечаевой. Первая игра не имѣетъ названiя, вторая называется въ «Кострому»,— третья въ «Короля».
Исполненiе этихъ игръ не прiурочивается ни къ какому опредѣленному времени; «обыкновенно въ праздникъ, гдѣ-нибудь на выгонѣ или на улицѣ, на зеленой травкѣ, собираются дѣвушки-подростки, а иногда и парни, и то поютъ хоромъ, то играютъ въ разныя игры» (Сообщенiе Е. И. Рѣзановой),— къ числу которыхъ относятся и три слѣдующiя.
Образовавъ хороводъ, играющiе кружатся и поютъ:
Всѣ, держась за руки, становятся на колѣни.
Всѣ поднимаются на ноги.
Bсѣ начинаютъ креститься и кланяться. Потомъ снова берутся за руки, начинаютъ кружиться и поютъ:
Bсѣ останавливаются, начинаютъ бить въ ладоши, потомъ снова берутся за руки, кружатся и поютъ:
Bсѣ нагибаются и дѣлаютъ видъ, что жнутъ. Потомъ берутся за руки, кружатся и поютъ:
Bсѣ расходятся, останавливаются и поютъ:
Всѣ сходятся и «хвитъ» — игра считается оконченной.
Нѣсколько иначе исполняется хороводная пѣсня-игра «пиво», напечатанная графомъ Павловъ Шереметевымъ (Зимняя поѣздка въ Бѣлозерскiй край, М. 1902, стр. 131—132):
«Во время этой пѣсни всѣ дѣвицы и всѣ молодцы стоять въ двухъ рядахъ, образуя между собою улицу. При словѣ «раздеремся» они всѣ представляютъ дерущихся, а при словѣ «помиримся» — мирятся. Во время пѣнiя всѣхъ стиховъ, кромѣ двухъ первыхъ, они судорожно представляютъ больныхъ, а при словѣ «вотъ пошла встряхнулась, вотъ и сворохнулась» повертываются кругомъ и стоятъ попрежнему.
Ак. Веселовскiй относитъ игровую пѣсню «пиво» къ кругу обрядовыхъ по своей основѣ «аграрныхъ хоровыхъ игръ, привязанныхъ, къ круговороту земледѣльческаго года» (Три главы, Ж. М. Н. Пр. 1899 г. мартъ, стр. 93, 95).
Играюдщiя образуютъ хороводъ. Одна изъ нихъ, садится среди хоровода («у кругу») на землю, а другая ложится на землю возлѣ первой и кладетъ голову къ ней на колѣни, держа въ рукахъ палку, «замѣсть («Замѣсть» — вместо) свѣчки». Хороводъ тихо кружится вокругъ этихъ двухъ дѣвочекъ и поетъ:
Играющiя останавливаются и говорятъ:
— Здрастуй, «Кастрама»! Жива или нѣтъ?
— Причистить надо!— отвѣчаетъ дѣвочка, на колѣняхъ которой лежитъ «Кострома».
Хороводъ опять начинаетъ кружиться и пѣть:
и, остановившись, спрашиваетъ:
— Ну што, причистили?
— Причистили, ужо умерла!— отвѣчаетъ первая дѣвочка.
— Ну, умерла, дыкъ давайте iё несть!
«Вазьмуть iё за руки, за ноги, атнисутъ сажня три и бросють. Тогда уже она подхватываетца и бѣгить».
Послѣ этого игра считается оконченной.
Не въ такой сокращенной формѣ игра въ Кострому исполняется въ Щигров. у. Кур. губ. (Шейнъ, Великоруссъ, стр. 49—50). Здѣсь Кострома «въ городъ уѣхала», «обѣдаетъ», у Костромы «животъ заболѣлъ», она «при смерти», затѣмъ «за попами послали», «подъ образами лежитъ», «обмываютъ», «унесли на погостъ». Припѣвы и приговоры иные. Кострому хоронятъ, всѣ ложатся спать. Ночью Кострома встаетъ, и ударяя по нѣскольку разъ каждого изъ спящихъ, приговариваетъ: «пеките блины, поминайте Кострому». Спавшiе вскакиваютъ и разсказываютъ другъ другу: «А что я видѣлъ во снѣ! Кострома приходила и говорила: «пеките блины, поминайте Кострому». Всѣ идутъ на мѣсто погребенiя Костромы. Последняя вскакиваетъ и гоняется за всѣми, пока всѣхъ не переловитъ! Этимъ игра и кончается.
Срв. Сахаровъ. Ск. р. пар. т. П, Народные праздники и обычаи, стр. 90 (изд. 1849).
Покровскiй, Дѣтскiя игры, 1887 г. стр. 197—198. Шингаревъ, Дѣтская игра «Кострома» (запис. въ Воронежской губ. «Этногр. Обозр.», кн. XLIV, стр. 154—155).
Въ игрѣ «Кострома» проф. Владимiровъ усматривалъ переживанiе одного изъ дѣйствъ купальской обрядности (Владимiровъ, Введенiе въ исторiю русс. словесности. Кiевъ, 1896, стр. 102).
Играютъ «ребята и дѣвки», т. е. парни и дѣвушки.
Образуютъ хороводъ, среди котораго стоитъ «король» — «хоть малый, хоть дѣвка» — въ шапкѣ. Хороводъ «ходитъ кругомъ иво помаленьку» и поетъ:
«Король» снимаетъ шапку и кланяется на всѣ стороны.
При этихъ словахъ «король» подходить къ кому-нибудь изъ играющихъ — «хоть къ малому, хоть къ дѣвкѣ», цѣлуетъ его (или ее), надѣваетъ на него (или на нее) свою шапку и такимъ образомъ передаетъ ему свое королевское званiе. Новый «король» выходитъ въ средину круга, а прежнiй становится въ хороводь. Хороводъ опять начинаетъ тихо кружиться вокругъ «короля» и пѣть:
Играютъ такимъ образомъ до тѣхъ поръ, пока всѣ играющiе перебываютъ «королемъ».
Срв. игру «королекъ (король)» въ сборникѣ Иванова «Игры крестьян. дѣтей въ Купян, у.», стр. 74, № 90.
Подъ тѣмь жe именемъ «короля» извѣстны и иначе исполняющiяся игры: см. Шейнъ, Великоруссъ, стр. 46. Покровскiй, Дѣтскiя игры, стр. 203—204. Суховъ, Пѣсни и игры на «вечерянкахъ» въ с. Нижней Добринкѣ, Камышинскаго уѣзда, Саратовской губернiи (Этногр. Обозр., кн. XXI, стр. 163 — 4).
В формате PDF: Ссылка