Николай Островский. Как закалялась сталь (1973)

«Есть произведения литературы, которые никогда не будут забыты, сколько бы лет не прошло со времени их появления. Специалисты-критики продолжают спорить об этих книгах столь же ожесточенно, как если бы они были написаны только что и только что прочитаны. Тогда книга становится легендой.
Судьба романа Николая Островского «Как закалялась сталь» легендарна. И обычна. Как легендарна и обычна была человеческая судьба самого Островского, узнавшего при жизни славу «живого классика» и умершего от страшной, неизлечимой болезни совсем молодым — тридцати двух лет.
Суровая, жестокая и прекрасная это была жизнь. И ею жили миллионы комсомольцев и молодых, не обязательно по возрасту, а по ощущению мира, партийцев — подпольщиков, красных бойцов, комбедовцев, чоновцев. Для нас некоторые обиходные слова тех славных лет — первых лет революции, гражданской войны, пятилеток — звучат необычно, мы просим старших «расшифровать» по слогам эти слова. Как порой чрезмерными и даже ненужными кажутся нам невероятные лишения и жертвы, на которые люди 20-х годов шли добровольно, ни минуту не колеблясь.
Словно бы предвидя подобные недоуменные вопросы и сожаления, Николай Островский ответил на них в одной из бесед: писать он уже не мог, потому что был полностью парализован и слеп. В конце 1934 года Михаил Кольцов так написал об этом тогда еще малоизвестном авторе одной книги: «Николай Островский лежит на спине, плашмя, абсолютно неподвижно. Одеяло обернуто кругом длинного, тонкого, прямого столба его тела, как постоянный, неснимаемый футляр. Мумия. Но в мумии что-то живет. Да. Тонкие кисти рук — только кисти — чуть-чуть шевелятся… Живет и лицо. Страдания подсушили его черты, стерли краски, заострили углы… Голос спокоен, хотя и тих, но только изредка дрожит от утомления…» Ему было тогда 30 лет.
Так вот что сказал этот прикованный к постели, слепой, невыносимо страдающий человек в одной из бесед, будто обращаясь к нам и говоря от имени своего поколения: «Вы что же думаете, на нас солнце не светило или жизнь не казалась нам прекрасной, или для нас не было привлекательных девушек, когда мы носились по фронту и переживали боевые бури? В том-то и дело, что жизнь нас звала. Мы, может быть, больше других чувствовали ее очарование, но мы твердо знали, что самое главное сейчас — уничтожить классового врага и отстоять революцию!»
Вот эта непобедимая душевная сила бойца водила рукой Островского, когда он още мог писать, но уже не видел. Строчки сливались, вырезанный транспарант сбивался в сторону, и только великолепная память спасала от повторений… Рождалась повесть-документ, как называл ее сам автор, рождался роман, в котором главный герой не был выдуман, роман-исповедь, где каждое слово, каждая мысль — правда.
И сначала никому даже не пришло в голову при публикации или чтении назвать «Как закалялась сталь» романом. В те годы ни фурмановского «Чапаева», ни гайдаровскую «Школу», ни «По ту сторону» Виктора Кина никто не воспринимал как произведения художественной литературы. Разумеется, это не было проявлением неуважения к писательскому труду. Громадный интерес к литературе классической сочетался у читателей новой советской страны с твердым осознанием небывалости происходящего, стремлением как можно глубже продумать настоящее и выработать свое собственное отношение к недавнему прошлому, участниками и свидетелями которого они были сами. Потому-то на первых порах и Фурманов, и гимназист Борис Гориков, и Павка Корчагин (которые были не только образами автобиографическими, но в немалой степени и литературными) воспринимались, особенно молодежью, как старшие товарищи и сверстники в общей борьбе. Им стремились подражать, они становились друзьями, соратниками.
В сотенные очереди записывались читатели на роман Островского в библиотеках, и это тогда, когда о нем еще не было написано ни единого слова, когда книга вышла только одним единственным и очень небольшим тиражом. Шквал читательских писем буквально обрушился на редакцию журнала «Молодая гвардия». Писали бойцы и студенты, комсомольцы и партийцы, рабочие и представители молодой советской интеллигенции. В этой всенародной популярности было даже что-то загадочное, явно стихийное. Во всяком случае, почти три года при абсолютном равнодушии «серьезной» литературоведческой критики происходило небывалое явление: маленькая повесть «непрофессионала» неудержимо притягивала к себе читательские интересы миллионов людей, впервые, быть может, активно осознавших великую роль художественного слова…
После того, как в «Правде» был опубликован знаменитый очерк Михаила Кольцова, к Островскому приходит всесоюзная известность. Вскоре имя его становится легендарным и на Западе. В Сочи, где находился писатель, командируются корреспонденты зарубежных журналов, нередко только за тем, чтобы воочию убедиться, что «феномен Николая Островского» — вовсе не пропагандистская выдумка, а реально существующий человек.
Прошло четыре десятилетия. Тиражи двух романов Н. А. Островского («Как закалялась сталь» и «Рожденные бурей») давно уже превысили десятки миллионов экземпляров. И нет, пожалуй, человека, и не только в нашей стране, который бы не читал их. Имя Павки Корчагина стало нарицательным, оно стало символом революционного долга и чести, великого мужества, умения «жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой».
М. Бабаева»

Постановка: Г. Печников и И. Мироненко.

Действующие лица и исполнители:
От автора — Г. Печников
Павел — А. Хотченков
Жухрай — Ю. Лученко
Артём — Р. Костомаров
Шварковский — В. Колмыков
Тоня — Д. Осмоловская
Лещинский — Н. Каширин
Сухарько — П. Подъямпольский
Долинник — В. Полупарнев
Саломыга — Ю. Балмусов
Есаул — Н. Орлов
Рита — Т. Надеждина
Бутыляк — К. Устюгов
Хомутов — В. Миронов
Цветаев — Г. Корольков
Анатолий Степанович — С. Соколов
Нина Владимировна — В. Меньковская
Самохин — М. Логвинов
В эпизодах — артисты московских театров.