В начале января 1768 года в Ревель (ныне Таллинн) в обстановке строжайшей секретности был доставлен узник, именовавшийся как Андрей Враль, именем явно выдуманным. Везти его к месту заключения было предписано «секретно в закрытых санях, никому не показывать, разговоров с ним никаких не иметь, об имени и состоянии не спрашивать, и миновать Петербург как можно скорее».
Таинственный узник
По приезде таинственный узник был заточён в каземате башни Гросштанпорт, который более был похож на сырую каменную могилу размером два на три метра. Здесь ему предстояло провести, заживо погребённым в каменном гробе, долгие пять лет. Всё это время узника тщательно охраняли и никого к нему не допускали. Охране было строгонастрого запрещено разговаривать с заключенным. При попытке узника заговорить караульным было предписано вставить ему пыточный кляп, который для угрозы велено было держать на виду в каземате.
Императрица Екатерина II писала коменданту Ревеля, своему соотечественнику немцу Тизенгаузену: «У нас в крепкой клетке есть важная птичка. Береги, чтоб не улетела. Надеюсь, что не подведёшь себя под большой ответ. Народ очень почитает его исстари и привык считать своим. А он больше ничего, как превеликий плут и лицемер».
В свою очередь в Петербург ежемесячно посылались рапорты с донесением, что «известный арестант» содержится по инструкции и «ведёт себя тихо».
Однако подобные донесения совсем не успокаивали императрицу. Напротив, её ненависть к узнику только усиливались. Да, вдобавок к этому, народная молва стала разносить слухи об одном чудесном событии, связанным с Андреем Вралем. А рассказывали вот о чём. Находясь на пути в Ревель, ссыльный упросил охрану остановиться у ближайшей церкви для того, чтобы исповедоваться и причаститься.Как и был, в простой арестантской одежде, ссыльный прошёл в храм, прямо в алтарь. Вдруг присутствовавший в храме народ стал недоуменно перешёптываться и кивать в сторону Царских врат. Посмотрев туда, конвоиры оцепенели. Вместо арестанта Андрея Враля у престола причащался, как священнослужитель, человек в богатом, сверкающем золотом архиерейском облачении. Предупреждённые об опасном и хитром арестанте, конвойные не на шутку перепугались случившемуся и чуть было не бросились в алтарь, но вскоре успокоились, когда увидели вновь Андрея Враля в прежней арестантской одежде, направлявшегося к выходу. Слухи об этом чудесном происшествии императрицей Екатериной всерьёз не воспринимались, но беспокойство её только усиливалось, тем более что народ в молву о чуде верил и истолковывал происшествие как заступничество Божие за невинно осуждённого.
Преображение
С 1771 года Андрей Враль был фактически заживо погребён (поговаривали, что по высочайшему распоряжению из Петербурга) — дверь была заложена кирпичами, осталось только окошечко, в которое ему подавали пищу. Наконец узнику отказали в одежде и сносной пище.
Лишь только в предсмертный час в феврале 1772 года Екатерина II разрешила допустить к узнику священника, с которого было предписано взять подписку, что он ничего не расскажет впоследствии под страхом смерти. Священник терпеливо ждал, пока охранники очищали дверной проём от кирпичной кладки и с трудом пытались открыть тяжёлую железную дверь, не открывавшуюся более года. Когда, наконец, дверь со скрипом отворилась и на священника из каменного каземата пахнуло сыростью и холодом, он ступил внутрь. Через мгновение он в страхе выбежал из камеры. «Вы мне говорили, что надо исповедовать и приобщить преступника, а предо мною стоит на коленях архипастырь в полном облачении!» — почти кричал он. Через несколько минут, придя в себя, священник в сопровождении пристава снова вошёл в каземат. На койке лежал арестант. Он приподнялся и сказал духовнику: «Сын мой, пред тобою не митрополит, а недостойный раб, идущий отдать отчёт Господу Богу в своей жизни. Виденное тобою чудо есть знамение Господне неизреченной милости Божией: это значит, что душа моя скоро отлетит от скорбного тела». Напутствовав страдальца, священник попросил у него благословения себе. Умирающий дал ему на память о себе свой молитвенник, на котором была надпись: «Смиренный митрополит Ростовский Арсений».
Через день земные страдания митрополита Арсения (так было настоящее имя арестанта, которое скрывалось под данным императрицей издевательским именем Андрей Враль) прекратились. В тот же день Арсений был погребён в русской Никольской церкви, как простой мирянин.
Одежду, оставшуюся после узника, было велено раздать нищим. Книги: Евангелие, Псалтирь и святцы — отдать духовнику почившего, Никольскому священнику Кондратову, который исповедовал узника перед смертью. Затем со священника и всей команды была взята подписка — до конца жизни молчать обо всём этом, под угрозою смертной казни.
Были приняты все меры, чтобы изгладить память о несчастном Ростовском митрополите. Осталась только надпись, выцарапанная гвоздём на стене каземата: «Благо, яко смирил мя еси, Господи!»
«Крутой» митрополит
Митрополит Арсений (Александр Иванович Мацеевич) родился в 1697 году во Владимире-Волынском в семье священника. «Личность Арсения до сих пор остается неразгаданной, — пишет Е. Сумароков в «Лекциях по истории русской Церкви». — Самые светлые и возвышенные черты его характера уживались с тёмными и низкими, верно одно — это была исключительная личность и, как это часто бывает в русской действительности, личность непонятная современникам и загадочная потомкам. Митрополит Арсений происходил из польской шляхты, образование получил в Киевской академии. При неиссякаемом запасе энергии, жизнь Арсения была сплошной горячкой дела, самого разнообразного. (…) То бесчеловечно, «без всякого похлебства», борется он с расколом, то, будучи страстным любителем лошадей, которых у него было до шестисот, зорко присматривал за конскими заводами, не брезгуя никакой работой; объезжал епархию, «обирал серебряныя и жемчужныя украшения на обогащение своей ростовской церкви». Во всем проявлял доброту и непомерную жестокость».
«Теперь нетрудно видеть, — пишет Е. Поселянин, — что в основе даже тех сторон его характера, которые вызывали к нему ненависть некоторых властных его современников, лежит благородство, страстная преданность Церкви, служению которой он себя посвятил. Его архиерейская совесть.
Народ, чуткий в различении людей, в особенности же Божьих людей, признал его великим страдальцем. Некоторые события того периода его жизни, когда он является перед нами уже не властным и крутым митрополитом, а в ореоле своего страдания, носят на себе отпечатки не только чрезвычайности, но и, прямо, чудесности.
А та сила воли, с какой он перенёс свой тяжкий крест, та тяжёлая и поучительная драма души, которая из самолюбивого и властолюбивого человека выработала терпеливого узника, начертавшего на стене своего каменного гроба бессмертные слова: «Благо, яко смирил мя еси, Господи!» — дают ему место не только среди замечательных, но и среди наиболее праведных людей своего времени».
Таким образом, многие историки говорят о противоречивости личности Ростовского митрополита и практически все отмечают крутой нрав владыки. Но во многом благодаря своему жёсткому, даже жестокому, бескомпромиссному характеру, митрополит Арсений оказался в числе тех немногих архиереев, которые дерзнули возвысить голос в защиту Церкви, притесняемой светскими властями. И на пути отстаивания интересов Церкви ничто не могло остановить митрополита Арсения: ни лишение сана, ни ссылки, ни унижения, ни, наконец, заточение в каменном мешке Ревельского каземата.
Екатерина-разрушительница
Став «главой Православной Церкви», Екатерина II, так же, как Петр I и его ближайшие преемники, перестала считаться с мнением иерархов Православной Церкви и начала поступать так, как это ей казалось выгодным в целях укрепления своей власти.
«Императрица, прославившаяся внешними законами и внешним государственным строительством, по отношению к Церкви православной, и особенно монастырям, была великой разорительницей и гонительницей, — пишет епископ Серафим в книге «Одигитрия русского Зарубежья». — В этом отношении она продолжала такую же политику Петра I, только в значительно большей степени».
В течение 10 лет (1763–1774 гг.) два синодских обер-прокурора высказывали в высшей степени странное отношение к православию. Первый из них, Мелиссино, ставил следующие вопросы по реформированию церковной жизни: о сокращении церковных служб, о прекращении содержания монахам, об отмене поминовения умерших, о дозволении браков свыше трёх и т. п.
Св. Синод, к счастью, отклонил эти предложения, но сам факт их говорит о многом.
Другого обер-прокурора, бригадира Чебышева, описывает Фонвизин: он был совершенно неверующий человек и, служа обер-прокурором, решался открыто, например, пред публикою в Гостином дворе, заявлять о своем неверии в бытие Божие.
И эти люди были поставлены государством для управления Церковью!
Но самыми ужасными проявлениями церковной политики Екатерины было отобрание в казну монастырских земель и введение монастырских штатов. Монастыри, оставшиеся за штатом, за неимением средств к существованию должны были закрыться. Из 954 раньше существовавших монастырей росчерком пера было осуждено на уничтожение 754!
«До сих пор нельзя без чувства величайшей скорби вспомнить об уничтожении 4/5 русских монастырей! — восклицает Е. Поселянин. — Запустели места, освящённые подвигами и благодатью святых, ознаменованные стремлением к ним усердия народного. И если немногие из этих обителей потом были восстановлены, то большая их часть запустела навсегда».
Но ради чего нужно было устраивать такой разгром? Какую пользу получило от этого государство? Можно сказать, что никакую. Вскоре подавляющая часть монастырских имений была роздана фаворитам императрицы.
Лишённая своих имений Церковь испытывала большую нужду в средствах. Строительство новых церквей, церковных школ и семинарий прекратилось, так как и существующие не на что было содержать. Церкви, соборы, школы, семинарии, архиерейские дома приходили во всё большее и большее разрушение.
Это было тогда, когда Потёмкину по простой записке из Казначейства выдавалась сотня тысяч рублей на разные прихоти. Разбрасывая миллионы рублей своим любимцам, представителям знати, Екатерина скупилась отпускать деньги на духовные учебные заведения.
«Заявление Екатерины II, что она вступила на престол для поддержки православия, которому прежнее правление представляло опасность, оказалось лицемерной фразой, — пишет Борис Башилов. — Русские историки говорят неправду, будто бы Екатерина из немки превратилась в чисто русскую и стала по духу православной. Поклонница Вольтера и других французских философов-просветителей, Екатерина по тактическим соображениям исполняла православные обряды, ходила в церковь, но она так же, как и философы-просветители, была не православной, а деисткой. Вслед за своим кумиром Вольтером, она исповедала убеждение, что «если бы не было Бога, Его надо было выдумать», так как Церковь помогает правителям держать в повиновении народные массы. Этот взгляд, конечно, не имеет никакого отношения к православному взгляду на роль Церкви в государстве».
Конфликт
Имя митрополита Арсения было известно Екатерине II ещё до её восшествия на престол. Ещё в царствование Елизаветы Петровны принципиальный и жёсткий характер Ростовского владыки давал о себе знать.
Вместе с митрополитом Амвросием (Юшкевичем) митрополит Арсений подал императрице Елизавете Петровне записку с проектом восстановления патриаршества. Записка явилась первым открытым протестом против синодальной системы.
На коронацию Екатерины II митрополит Арсений приглашён не был, хотя занимал одну из самых значительных кафедр — Ростовскую и Ярославскую. Это первое выражение крайнего недоброжелательства со стороны Екатерины к владыке Арсению. С первых дней своего царствования императрица считает Ростовского митрополита своим личным врагом. По-видимому, она понимала, что против её антицерковной политики если кто-то и будет выступать, то в первую очередь принципиальный и бескомпромиссный митрополит Арсений Мацеевич. Так оно и произошло.
Ростовский владыка считал своим непременным долгом, хотя и без особой надежды на успех, ратовать за правду и, ценою собственной участи, стоять до конца за интересы Церкви. В пылу негодования митрополит Арсений подавал в Св. Синод один протест за другим против отнятия у монастырей вотчин и вмешательства светских людей в духовные дела.
В Неделю Православия, когда предаются анафеме враги Церкви, он к обычному чиноположению прибавил «анафему обидчикам церквей и монастырей».
Всё это не могло остаться незамеченным императрицей, и в Синоде было назначено расследование дела о митрополите Арсении. Императрица сделала распоряжение, чтобы Синод сам судил «своего сочлена, как злонамеренного и преступника».
В середине марта у себя в Ростове митрополит Арсений, пришедши в свои покои от вечерни, сказал келейнику: «Не запирай ворота на ночь! Гости будут ко мне в полночь!» Келейник остался в недоумении. Действительно, в полночь прибыл к нему офицер гвардии Дурново и попросил благословения.
— Я уже не apxиepeй, — ответил прозорливый владыка, и не благословил его.
Митрополиту не позволили даже приложиться к мощам и иконам в соборе и спешно препроводили в Москву. В Москве он был, как государственный преступник, заключён под крепкою стражею в Симонов монастырь. Вскоре в присутствии императрицы владыка был допрошен. При этом он говорил столь резко, что Екатерина зажала себе уши, а ему самому «заклепали рот».
14 апреля состоялось заседание Синода, на котором владыку Арсения допрашивали вторично. И тут он был непоколебим и, вероятно, не стеснялся в выражениях. Окончательным решением суда, принятым при активном участии императрицы, было снятие сана и ссылка в отдалённый монастырь без права письменного и словесного общения.
Расправа
Сан с Ростовского митрополита снимали в Крестовых Патриарших палатах. Туда были допущены лишь монахи и белое духовенство. Толпы же народа запрудили пространство вокруг Синодальнаго двора, так что и солдаты не могли их разогнать.
«Арсений явился на последний над ним земной суд, как на служение, — пишет Е. Поселянин. — На нём была архиерейская с источниками мантия, омофор, белый клобук, на груди панагия, в руке он держал архиерейский посох. Когда был прочтён указ, лишавший его сана, один за другим члены Синода стали снимать с него облачение: один — митрополичий клобук, другой — омофор, третий отобрал посох. Bсе жадно следили за ним, выражением лица его, словами его, чтобы донести императрице, которая чрезвычайно интересовалась всеми подробностями этого дела.
Негодующий митрополит тут же предсказал разоблачавшим его архиереям их плачевную участь. Димитрию Сеченову он предсказал, что тот задохнётся собственным языком; Амвросию Зертис-Каменскому — смерть от руки мясника: «Тебя, яко вола, убиют»; епископу Псковскому Гедеону: «Ты не увидишь своей епархии». Замечательно, что слова Арсения сбылись в точности над его судьями.
Митрополит Новгородский Димитрий, награждённый из числа отобранных тысячею душ, лелеявший в себе мечту о получении сана митрополита всероссийского, умер в ужасных страданиях: действительно, его задушила страшная опухоль языка. Архиепископ Московский Амвросий был убит во время московской чумы взбунтовавшимся народом, от которого тщетно искал спасения в Донском монастыре. Епископ Псковский Гедеон, вскоре после осуждения Apceния, был удалён по высочайшему повелению в свою епapxию и умер по дороге, не доехав до Пскова».
Вдобавок ко всему через два месяца после вышеописанных событий рухнула церковь Трёх Святителей, смежная с Крестовой Палатой, где осудили владыку Арсения. Это событие окончательно утвердило в народе веру в неправедный суд над святителем.
Сослали митрополита Арсения под Архангельск в Никольский монастырь. В монастыре к нему относились с большим почтением: его считали мучеником, страдальцем за правду, монахи брали у него благословение, а архимандрит-настоятель относился к нему как к архиерею.
Однако в 1797 году два монаха составили донос императрице Екатерине II, в котором оговорили ссыльного владыку в том, что он бранил Синод. Делу был придан политический вид, и последовал соответствующий приговор — лишить монашеского чина, снять всё монашеское облачение, расстричь, переодеть в мирскую одежду, переименовать оскорбительным именем (Андреем Вралем) и послать на вечное заточение в Ревель. Когда владыке Арсению объявили указ, лишавший его монашества, он не вымолвил ни слова. С него сняли иноческую одежду и клобук и вместо них надели арестантскую сермягу и треух.
Предсказание
Когда владыку Арсения на пути к месту его пожизненного заточения провозили через Москву, императрица была в первопрестольной и пожелала видеть этого человека, с такой страстью ею ненавидимого.
Устроили так, что арестованного провозили садом Головинского дворца и сделали там остановку. Так в последний раз встретились эти два человека. Митрополит Арсений, теперь уже Андрей Враль, сидел на лавке и дремал, склонив голову на грудь. Императрица подошла к нему и пристально на него посмотрела. Арестант не поднял глаз, но произнёс какие-то слова. Императрица изменилась в лице, зажала уши и быстро отошла от него. Говорят, государыня услышала, что она не удостоится христианской кончины.
Пятнадцать лет спустя
Спустя почти четверть века после смерти митрополита Ростовского Арсения Мацеевича императрица Екатерина II в свою очередь предстала на суд Божий. Вечером 4 ноября 1796 года Екатерина собрала интимный кружок в Эрмитаже, была очень весела весь вечер и смеялась шуткам Нарышкина. Однако она удалилась раньше обыкновенного, говоря, что у нее от смеха поднялась колика. На другой день Екатерина встала в свой обычный час, побеседовала с фаворитом, поработала с секретарем и, отпустив последнего, приказала ему подождать в прихожей. Он прождал необыкновенно долго и начал беспокоиться. Через полчаса верный Зубов решил заглянуть в спальню. Императрицы там не было; не было и в туалетной комнате. Зубов в тревоге позвал людей; побежали в уборную и там увидели императрицу — недвижимую, с покрасневшим лицом, с пеною у рта и хрипящую предсмертным хрипом. Екатерину перенесли в спальню и уложили её на полу. Она сопротивлялась смерти ещё около полутора суток, но так и не пришла в себя и скончалась утром 6 ноября.
Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917–1918 годов вынес определение, отменяющее решение синодского суда о лишении митрополита Арсения епископского сана, а Юбилейный Архиерейский Собор 2000 года причислил владыку к лику святых как «ревностного святителя Церкви, принявшего мученическую смерть за Христа и Его Церковь». Святитель Арсений значится в сонме святых Ростовских и святых Земли Эстонской, память его совершается 13 марта.
Яков Ушаков
(По материалам: Е. Поселянин, «Русские подвижники XVIII века»;
А. В. Карташев, «Очерки по истории Русской Церкви»)