Предлагаем вашему вниманию три монолога. Они очень разные, но тема, которая их объединяет – одна. Герои повествования говорят о любви, говорят в меру своего понимания, душевных сил. Возможно, по причине разноплановости этих рассказов нет в них морали или очевидных выводов. Выражаем робкую надежду, что тонкий и мудрый читатель сам восполнит недостаток авторского текста и вынесет для себя пользу из этих коротких, почти невыдуманных историй.
Стерва несчастная
(разговор со стоматологом)
Когда-то давно я любила. Я была тогда студентка мединститута, красавица и умница. Влюбилась в парня – шикарного, любимца женщин (педагогини тоже млели изо всех сил). И тут он уходит в православие с головой и женится на рыхлой и скучной Клаве. Сейчас, знаете ли, у них восемь детей, живут все в тесной панельной «трешке», лечит он свою Клаву без конца, носит, не снимая, рясу и вместо непокорных кудрей у него гладкая голова и хвостик на затылке. Уфф.
Я была ранена, признаюсь. Но оклемалась… Оклемалась – и полностью: я борец по натуре. По окончании меда из города уезжать — ни-ни. Вышла замуж за Леню – он москвич, и про него не зря говорили, что, мол, надежный человек. Он меня любил сильно. Вы не подумайте – он умный, с ним поговорить можно обо всем, но как месяц проходит и надо с ним ложиться в постель!.. Тут я делаю насилие над собой, называемое супружеским долгом.
Леня сначала был всем доволен, потом стал все больше мрачнеть, и к тридцати пяти завел себе, простите за выражение, «шмару» какую-то. Я, как узнала, стала гнать его из дома. Он не ушел! Ходил мрачный, похудел, а потом расстался с ней окончательно. Не ушел, зануда.
Понимаете, у меня туго с любовью. Все мои мужчины – я их не люблю совсем. Приятное разнообразие, а любви нет! На какое-то время мне хватает эмоций от их любви, а потом надоедает. Любовник – это не муж, выгнала – и все.
Работа у меня хорошая, в солидной клинике, приличные деньги зарабатываю, внешность сохранила. Семья неплохая по нынешним меркам: двое сыновей, муж не менее преуспевающий. Только все это не важно. Если бы мне встретить настоящее чувство… Я бы ни на что не посмотрела: собственные дети не помеха, все равно – женат он будет или нет. Мне 40 лет, а любви нет! Я жду любви. Напряженно жду любви
И, вот хоть убейте, не понимаю, почему ваши попы не разрешают любовников. Это же естественно, ничего греховного в этом нет. Когда ждешь любви, как же иначе понять, что она пришла?
Бар «Надежда»
Я – православный человек. Не такой уж молитвенник, так, средней руки, как все. Я системный администратор, люблю хорошую книгу, но больше всего, разумеется, «висну» в интернете. Русский патриот, но в черную сотню не лезу, ибо никакими духовными дарованиями не блещу. Разве что пиво по пятницам с коллегами не пью – постный день все ж.
Я к этому «подвигу» долго шел. Все наши отработают неделю – и идут в бар «Надежда»: рефлексировать, дела обсуждать, отдыхать и расслабляться. У нас так неформальное общение протекает.
Я был не чужд такому отдыху, признаюсь. Ну что особенного, скажите, что люди сидят вместе, выражают друг другу, как они рады, что у них такой классный коллектив, танцуют помаленьку, пьют пивцо и потом, полностью довольные, расходятся по домам.
Однажды пришла к нам в офис устраиваться на работу такая маленькая брюнетка – Светка. Я тогда еще пошутил, что имя тебе не то дали: надо было не Светиком, а Жучкой, уж больно черна ты, девушка, и глазки такие угольные, и брови… А волосы – и вовсе, как вороново крыло. Признаюсь, пошутил неловко, но она шутке моей не обиделась, зарделась. Оказалось, что у нее очень нежная кожа, — сама смуглянка, а румянец розовый.
Я не сразу понял, что влюбился. Этому как раз наши посиделки корпоративные помогли. Мы так разговорились с ней, что просто ну родня – и все. Поймите меня правильно – я ее не вожделел, вернее, тогда этого не было. А была такая привязанность, родство душ, нежность. Хоть что говорят про мужчин, что мы – самцы и так далее, — неправда это. Мы ждем такого вот, любовного общения, чтобы сердце к сердцу.
В тот раз мы со Светой ничего грешного не сделали. В понедельник я ее как встретил — боялся ей в глаза взглянуть, странным образом смутился. Но вижу: она так открыто, мило мне улыбается. Юра, говорит, ты мне снился.
С тех пор я и осознал, что люблю. Духовнику своему рассказал, что встретил чудесную и нежную, такую «родную душу». Батюшка призвал к ответственности за свои чувства. Просил держать себя в руках, наверное, понял, что у меня серьезно все и что в жизни что-то назревает большое и важное.
Но не случилось ничего большого. В пятницу мы, как всегда, в «Надежду» отправились. Было здорово, но несколько более шумно, чем обычно и накурено сильно. Танцы со Светой просто обжигали мне душу. Выпил много. Конечно, потом мы с ней пришли ко мне домой… и все случилось.
Знаете, я не ханжа: когда люди в офисе или мои неправославные друзья вместе сходятся и живут вне брака, я понимаю – они по-другому не умеют любить. Но я-то думал, что я умею, что все будет у нас со Светой как в сказках: венец, дети там, и все, что полагается.
Не вышло. Мы теперь — сожители. Зачем говорить громкие слова? «Гражданский», «партнерский» брак или как еще именуют этот блуд? Мы живем как кошка с собакой, но при этом друг без друга не можем. По крайней мере, я без нее существовать не могу. Женился бы давно, но она мне не позволяет.
Не причащаюсь, конечно же, нет. Духовник сказал бывать у исповеди, а вот Тело и Кровь Христовы для меня закрыты. И нет надежды, что в ближайшее время я смогу к ним приступить. Света живет полнокровной современной жизнью, не удивлюсь, если я у нее не один – она так умело мне всегда рассказывает про своих подруг, у которых ночует, что не подкопаешься. Следить за ней? Нет, это не для меня.
Боюсь произносить это слово – «Господи». Язык не поворачивается. Молиться толком не могу.
А с пятничными посиделками завязал. Грех это, что ни говори. Надо помнить про пятницу, что в этот день Бога распяли, убили и нечего пьянствовать, пусть даже в приятной компании. Не хожу вовсе, невзирая на корпоративную этику. Светка сама ходит. И что она там творит, думать неохота.
Искушение
У меня есть семья, дети, все в моем доме очень хорошо и правильно — мы с мужем оба ходим по воскресеньям в храм, воспитываем детей в православии. Но, понимаете, со мной случилось нечто невероятное – я влюбилась в монаха.
Я пришла на исповедь, как всегда, в пост, а тут новый батюшка: в возрасте, солидный, длинная борода до пояса и четки в руках. Стоит один у аналоя с крестом и Евангелием, никто к нему не подходит – все по духовникам разошлись. Мне стало неловко, что так получается, и, к тому же, моегодуховника в храме не было… Одним словом, подошла я к этому монаху под епитрахиль.
Мы стали беседовать. Тогда мне казалось, это была беседа, а не просто исповедь. Я вспомнила кучу забытых грехов, потом всплыло много разных проблем, стала жаловаться на жизнь, на мужа, на его занятость, на недостаток внимания, и что моя любовь к мужу заменяется постепенно привычкой. Батюшка не прерывал, только несколько раз проговорил: «Господи, помилуй». Я заплакала навзрыд. Почему я тогда подумала, что это у нас с ним беседа? Он разрешил мои грехи, а до этого молчал, никакого диалога, собственно.
Вслед за этой исповедью я потеряла покой. Столько любви было в глазах этого священника! И еще — серьезная радость, доброта, строгая доброта. Ничего я не понимала, что это со мной такое случилось? Мне на работу надо идти, а я плачу, как подумаю, что он где-то рядом, в городе. От боли все внутри словно разрывалось, так хотелось увидеться снова. Муж решил, что я прибаливаю — у меня иногда сердце шалит — и купил валокордин.
Спасибо мужу – этим только и спасалась. Как сердце застучит, как вступит в висок прежде не знакомая мне, остренькая боль, я налью себе тридцать капель, — и немного легче. Но иная, внутренняя судорога не уходит, не оставляет ни на минуту, сердце сжимается в комок, в горле спазм, руки холодные. Нет, вы представляете, что со мной такое было? Это я, спокойная, мирная женщина, мама троих детей, работаю проектировщиком, стрессоустойчивая, как в личном деле написано.
Я навела справки на приходе и нашла его «в контакте». Робея, написала письмо. Боялась быть не понятой, но, вместе с тем, хотела, чтобы он мне объяснил, что со мной такое происходит. Чтобы Кто-то взял в Свои руки мою боль, подул, приклеил пластырь, чтобы я стала жить как прежде, без этого страдания.
Самое главное, что и страдание-то непонятно какое. Ничего особенного: как мужчину его не воспринимаю, не хочу никакой телесной близости! Но что за рана на сердце…
Написала письмо. Все, все батюшке рассказала. И выдавила из себя эти слова: «влюбилась в вас». Он день молчал, а потом я снова написала: не могла терпеть больше суток, к вечеру снова навалилась тяжесть, слезы ручьем. И как только муж заснул, села к монитору, и, мучаясь, открыла список друзей, находящихся «онлайн».
Вот, его лицо… Снова моя тахикардия…
Написала два слова: «Отче, благословите».
Потом еще несколько слов: «Я больше Вас никогда не увижу».
Мне пришел ответ: « Мы с тобой теперь никогда не расстанемся!»
Вы не подумайте, мы действительно, больше никогда не встречались. (Монах этот был из другой, далекой епархии, заехал к нам по каким-то делам). У него было столько ума и любви, что он меня понял так, как я сама была не в состоянии себя понять. Он не оттолкнул меня — и не соблазнился. С его стороны не было ни одного «мирского» знака внимания, даже в такой мелочи, как «добавление в друзья» в социальных сетях. Он ни одного раза не дал мне повода к переживаниям. В нашей единственной с ним переписке он увещевал меня взять себя в руки, говорил о хранении чувств, о том, что иногда в жизни происходят потрясения, полезные для души: они застают нас врасплох и «выворачивают наизнанку», обличая рыхлость и небрежность духовной жизни. Эти его слова — «Мы больше никогда не расстанемся» — были елеем на мою рану. Утешением. Это было так великодушно, но ведь он рисковал, как я сейчас понимаю. Сказать такое – это надо много молиться! Вдруг бы я не поняла, что он говорил о вечной любви, о любви Христовой, которой жизнь жительствует?
Я оправдала его ожидания, и постепенно успокоилась, словно кто-то вынул жало из сердца. По молитвам отца Серафима мое мучение закончилось. Прошел короткий Успенский пост, и в один прекрасный день я поняла, что свободна, и нет больше муки и боли. В голове теплилось – БРАТ!
Я переосмыслила наши отношения с мужем, нашла в них много эгоизма и лени со своей стороны. Постепенно ушли из жизни, ставшие привычными, упреки и мелкие обиды. Бог показал мне любовь, которую я была не в состоянии вместить, – столько в моей «приличной» жизни скопилось лукавствия и лжи.
Монахи – они, по своему естеству, гораздо ближе к ангелам, чем мы. Я никогда этого не забуду.
Анна Ромашко
Татьянин день