Мы никогда не забудем то Рождество…
Это стало смысловым центром нашей жизни.
В меньшем масштабе, чем в масштабе всей человеческой истории, в личном плане, это в определенном смысле похоже на то первое Рождество в мировой истории — которое разделило все на то, что произошло либо до, либо после Рождества Христова.
Для нас воспоминания о Рождестве 1988 года стали тем водоразделом, который разделяет все события и воспоминания нашей жизни.
Отдельные моменты жизни становятся незабываемыми из-за тех глубоких чувств, которые они вызывают. Оглядываясь на прожитые годы, мы по-новому переживаем факты, стоящие за этими чувствами, потому что эти чувства остаются с нами. К счастью, чувства изменяются или развиваются по мере того, как события отдаляются во времени, но эхо тех непосредственных эмоций все еще слышно. Оно не заглушается последующими волнами более логичных мыслей, страхов, надежд, радостей и устремлений, порожденных ими.
Оглядываясь назад и возвращаясь мысленно в тот памятный день 21 декабря 1988 года, я вспоминаю то первое чувство, возникшее, когда я включил телевизор, чтобы посмотреть вечерние 9-часовые новости. Это было сочувствие. Сочувствие по отношению к пассажирам и экипажу потерпевшего крушение самолета, сочувствие жителям шотландского городка Локерби, на который упал самолет. Помню пламя пожаров и разрушения, которые мы видели на экране. Мой 16-летний сын Маркус сидел на диване, Лиза, моя жена, опиралась на его руку. Я стоял рядом с ней.
Помню, как кто-то — может быть, я — сказал: «Как ужасно, бедные люди!» Затем стали передавать подробности. «Самолет компании «Пан-Американ», рейс 103, летевший из Лондона в Нью-Йорк, взорвался на границе Шотландии в 19 часов 3 минуты. Его обломки обрушились на маленький шотландский городок Локерби». С губ Лизы сорвалось: «Это рейс Хельги».
Хотя всего несколькими часами раньше мы отвезли нашу 19-летнюю дочь Хельгу из нашего дома в аэропорт Хитроу и присутствовали при регистрации ее багажа у стойки «Пан-Американ», мне и в голову не пришло, что с ней могло случиться такое. Такое случается с другими, но с нами — никогда! Обычно мы только наблюдатели трагедий других людей. Вы можете представить, в каком молчании мы застыли, ошеломленные, когда то, о чем невозможно подумать, стало медленно проникать не только в мозг, но в каждый нерв, в каждую клетку тела.
«Нет! Нет! Нет!» — тишина взорвалась, это Маркус кричал в телевизионный экран.
«Хельга, Хельга, Хельга», — тихо, почти неслышно, наконец произнесла моя жена. Это звучало, казалось, из самой глубины ее существа. Позже, много позже, она сказала, что в тот единственный раз, когда ее девочка сильнее всего нуждалась в маме, мамы там не было. Я стоял, как немой, мой язык вообще ничего не мог произнести.
Горячие новости кончились, и мир двинулся к другим, более обычным делам: сколько миллионов людей и где проводили обычные рождественские отпуска, — кредитные карты, спорт, погода…
У нас двое детей. Маркус, которому было 16 лет, когда это случилось, и Хельга, которая в возрасте 19-ти лет исчезла в вечности, взорванная бомбой террориста на высоте 10 000 метров над шотландским городком Локерби и сейчас ждет нас там, в том чудесном небесном мире.
Она была музыкальным лидером во время богослужений в нашей церкви. Она была замечательным музыкантом. Она мастерски играла на флейте, скрипке и фортепиано, но ее самой большой любовью было пение. Ее прекрасное меццо-сопрано пользовалось спросом. Она пела с одним из ведущих хоров страны, исполняющих музыку Баха, и среди учеников всех школ Британии ее одну выбрали, чтобы она пела в Национальном молодежном хоре. Ее страстным желанием было петь профессионально, и ее профессор музыки в Ланкастерском университете говорил, что у него нет почти никаких сомнений, что она приобретет известность в музыкальном мире.
Мы выключили телевизор. Помню, я что-то сказал о том, чтобы попросить Бога помочь нам, и мы встали втроем посреди комнаты, обняв друг друга за плечи, обращая наши разбитые, ошеломленные сердца к Богу. Теперь, пройдя путь длиной в 13 лет, мы с уверенностью можем сказать, что Бог действительно нам помог. То изменившее всю жизнь Рождество было началом пути, по которому мы, не желая того, вынуждены были пройти, и этот путь оказался поразительным на всем своем протяжении.
Через несколько минут зазвонил телефон и раздался звонок в дверь. За два месяца до этого мы оставили пасторское служение в нашей церкви после почти 14-ти лет очень счастливой работы, чтобы помочь соседней, менее многочисленной церкви, боровшейся с трудностями. Мы все еще жили в том же самом доме.
В течение трех часов между девятью вечера и полуночью более сорока человек пришли к нам, чтобы разделить с нами наше горе. Некоторые просто молча оставались с нами несколько минут, некоторые молились вместе с нами и пытались нас приободрить, некоторые были в полном отчаянии, и нам приходилось помогать им взять себя в руки. Этот живой поток поддержки продолжался несколько недель, доставляя нам радость тем, что мы были частью такой семьи, действительно настоящей семьи.
Мы позвонили одному или двум близким друзьям с просьбой молиться за нас. От них это сообщение отправилось дальше по всему миру — многим церковным лидерам и миссионерам, с которыми я был связан как руководитель миссионерской деятельности в нашей конфессии. В последующие недели почти ежедневно к нам приходили письма, открытки и факсы из разных стран со словами любви, сочувствия, солидарности.
Мы ощутили себя частью огромной, всемирной христианской семьи. Безусловно, это самое большое из всего, что мир когда-либо знал. В течение многих недель каждое утро после завтрака мы открывали десять-двенадцать конвертов, которые приносил ошеломленный почтальон. Кажется, нам больше всего помогали именно те письма, которые заставляли нас плакать.
Только на следующий вечер после катастрофы мы осознали, что мы, судя по всему, окажемся в центре внимания журналистов. К нам домой приехали тележурналисты из программы новостей и спросили, можно ли им взять у нас интервью. Я посоветовался с женой, и мы решили, что пока мир интересуется тем, что чувствует семья Моузи, о чем она думает и во что верит, рассказывать людям об этом — наша обязанность. Когда мы сели в нашей гостиной, освещенные ослепительным горячим светом телевизионных ламп, у нас появилось глубокое ощущение присутствия Бога.
Уже появились слухи, что возможной причиной катастрофы была бомба террористов, и некоторые родственники погибших кричали и рыдали, требуя крови. Нас спросили, что мы чувствуем в этом отношении, и мы сказали, что мы с готовностью прощаем всех, кто в этом виноват. «Как вы можете прощать подобных зверей?» — воскликнул журналист, бравший интервью.
Пока я мысленно пытался сформулировать ответ, в разговор включилась Лиза: «Но, сэр, Библия говорит, что если мы не простим тех, кто причинил нам боль, то и Бог не простит нас. Мы тоже грешны, но мы верим, что Бог простит нас через кровь Иисуса Христа. Сэр, мы просто не осмеливаемся играть в такие дурацкие игры, как нежелание прощать!»
Я все еще удивлялся ответу моей жены, когда в меня выстрелили новым вопросом. «Неужели это не разрушило вашу веру?» До сегодняшнего дня я поражаюсь, как быстро пришли ответные слова, и в свете прошедших 13-ти лет мне ясно, что они были внушены свыше. «Ну, — сказал я, — вот это и есть та ситуация, где мы доказываем, реально ли то, что мы проповедовали и во что верили большую часть нашей жизни, или же это просто игра».
В течение прошедших 13-ти лет мы обнаружили, что Божья благодать, любовь и сила, которую Он дает, более реальны, чем мы когда-либо испытывали до этого. В тот вечер наше интервью транслировалось в программе новостей на всю страну. Люди до сих пор говорят нам, как хорошо они помнят, какое впечатление произвели на них наши слова, как тронуты были они тем, что мы сказали, как это помогло им.
Пользуясь каждой возможностью из тех, которые мы встречаем на своем пути — через средства массовой информации или другим образом — мы смогли войти в контакт со многими страдающими людьми. Среди тех многих людей, которые нашли истинную веру через гибель нашей дочери, — человек, которому вынесен смертный приговор, заключенный сверхсекретной тюрьмы. Для нас как проповедников открылись кафедры по всему миру. Меня дважды приглашали читать проповедь в Вестминстерское Аббатство в Лондоне; во второй раз при этом присутствовали принц Эндрю, премьер-министр Тони Блэр и половина кабинета министров.
В последующие недели друзья-христиане организовали Мемориальный фонд Хельги Моузи для воспитания и образования нуждающихся детей из стран третьего мира. К настоящему времени построен прекрасный дом на Филиппинах для брошенных детей и детей, пострадавших от плохого обращения. Когда мы с женой приезжаем в этот дом и видим этих детей, которые здоровы и любимы, зная, что многих из них сегодня не было бы в живых, если бы Хельга была жива, мы чувствуем, что нам что-то возвращено, и что враг наших душ понес урон. Какой может быть лучший способ нанести злу ответный удар, чем благословить кого-то из его наиболее несчастных жертв?
Мы и не думали, что интерес средств массовой информации к нам будет сохраняться в течение больше 13-ти лет. Спрос на наши интервью для радио, телевидения и прессы, на наши статьи для журналов, наши проповеди и выступления на вечерних приемах все возрастает.
Я часто спрашиваю себя, почему я до сих пор все это делаю. Ответ приходит во множестве комментариев, телефонных звонков, писем, получаемых нами по электронной и обычной почте, в которых говорится, как наше свидетельство помогло страдающим людям, особенно тем, кто потерял своих детей, как это поддержало их.
Но это понимание пришло много позже. А тогда, 13 лет назад, нам предстояла реальная жизнь, — наша жизнь, которую нам надо было прожить день за днем. Я был подобен состарившемуся альпинисту, мне отчаянно хотелось собрать рюкзак и уехать искать Хельгу. Мы не знали, нашли ли ее тело или оно было разорвано взрывом. Я решил взять верх над эмоциями, остаться дома и заботиться о семье и прихожанах своей новой церкви. Во многих отношениях это был более трудный выбор, но я должен был просто стиснуть зубы и двигаться вперед. На мне лежала ответственность за мою новую паству, которая тоже была в глубоком горе.
Моя рождественская проповедь была подготовлена за несколько дней до гибели нашей дочери. Когда в день Рождества я встал, чтобы произнести ее, до меня дошло, насколько она соответствовала тому, что случилось. Она была озаглавлена «Свободное место на небесах». Я решил читать свою проповедь по написанному тексту.
«In the fullness of time God sent forth his son» («В свое время Бог послал своего Сына»)… Со слезами на глазах я говорил о том, что Отец в каком-то смысле отказался от непосредственных дружеских отношений со своим Сыном на 33 года. Временное расставание с нашей дочерью и свободное место в нашем доме дало мне некоторое ощущение связи, в человеческом понимании, с той ситуацией, в которой тогда был Бог-Отец. Уверенность в том, что мы в какой-то форме воссоединимся с Хельгой в вечности, всегда была нашей основной поддержкой.
…Собираясь у камина, мы обычно зажигали свечи на рождественской елке (мы и сейчас это делаем) и снова читали чудесную историю о Рождестве. Затем, под аккомпанемент Лизы на флейте, мы пели несколько традиционных рождественских гимнов. По мере того, как возрастало музыкальное мастерство Маркуса и Хельги, они присоединялись к исполнению музыки игрой на флейте, а затем и на скрипке. Оглядываясь назад, я поражаюсь терпению наших детей, но это всегда было особое время для нас, которое выражало нашу искреннюю благодарность Богу, подарившему нам своего Сына.
В день Рождества 1988 года мы следовали нашему обычному порядку, но с тяжелым сердцем, и ни за завтраком, ни за обедом нам не хотелось есть. Как нам недоставало смеха Хельги, ее помощи на кухне, ее музыкального аккомпанемента и дивного голоса! Подарки, которые мы для нее приготовили, были в ее чемодане, сданном в багаж. Ни один из этих подарков к нам не вернулся. Маркус передал нам красиво упакованные свертки: «Папе и маме от Хельги и Маркуса». Пара перчаток — такие красивые, что жалко носить. «Маме с любовью от Хельги» — теплая ночная рубашка, купленная в Нью-Йорке. Мы тихо сидели, в отчаянии держа в руках последние осязаемые выражения ее любви к нам.
Мы никогда не забудем то Рождество. Мы помним то состояние шока и оцепенения, когда мы изо всех сил старались справиться с тем, что случилось. Помним душевную и физическую боль от потери. Мы помним также любовь и заботу друзей, соседей и даже совсем незнакомых людей и теплую поддержку нашей огромной христианской семьи. Мы обрели безграничную уверенность в том (хотя до конца всего не понимали), что Бог нас не оставил. Каким-то образом мы знали, что Ему все об этом известно и что мы можем Ему доверять.
Еще и года не прошло, как кто-то сказал моей жене: «Вы что, до сих пор еще это не преодолели?» Потеря кого-то, кого вы очень сильно любите, не похожа на болезнь, которую вы стараетесь «преодолеть». Это больше похоже на ампутацию части вашего тела — то, с чем вам надо научиться жить. Подобно Иакову после его борьбы с Ангелом на берегу реки Иавок, мы будем идти, хромая, до конца нашей жизни…
Но, с Божьей помощью, мы к этому привыкнем.
Джон Моузи, Великобритания. 2001