Мориц Роолингз, доктор медицинских наук (США)
«За порогом смерти»В ад и обратно
Все большее число моих пациентов, перенесших состояние клинической смерти, говорят мне, что после смерти существует жизнь, и что там есть Рай и ад. Сам я всегда полагал, что смерть — это не более как физическое угасание, и подтверждением того была моя собственная жизнь. Однако теперь я оказался вынужден изменить свои взгляды в корне, пересмотреть всю свою жизнь, и мало что нашел в ней утешительного.
Я увидел, что это и в самом деле небезопасно — умирать!
«Я в аду!»
Однажды у одного из моих пациентов электрокардиограмма показала полную остановку сердца. Он упал прямо на пол у меня в кабинете и начал медленно умирать. Приложив к его груди ухо, я не мог ничего услышать. Не прощупывался пульс и слева от адамова яблока. Раз или два он вздохнул и замер окончательно. Мышцы сжались в безвольных конвульсиях. Тело начинало приобретать синюшный цвет.
Я принялся производить закрытый массаж сердца, надавливая на грудную клетку пациента, одна из медсестер начала делать искусственное дыхание. Но сердце не подавало никаких признаков жизни. Наступило полное блокирование сердечной мышцы. Тогда я ввел провода электростимулятора в крупную вену ниже ключицы — ту, что непосредственно идет в сердце. Пациент начал приходить в себя. Однако, стоило мне прервать ручной массаж грудной клетки, больной вновь терял сознание и его дыхательная деятельность прекращалась — смерть наступала вновь.
Всякий раз, когда его жизнедеятельные функции восстанавливались, этот человек пронзительно кричал: «Я в аду». Он был донельзя перепуган и умолял меня о помощи. Я очень боялся, что он умрет, но еще больше меня испугало упоминание об аде, о котором он кричал.
В этот момент я услышал от него странную просьбу: «Не останавливайтесь». Обычно пациенты, которых мне до сих пор приходилось реанимировать, первым делом говорили мне, как только к ним возвращалось сознание: «Прекратите терзать мою грудь, вы делаете мне больно». И это вполне понятно — у меня достаточно силы, так что при закрытом массаже сердца я иногда ломаю ребра.
Лишь в тот момент, когда я глянул на его лицо, меня охватила настоящая тревога. Выражение его лица было гораздо хуже, чем в момент смерти. Лицо искажала жуткая гримаса, олицетворявшая ужас, зрачки расширены, и сам он дрожал и обливался потом, словом, все это не поддавалось описанию. Далее произошло следующее — он широко открыл глаза и сказал: «Вы не понимаете? Я в аду. Когда вы перестаете делать массаж, я оказываюсь в аду! Не давайте мне туда возвращаться!».
Привыкнув к пациентам, находившимся в подобных эмоциональных стрессах, я не обратил на его слова никакого внимания и помню, как сказал ему: «Я занят, не мешайте мне с вашим адом, пока я не уберу на место стимулятор». Но человек говорил серьезно, и до меня наконец дошло, что беспокойство его было неподдельно. Он находился в такой степени панического ужаса, подобной которой мне никогда не приходилось видеть ранее. В результате я начал действовать с лихорадочной быстротой. Между тем за это время пациент еще три или четыре раза терял сознание и вновь впадал в состояние клинической смерти.
Наконец после нескольких таких эпизодов он спросил меня: «Как сделать, чтобы мне выбраться из ада?». И я, вспомнив, что когда-то приходилось учить в воскресной школе, сказал ему, что Единственный, Кто может заступиться за него, это Иисус Христос. Тогда он сказал: «Я не знаю, как это правильно сделать. Помолитесь за меня». Помолиться за него! Сколько нервов! Я ответил, что я врач, а не проповедник. Но он повторил: «Помолитесь за меня». Я понял, что выбора нет — это была предсмертная просьба. И вот, пока мы работали, прямо на полу — он повторял за мной мои слова. Это была очень простенькая молитва, поскольку до сих пор в этом у меня не было никакого опыта. Вышло что-то примерно следующее:
Господь мой Иисус Христос! Прошу Тебя спасти меня из ада. Прости мои прегрешения. Я всю жизнь буду следовать за Тобой. Если я умру, то хочу пребывать на Небесах. Если останусь жить, то навсегда буду верен Тебе.
Наконец состояние больного стабилизировалось, и его отвезли в палату. Я пришел домой, сдунул пыль с Библии и принялся за чтение, желая найти там точное описание ада.
«На что это похоже»
Пару дней спустя я подошел к своему пациенту, желая расспросить его. Подсев к изголовью, я попросил его припомнить, что он на самом деле видел в этом аду. Был ли там огонь? Какой из себя дьявол, и были ли у него вилы? Что это все напоминает, и с чем ад можно сравнить? Пациент пришел в изумление: «О чем вы говорите, что за ад? Я не помню ничего подобного». По всей видимости, переживания, которые ему пришлось испытать, были столь ужасны, отвратительны и болезненны, что мозг его был не в состоянии справиться с ними, так что впоследствии они были вытеснены в подсознание.
Между тем, этот человек стал верующим. Теперь он — ревностный христианин, хотя до этого в церковь заходил лишь случайно. Будучи крайне скрытным и застенчивым, все же он стал непосредственным свидетелем Иисуса Христа. Он также не забыл нашу молитву и то, как он раз или два «терял сознание». Пережитого в аду он по-прежнему не помнит, но говорит, что видел как бы сверху, с потолка, тех, кто находился внизу, наблюдая, как они работали над его телом.
Кроме того, он помнит встречу со своей покойной матерью и покойной мачехой в один из таких эпизодов умирания. Местом встречи было узкое ущелье, полное прекрасных цветов. Он видел и других покойных родственников. Ему было очень хорошо в той долине с яркой зеленью и цветами, и он добавляет, что вся она была освещена очень сильным лучом света. Свою покойную мать он «увидел» впервые, так как умерла она двадцати одного года, когда ему было всего пятнадцать месяцев, и отец его вскоре женился вторично, а ему никогда не показывали даже фотографии его матери. Однако, несмотря на это, он сумел выбрать ее портрет из множества других, когда его тетка, узнав о случившемся, принесла для проверки несколько семейных фотографий. Ошибки не было — те же каштановые волосы, те же глаза и губы — лицо на портрете было копией виденного им. И там ей все еще был двадцать один год. Что виденная им женщина была его матерью, не оставалось никаких сомнений. Он был поражен; не менее поразительным это событие оказалось и для его отца.
Все это может служить объяснением того парадокса, что в литературе описываются только «хорошие впечатления». Дело в том, что если пациента опросить не сразу после реанимации, то плохие впечатления изглаживаются из памяти, и остаются только хорошие. Дальнейшие наблюдения должны будут подтвердить это открытие, сделанное врачами в палатах интенсивной терапии, а самим врачам следует найти в себе мужество обратить внимание на исследование духовных феноменов, что они могут сделать, опросив пациентов сразу же после их реанимации. Результаты опросов можно будет сравнить с жемчужиной, которую считали безделушкой, найденной в груде мусора. Именно такие «жемчужины» избавили меня от мрака неведения и скептицизма и привели к убеждению, что там, за пределами смерти, есть жизнь, и жизнь эта — не всегда сплошная радость.
«На том свете отдохнем»?
Некоторое время спустя мы с хирургами обсуждали моего пациента.
«Не правда ли, интересно, — сказал один из докторов, — этот пациент говорил, что пока его реанимировали, он побывал в аду! Однако меня это мало волнует. Если ад и в самом деле существует, то все-таки мне нечего опасаться. Я честный человек и постоянно пекусь о своей семье. Другие доктора погуливали от своих жен, я же никогда этого не делал. К тому же я слежу за своими детьми и забочусь об их образовании. Так что я не вижу повода расстраиваться. Если есть Небеса, то местечко там для меня приготовлено».
Я был убежден в его неправоте, но тогда я не мог еще обосновать свои мысли ссылкой на Писание. Я был уверен, что за одно только хорошее поведение нельзя надеяться на то, чтобы попасть на Небеса.
В противоположность большинству опубликованных сообщений о жизни после смерти, не все посмертные ощущения радостны, — кроме Рая существует также и ад! Осознав реальность этого явления, я приступил к анализу материала, касающегося неприятных посмертных ощущений. Материал этот, по всей видимости, от других исследователей ускользал. Думаю, что происходило это по той причине, что такими исследователями зачастую являлись психиатры — то есть люди, лично не занимавшиеся реанимацией больных. У них отсутствовала возможность находиться рядом с больным в тот момент, когда он переживал это состояние. Неприятные впечатления испытывались пациентами у меня в кабинете во время реанимации по меньшей мере не реже, чем приятные. Права ли в таком случае Библия? Лично для меня этот вопрос однозначен, а каково Ваше мнение?