«В пестрой сутолоке жизни судьба редко сталкивает нас с такими цельными, законченными и в то же время многогранными натурами, какою был Ярошенко. Едва ли найдется сколько-нибудь значительная область жизни или мысли, которою он не интересовался в большей или меньшей степени», — писал публицист, теоретик народничества Н. К. Михайловский в статье, посвященной памяти этого выдающегося русского художника.
Николай Александрович Ярошенко был не просто одним из «передвижников» — собратья по творческому объединению называли его «стражем лучших традиций Товарищества, как бы совестью его». И когда смотришь на его картины, легко верится, что это был человек высоких нравственных идеалов. Не единожды художник удивлял коллег, критиков и публику человечностью, глубоким состраданием, наполнявшим его картины. Публика не раз задавалась вопросом, откуда у блестящего военного столько сострадания к горю людей, казалось бы, из другой жизни. «Знаете, за одного только «Заключенного в камере» я уже готов обнять и расцеловать его, за его доброе, чуткое, внимательное сердце, за душу его и за талант вызывать в нас доброту и сочувствие к ближнему…» — признавался критик Н. Евтихеев.
Николай Ярошенко родился в Малороссии, в Полтаве 1 (13) декабря 1846 года в семье генерал-майора. В девять лет будущего художника отдали в Полтавский кадетский корпус.
В 1863 году юноша переехал в Петербург и поступил в Павловское военное училище, а затем — в Михайловскую артиллерийскую академию, которую закончил в 1870 году. Параллельно Ярошенко занимался живописью, в качестве вольнослушателя посещал Академию Художеств, учился у Ивана Крамского. Известно, что именно Крамской дальновидно и мудро посоветовал Ярошенко не оставлять военной службы, поскольку, оставив ее, он вынужден был бы писать на заказ, чтобы прокормиться: «Лучше будет, если ты продолжишь военное дело, а картины будешь писать для души. Совмещать это по времени, конечно, будет непросто. Но ты-то как раз сможешь». Ярошенко последовал совету старшего товарища. До самой отставки в чине генерал-майора он трудился на оружейном заводе и на заказ не написал ни одной картины.
Значительное место в творчестве Ярошенко занимают портреты; он написал их около ста. Жена художника говорила: «Он не мог писать лиц, которые никакого духовного интереса не представляли». Его моделями всегда становились люди, внутренне ему близкие — художники И. Н. Крамской, В. М. Максимов, И. К. Зайцев, Н. Н. Ге, писатели Г. И. Успенский, М. Е. Салтыков-Щедрин, А. Н. Плещеев, В. Г. Короленко и другие.
Ярошенко женился в 1874 году, и в тот же год они с женой впервые поехали в Кисловодск. Супруги были настолько очарованы Кавказом, что впоследствии, в 1885 году, приобрели там дачу. Каждый год семья Ярошенко проводила в Кисловодске четыре месяца — отпуск Николая Александровича. Когда же художник вышел в отставку в 1892 году, чета Ярошенко переехала туда насовсем. Их дача, которая стала именоваться «Белой виллой», собирала огромное количество гостей.
Они приезжали и уезжали, именитые и неизвестные, и в доме всегда было людно и весело. Говорят, что супруга Ярошенко, добрая и домовитая хозяйка, принимала в доме до пятидесяти гостей, среди которых были художники Репин, Нестеров, Куинджи, Васнецов, оперный певец Шаляпин, композитор Рахманинов. К слову, есть версия, что именно Мария Павловна Ярошенко изображена на знаменитейшей картине Крамского «Портрет неизвестной».
В жизни Николая Александровича к этому времени произошли заметные перемены. Во-первых, он большую часть времени проводит в Кисловодске, пытаясь излечить прогрессирующий туберкулез. В апреле 1887 года умер его учитель и старший товарищ Иван Николаевич Крамской, идейный руководитель Товарищества передвижных выставок, и руководить товариществом стал Ярошенко.
Ярошенко с семьей снимал в Петербурге небольшую квартиру на Сергиевской улице, на пятом этаже дома, внизу которого помещалось китайское посольство. Эта квартирка и стала временным «штабом» передвижных выставок. Михаил Нестеров, хорошо знавший семью художника, вспоминал, что не только в Кисловодске, но и в Петербурге у Ярошенко часто бывало огромное количество гостей, некоторые из которых оставались надолго, и тогда в квартире воцарялся сумбур, работать при котором не было никакой возможности. Характерен уже сам круг людей, с которыми был близок, дружен или знаком Ярошенко. К ним относятся наряду с художниками-передвижниками, соратниками Николая Александровича, писатели М. Е. Салтыков-Щедрин, Н. С. Лесков, поэт А. Н. Плещеев, издатель В. Г. Чертков, историк К. Д. Кавелин, философ В. С. Соловьев, композитор С. И. Танеев, ученый-медик Н. П. Симановский, физиолог И. П. Павлов и др. «Кого-кого тут нет! — писал М. В. Нестеров об атмосфере, царящей в квартире Ярошенко, — весь культурный Петербург здесь. Тут и Менделеев, и Петрушевский, и еще несколько выдающихся профессоров либерального лагеря. Часов около 12 приглашают к ужину. Как в этой маленькой столовой уместится такая масса гостей — это знают только наши гостеприимные милые хозяева — Николай Александрович и Мария Павловна. Тесно, но как-то усаживаются. На ужинах у Ярошенко вкусно ели, а пили мало. Говорили же горячо, интересно. На этих собраниях не знали, что такое скука, винт, выпивка — Николай Александрович, то серьезный, то остроумный был душой общества. Помню, бывали великие споры, иногда они затягивались далеко за полночь, и мы расходились обыкновенно поздно, гурьбой, довольные проведенным временем».
Известно, что знаменитый ученый Д. И. Менделеев после кончины художника восклицал: «Год жизни дал бы, чтобы сейчас сидел тут Ярошенко, и поговорить с ним!» Интересна история работы «Курсистка (1883 год). Девушку, послужившую моделью для картины, звали Анна Константиновна Дитерихс (в замужестве — Черткова). Со своим мужем Владимиром Чертковым, издателем и редактором произведений Л. Толстого, она часто гостила у Ярошенко в Кисловодске. Как и художник, Анна страдала туберкулезом.
Еще большую известность принесла художнику картина «Всюду жизнь». Мало кто знает, что первоначально Ярошенко дал этой работе название «Где любовь, там и Бог». Так называется рассказ Льва Толстого, который, очевидно, стал для художника источником вдохновения. Сюжет толстовского рассказа заключается в том, что сапожник Семен, не ведая того, приютил ангела и понял вместе с ним, что это «кажется только людям, что они заботой о себе живы, а живы-то они одною любовью. Кто в любви, тот в Боге и Бог в нем, потому что Бог есть любовь. И радостно стало на душе Авдеича, перекрестился он, надел очки и стал читать Евангелие, там, где открылось. И наверху страницы он прочел: И взалкал Я, и вы дали Мне есть, жаждал, и вы напоили меня, был странником, и вы приняли меня… И внизу страницы прочел еще: Так как вы сделали это одному из сих братии Моих, меньших, то сделали Мне. И понял Авдеич, что не обманул его сон, что, точно, приходил к нему в этот день Спаситель его и что, точно, он принял Его».
На картине изображен арестантский вагон, в окошко которого выглядывают узники удивительно кроткого вида. Ребенок кормит голубей крошками хлеба. «За решеткой в окне вы увидите Мадонну, худую и бледную, держащую на коленях младенца Спасителя с простертой для благословения ручкой и возвышающуюся позади фигуру Иосифа. Но как же это святое семейство за решетку попало?» — писал критик-рецензент П. Ковалевский. А сам Лев Толстой сделал в дневнике запись: «Пошел к Третьякову. Хорошая картина Ярошенко «Голуби». Видели вы, как арестанты смотрят из-за решетки тюремного вагона на голубей? Какая это чудная вещь! И как она говорит вашему сердцу! По моему мнению, все же лучшей картиной, которую я знаю, остается картина художника Ярошенко «Всюду жизнь»». Сегодня полотно хранится в Государственной Третьяковской галерее.
«Его высокое благородство, его прямодушие и необычайная стойкость и вера в то дело, которому он служит, были, думаю, не для одного меня „примером», и сознание, что такой правильный человек есть среди нас, ободряло на правое дело. Будучи сам безупречным, он делал, настаивал, горячился, требовал, чтобы те люди, которые служат одному с ним делу, были на той же нравственной высоте, столь же неуклонными своему долгу, каким был он сам», — вспоминал М. В. Нестеров.
В 1892 году, уйдя в отставку, дослужившись, как и его отец, до чина генерал-майора, Николай Александрович стал дольше бывать в Кисловодске. Здесь он принял самое деятельное участие в строительстве храма во имя Святителя Николая. Художник не только лично расписывал храм, но и привлек к этому знаменитых братьев Виктора и Аполлинария Васнецовых, Нестерова и других известных российских художников.
В последние годы жизни, несмотря на тяжелую болезнь, Ярошенко много путешествовал по России и за границей: был на Волге, ездил в Италию, Сирию, Палестину, Египет. Николай Александрович побывал и на Святой Земле, о чем писал: «Здесь все так легко, помимо вашей воли, переносит в глубь времен. Вы наткнетесь неожиданно на живого Авраама или Моисея, то перенесетесь к временам Христа».
25 июня (7 июля) 1898 года, находясь перед холстом за работой, художник умер от остановки сердца.
