Американский журналист Род Дриер пришел в православие 5 лет назад, тогда он описал свой переход в очень известном тексте Мой путь в православие. Прошло 5 лет, и Род публикует новый текст — уже на страницах Washington post. Итак, православие 5 лет спустя…
Я пришел в православие 2006 году, сломленным человеком. Я был искренним, практикующим и убежденным римокатоликом много лет, но моя вера пошатнулась по большей части из-за того, что я узнал как репортер, освещающий один скандал на почве сексуальных преступлений. Я был уверен, что мои богословские убеждения защитят суть моей веры в любых испытаниях, но знание, с которым я боролся, свело на нет мою способность верить претензиям на церковную истину Римской Церкви.
Для меня и моей жене протестантизм не был выходом, учитывая то, что мы знали о церковной истории, и учитывая наши убеждения в области богословия таинств. Потому православие осталось единственной надежной гаванью в бурю, в которой наше христианство могло потерпеть крушение.
Честно говоря, меня некоторое время тянуло к православию, по тем же причинам, что побудили меня еще молодым прийти в Католическую Церковь. Для меня она казалось надежной скалой в волнующемся море релятивизма и модернизма западного христианства. Но Римская Церковь в пылу Второго Ватиканского Собора избавилась от столь многого своего художественного и литургического наследия… Православная же Церковь оставалась верной своему.
Несколькими годами ранее, прежде чем прийти в православие, мы с женой были в гостях у православных друзей на их приходе в Мериленде. Мы были консервативными католиками – и в плане морали, и в плане языка богослужения. Потому, увидев православное богослужение и живую веру наших друзей, мы были тронуты и даже позавидовали тому, что там происходит. Но… Мы вынуждены были быстро уйти, чтобы добраться на скутере к ближайшему модернистскому католическому приходу в Севентиз – на обязательную воскресную службу.
Контраст между бессвязным литургическим действом на приходе Пресвятой Богородицы в Пицца Хат, и тем, с которого мы вышли в православном приходе, заставил нас плакать. Но уродство, даже в смысле духовной опустошенности, не искажает истины, а мы знали, что мы должны стоять за истину, и потом – быть с Римом несмотря ни на что.
Если бы католицизм в Америке был здоровым, может быть, сексуальные скандалы не поколебали бы нас. Но мы с моей женой беспокоились о том, как мы будем растить наших детей верными христианами, учитывая раскованное нравственное учение в католических приходах. Мы считали себя верными католиками, то есть мы действительно верили в то, чему учит Катехизис, и старались жить в соответствии с ним. Но мы потерпели поражение – это бывает с каждым. Суть в том, что мы искали церковь, которая могла бы дать ясное нравственное учение, и дать полноту и радость жизни в вере.
В этом заключается проблема: в Католический Церкви США очень мало православия, кроме того, по сути не существует самого понятия «правая вера». И дело тут не в том, что я хотел отбросить всех тех, кто не живет в согласии с католическим учением – мне бы тогда первому стоило бы показать на дверь, если бы это было так. Но я не видел пути, и не был убежден, что приходские общины существуют для чего-то другого, кроме как утвердить нас в нашем ощущении самодовольства. Хотя у меня не было слова, чтобы охарактеризовать его в то время, мне бесконечно надоел тот тип христианства, который социолог Кристиан Смит называет “Морально-терапевтическим деизмом.” Я был настолько опустошен отчаяньем от всего этого, что когда подул сильный ветер секс-скандала, конструкция моей католической веры рухнула.
Я говорю все это не для того, чтобы очернять Римо-Католическую Церковь, которую я все еще люблю, и которой благодарен за знакомство с древним священным христианством – но чтобы показать, почему Православие для меня столь привлекательно.
Мой друг Хью О’Бейрн, обращенный из католицизма в православие, когда я брал у него интервью для моей книги “Crunchy Cons” сказал, что для католика, уставшего от культурных войн внутри американского католицизма, благодатным облегчением будет узнать, что в православии нет «военного положения». Те вопросы, которые разрывают на части многие американские церкви, едва ли вызывают столько споров в православной практике. Хотя глупо было бы притворяться, что такие конфликты отсутствуют в православных приходах. Но они едва ли столь злободневны.
И, кроме того, есть литургия и музыка. Нет ничего, сравнимого с этим, в других церквах. Православное богослужение и православная церковная музыка ошеломляюще прекрасны и глубоки. Русская литургия – это та самая Божественная Литургия (только на местном языке), которую ввел святитель Иоанн Златоуст. Красота этой литургии крайне захватывающая, а ее благоговение умиротворяет. И при том, что мне не хватает привычных древних гимнов (на православных богослужениях мы поем молитвы и псалмы), я очень рад, что больше не приходится слушать «На крыльях орла» и другую неуклюжую гимнографию, присущую американскому католическому богослужению.
Основная причина, почему православие столь привлекательно для новообращенных, – это его серьезное отношение к греху. Я не имею в виду, что это мрачная религия – совсем нет! Но Православие воспринимает человеческую поврежденность с должной серьезностью. Православие не скажет вам, что у вас все о’кей. Фактически, оно потребует от вас называть себя, как апостол Павел называл себя — «худшим из грешников». Но при этом Православие сообщит вам благую весть: Христос умер и воскрес, поэтому ты можешь жить. Но, чтобы жить, вам придется умереть самому – убить грех в себе, множество раз. И это не будет безболезненно, и не может быть, иначе не будет настоящим.
По причине всего этого, несмотря на красоту и богатство православного богослужения, оно является намного более аскетичным и требовательным, чем американское христианство. Длинные службы, частые молитвы, строгие посты – все это является серьезными требованиями для верующих, особенно для успешных американцев – представителей среднего класса, как я. Православие зовет нас за пределы себя. Оно зовет нас к покаянию. Православие не заинтересовано в том, чтобы дать вам чувствовать себя комфортно в ваших грехах. Оно хочет от вас ни больше ни меньше как святости.
Уже привычно слышать от американских новообращенных, что сначала в православие пришел муж, затем за ним последовала жена. Нетрудно понять почему. Многие мужчины устали от мягкого буржуазного христианства, которое не призывает их ко многому, потому что не требует от них многого. Мужчинам нравится вызов, и это именно то, что дает им Православие.
Не заблуждайтесь. Православие, в своей сути, не сводится к правилам и практикам. Чем далее я продвигаюсь в православии, тем яснее становится, что Православие – это, прежде всего, путь. Оно не институт, не комплекс доктрин, не собрание ритуалов, хотя оно включает это все. Это скорее способ видения мира, и место человека в нем, и карта святости, которая парадоксально столь же древняя, как и удивительно новая, по крайней мере, для западного восприятия. Это путь освобождения.
Да, православные Церкви в США заполнены простыми американцами, и они так же полны рядовыми американскими проблемами, как и российские приходы – русскими. Каждый, кто приходит в православную церковь, ожидая совершенства, будет разочарован. Однако то, что вы найдете там – истина и красота, явленная так, что у современного американца захватывает дух. Православие – древний Путь, основанный на вероучительной стабильности, священной реальности и практическом христианском мистицизме – мистицизме, который был маргинализирован в большинстве американских церквей.
Я нашел в православии то, что мне казалось, я нашел, когда стал католиком. Я выбрал своим небесным покровителем Св. Бенедикта Нурсийского, которого чтят обе Церкви. Это для меня знак единства, которое у нас было, и которое мы можем обрести вновь. Католической Церкви следует стать более православной, а православной – более католической. Я молюсь, действительно молюсь, чтобы мы дожили до того, как это единство вновь наступит.
Я благодарен Богу, что он мне дал второй шанс в православии, и указал мне Путь, который я искал всю жизнь. Когда я впервые переступил порог православного храма, будучи духовно надломленным, мне казалось, я не смогу научиться переносить эти длинные литургии, эти усиленные молитвы, простирания, строгий пост, и как бы это сказать… странность православного христианства в американском контексте. Но, по прошествии пяти лет, я не могу себе представить, как я жил без него. Нельзя найти путь в православии, только читая о нем. Нужно прийти и увидеть своими глазами.
Юлия Зубкова
Православие и мир