Фаина Георгиевна Раневская (1896–1984) признана одной из самых известных и любимых актрис отечественного театра и кино, хотя играла главным образом в эпизодах и чаще всего — отрицательные роли. У такого парадокса сразу несколько причин: актерский талант Раневской, ее человеческое обаяние и блистательное остроумие, проявляемое как на экране, так и в жизни. Артистки нет с нами уже много лет, но из печати выходят все новые сборники ее шуток и афоризмов.
Некоторые выдержки вы найдете и здесь…
В архиве Раневской осталась такая запись: “Пристают, просят писать, писать о себе. Отказываю. Писать о себе плохо – не хочется. Хорошо – неприлично. Значит, надо молчать. К тому же я опять стала делать ошибки, а это постыдно. Это как клоп на манишке. Я знаю самое главное, я знаю, что надо отдавать, а не хватать. Так доживаю с этой отдачей. Воспоминания – это богатство старости”.
***
– Первый сезон в Крыму, я играю в пьесе Сумбатова Прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: “Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея…” После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнера. В публике смех, партнер, стеная, угрожает оторвать мне голову. Придя домой, я дала себе слово уйти со сцены.
***
– Знаете, – вспоминала через полвека Раневская, – когда я увидела этого лысого на броневике, то поняла: нас ждут большие неприятности.
***
– Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной…
***
– Страшно грустна моя жизнь. А вы хотите, чтобы я воткнула в жопу куст сирени и делала перед вами стриптиз.
***
– Я, в силу отпущенного мне дарования, пропищала как комар.
***
– Как вы живете? – спросила как-то Ия Саввина Раневскую.
– Дома по мне ползают тараканы, как зрители по Генке Бортникову, – ответила Фаина Георгиевна.
***
– Жизнь – это небольшая прогулка перед вечным сном.
***
– Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.
***
… Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи.
***
– Почему вы не пишете мемуаров?
– Жизнь отнимает у меня столько времени, что писать о ней совсем некогда.
***
Раневская на вопрос, как она себя сегодня чувствует, ответила:
– Отвратительные паспортные данные. Посмотрела в паспорт, увидела, в каком году я родилась, и только ахнула…
***
– Паспорт человека – это его несчастье, ибо человеку всегда должно быть восемнадцать, а паспорт лишь напоминает, что ты можешь жить, как восемнадцатилетняя.
***
Раневская говорила:
– Старость – это просто свинство. Я считаю, что это невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости. Господи, уже все ушли, а я все живу. Бирман – и та умерла, а уж от нее я этого никак не ожидала. Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить!
***
…Третий час ночи… Знаю, не засну, буду думать, где достать деньги, чтобы отдохнуть во время отпуска мне, и не одной, а с П.Л. (Павлой Леонтьевной Вульф). Перерыла все бумаги, обшарила все карманы и не нашла ничего похожего на денежные знаки…
(Из записной книжки)
***
Раневская с негодованием заявляет:
– Ох уж эти несносные журналисты! Половина лжи, которую они распространяют обо мне, не соотствует действительности.
***
Старая харя не стала моей трагедией, – в 22 года я уже гримировалась старухой, и привыкла, и полюбила старух моих в ролях. А недавно написала моей сверстнице: “Старухи, я любила вас, будьте бдительны!”
Книппер-Чехова, дивная старуха, однажды сказала мне: “Я начала душиться только в старости”.
Старухи бывают ехидны, а к концу жизни бывают и стервы, и сплетницы, и негодяйки… Старухи, по моим наблюдениям, часто не обладают искусством быть старыми. А к старости надо ДОБРЕТЬ с утра до вечера!
***
– Старость, это когда беспокоят не плохие сны, а плохая действительность.
***
Раневская сказала Зиновию Паперному:
– Молодой человек! Я ведь еще помню порядочных людей… Боже, какая я старая!
***
– Воспоминания – это богатства старости.
***
– Успех – единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.
***
– Спутник славы – одиночество.
***
– Одиночество как состояние не поддается лечению.
***
– Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя.
***
– Оптимизм – это недостаток информации.
***
– У меня хватило ума прожить жизнь глупо.
***
– Жизнь моя… Прожила около, все не удавалось. Как рыжий у ковра.
***
– Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй.
***
– Ничего, кроме отчаянья от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.
***
Для меня всегда было загадкой – как великие актеры могли играть с артистами, от которых нечем заразиться, даже насморком. Как бы растолковать бездари: никто к вам не придет, потому что от вас нечего взять. Понятна моя мысль неглубокая?
(Из записной книжки)
***
Раневская говорила:
– Птицы ругаются, как актрисы из-за ролей. Я видела, как воробушек явно говорил колкости другому, крохотному и немощному, и в результате ткнул его клювом в голову. Все, как у людей.
***
– Я не признаю слова “играть”. Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.
***
Однажды Раневская участвовала в заседании приемной комиссии в театральном институте.
Час, два, три…
Последней абитуриентке, в качестве дополнительного вопроса, достается задание:
– Девушка, изобразите нам что-нибудь очень эротическое, с крутым обломом в конце…
Через секунду приемная комиссия слышит нежный стон:
– А… аа… ааа… Аа-а-а-пчхи!!!
***
Раневская и Марецкая идут по Тверской. Раневская говорит:
– Тот слепой, которому ты подала монетку, не притвора, он действительно не видит.
– Почему ты так решила?
– Он же сказал тебе: “Спасибо, красотка!”
***
– Когда нужно пойти на собрание труппы, такое чувство, что сейчас предстоит дегустация меда с касторкой.
***
– Деляги, авантюристы и всякие мелкие жулики пера! Торгуют душой, как пуговицами.
***
– Кино – заведение босяцкое.
***
О своих работах в кино: “Деньги съедены, а позор остался”.
***
– Сняться в плохом фильме – все равно что плюнуть в вечность.
***
– Получаю письма: “Помогите стать актером”. Отвечаю: Бог поможет!
***
– Когда мне не дают роли, чувствую себя пианистом, которому отрубили руки.
***
– Жемчуг, который я буду носить в первом акте, должен быть настоящим,- требует капризная молодая актриса.
– Все будет настоящим, – успокаивает ее Раневская. – Все: и жемчуг в первом действии, и яд – в последнем.
***
В разговоре Василий Катанян сказал Раневской, что смотрел “Гамлета” у Охлопкова.
– А как Бабанова в Офелии? – спросила Фаина Георгиевна.
– Очень интересна. Красива, пластична, голосок прежний…
– Ну, вы, видно, добрый человек. Мне говорили, что это болонка в климаксе,- съязвила Раневская.
***
Охлопков репетировал спектакль с Раневской. Она на сцене, а он в зале, за режиссерским столиком. Охлопков: “Фанечка, будьте добры, станьте чуть левее, на два шага. Так, а теперь чуть вперед на шажок”. И вдруг требовательно закричал: “Выше, выше, пожалуйста!” Раневская поднялась на носки, вытянула шею, как могла. “Нет, нет,- закричал Охлопков,- мало! Еще выше надо!” “Куда выше,- возмутилась Раневская,- я же не птичка, взлететь не могу!”
“Что вы, Фанечка,- удивился Охлопков,- это я не вам: за вашей спиной монтировщики флажки вешают!”
***
– Приходите, я покажу вам фотографии неизвестных народных артистов СССР,- зазывала к себе Раневская.
***
– Фаина Георгиевна! Галя Волчек поставила “Вишневый сад”.
– Боже мой, какой ужас! Она продаст его в первое действии.
***
– У Юрского течка на профессию режиссера. Хоть актер он замечательный.
***
Узнав, что ее знакомые идут сегодня в театр посмотреть ее на сцене, Раневская пыталась их отговорить:
– Не стоит ходить: и пьеса скучная, и постановка слабая… Но раз уж все равно идете, я вам советую уходить после второго акта.
– Почему после второго?
– После первого очень уж большая давка в гардеробе.
***
Говорят, что этот спектакль не имеет успеха у зрителей?
– Ну, это еще мягко сказано, – заметила Раневская. – Я вчера позвонила в кассу, и спросила, когда начало представления.
– И что?
– Мне ответили: “А когда вам будет удобно?”
***
– Я была вчера в театре, – рассказывала Раневская. – Актеры играли так плохо, особенно Дездемона, что когда Отелло душил ее, то публика очень долго аплодировала.
***
– Очень сожалею, Фаина Георгиевна, что вы не были на премьере моей новой пьесы,- похвастался Раневской Виктор Розов.- Люди у касс устроили форменное побоище!
– И как? Удалось им получить деньги обратно?
***
– Ну-с, Фаина Георгиевна, и чем же вам не понравился финал моей последней пьесы?
– Он находится слишком далеко от начала.
***
Как-то она сказала:
– Четвертый раз смотрю этот фильм и должна вам сказать, что сегодня актеры играли как никогда.
***
Вернувшись в гостиницу в первый день после приезда на гастроли в один провинциальный город, Раневская со смехом рассказывала, как услышала перед театром такую реплику аборигена: “Спектакль сегодня вечером, а они до сих пор не могут решить, что будут играть!”
И он показал на афишу, на которой было написано “Безумный день, или Женитьба Фигаро”.
***
Раневская повторяла:
“Мне осталось жить всего сорок пять минут. Когда же мне все-таки дадут интересную роль?” Ей послали пьесу Жана Ануя “Ужин в Санлисе”, где была маленькая роль старой актрисы. Вскоре Раневская позвонила Марине Нееловой:
“Представьте себе, что голодному человеку предложили монпансье. Вы меня поняли? Привет!”
***
Во время репетиции Завадский за что-то обиделся на актеров, не сдержался, накричал и выбежал из репетиционного зала, хлопнув дверью, с криком: “Пойду повешусь!” Все были подавлены. В тишине раздался спокойный голос Раневской: “Юрий Александрович сейчас вернется. В это время он ходит в туалет”.
***
В “Шторме” Билль-Белоцерковского Раневская с удовольствием играла “спекулянтку”. Это был сочиненный ею текст – автор разрешил. После сцены Раневской – овация, и публика сразу уходила. “Шторм” имел долгую жизнь в разных вариантах, а Завадский ее “спекулянтку” из спектакля убрал. Раневская спросила у него: “Почему?”. Завадский ответил: “Вы слишком хорошо играете свою роль спекулянтки, и от этого она запоминается чуть ли не как главная фигура спектакля…” Раневская предложила: “Если нужно для дела, я буду играть свою роль хуже”.
***
Отзывчивость не была сильной стороной натуры Завадского. А долго притворяться он не хотел. Когда на гастролях у Раневской случился однажды сердечный приступ, Завадский лично повез ее в больницу. Ждал, пока снимут спазм, сделают уколы.
На обратном пути спросил: “Что они сказали, Фаина?” – “Что-что – грудная жаба”. Завадский огорчился, воскликнул: “Какой ужас – грудная жаба!”
И через минуту, залюбовавшись каким-то пейзажем за окном машины, стал напевать: “Грудная жаба, грудная жаба”.
***
Раневская говорила:
– Завадский простудится только на моих похоронах.
***
– Завадскому дают награды не по заслугам, а по потребностям. У него нет только звания “Мать – героиня”.
***
– Завадскому снится, что он похоронен на Красной площади.
***
Завадский родился не в рубашке, а в енотовой шубе.
***
Делая скорбную мину, Раневская замечала:
– В семье не без режиссера.
***
Раневская говорила начинающему композитору, сочинившему колыбельную:
– Уважаемый, даже колыбельную нужно писать так, чтобы люди не засыпали от скуки…
***
Как-то раз Раневскую остановил в Доме актера один поэт, занимающий руководящий пост в Союзе писателей.
– Здравствуйте, Фаина Георгиевна! Как ваши дела?
– Очень хорошо, что вы спросили. Хоть кому-то интересно, как я живу!
Давайте отойдем в сторонку, и я вам с удовольствием обо всем расскажу.
– Нет-нет, извините, но я очень спешу. Мне, знаете ли, надо еще на заседание…
– Но вам же интересно, как я живу! Что же вы сразу убегаете, вы послушайте. Тем более, что я вас не задержу на долго, минут сорок, не больше.
Руководящий поэт начал спасаться бегством.
– Зачем же тогда спрашивать, как я живу?! – кричала ему вслед Раневская.
***
За исполнение произведений на эстраде и в театре писатели и композиторы получают авторские отчисления с кассового сбора. Раневская как-то сказала по этому поводу:
– А драматурги неплохо устроились – получают отчисления от каждого спектакля своих пьес! Больше ведь никто ничего подобного не получает. Возьмите, например, архитектора Рерберга. По его проекту построено в Москве здание Центрального телеграфа на Тверской. Даже доска висит с надписью, что здание это воздвигнуто по проекту Ивана Ивановича Рерберга. Однако же ему не платят отчисления за телеграммы, которые подаются в его доме!
***
– Берите пример с меня,- сказала как-то Раневской одна солистка Большого театра.- Я недавно застраховала свой голос на очень крупную сумму.
– Ну, и что же вы купили на эти деньги?
***
Раневская кочевала по театрам.
Театральный критик Наталья Крымова спросила:
– Зачем все это, Фаина Георгиевна?
– Искала…- ответила Раневская.
– Что искали?
– Святое искусство.
– Нашли?
– Да.
– Где?
– В Третьяковской галерее…
***
Ольга Аросева рассказывала, что уже будучи в преклонном возрасте, Фаина Георгиевна шла по улице, поскользнулась и упала. Лежит на тротуаре и кричит своим неподражаемым голосом:
– Люди! Поднимите меня! Ведь народные артисты на улице не валяются!
***
Поклонница просит домашний телефон Раневской. Она:
– Дорогая, откуда я его знаю? Я же сама себе никогда не звоню.
***
Как-то Раневская, сняв телефонную трубку, услышала сильно надоевший ей голос кого-то из поклонников и заявила:
– Извините, я не могу продолжать разговор. Я говорю из автомата, а здесь большая очередь.
***
После спектакля “Дальше – тишина” к Фаине Георгиевне подошел поклонник.
– Товарищ Раневская, простите, сколько вам лет?
– В субботу будет сто пятнадцать.
Он остолбенел:
– В такие годы и так играть!
***
В купе вагона назойливая попутчица пытается разговорить Раневскую.
– Позвольте же вам представиться. Я – Смирнова.
– А я – нет.
***
Брежнев, вручая в Кремле Раневской орден Ленина, выпалил:
– Муля! Не нервируй меня!
– Леонид Ильич, – обиженно сказала Раневская,- так ко мне обращаются или мальчишки, или хулиганы.
Генсек смутился, покраснел и пролепетал, оправдываясь:
– Простите, но я вас очень люблю.
***
В Кремле устроили прием и пригласили на него много знатных и известных людей. Попала туда и Раневская. Предполагалось, что великая актриса будет смешить гостей, но ей самой этого не хотелось. Хозяин был разочарован:
– Мне кажется, товарищ Раневская, что даже самому большому в мире глупцу не удалось бы вас рассмешить.
– А вы попробуйте,- предложила Фаина Георгиевна.
***
После спектакля Раневская часто смотрела на цветы, корзину с письмами, открытками и записками, полными восхищения – подношения поклонников ее игры – и печально замечала:
– Как много любви, а в аптеку сходить некому.
***
– Шкаф Любови Петровны Орловой так забит нарядами,- говорила Раневская, – что моль, живущая в в нём, никак не может научиться летать!
***
Одной даме Раневская сказала, что та по-прежнему молода и прекрасно выглядит.
– Я не могу ответить вам таким же комплиментом, – дерзко ответила та.
– А вы бы, как и я, соврали! – посоветовала Фаина Георгиевна.
***
В доме отдыха на прогулке приятельница проникновенно заявляет:
– Я обожаю природу.
Раневская останавливается, внимательно осматривает ее и говорит:
– И это после того, что она с тобой сделала?
***
Раневская подходит к актрисе N., мнившей себя неотразимой красавицей, и спрашивает:
– Вам никогда не говорили, что вы похожи на Брижит Бардо?
– Нет, никогда,- отвечает N., ожидая комплимента. Раневская окидывает ее взглядом и с удовольствием заключает:
– И правильно, что не говорили.
***
Хозяйка дома показывает Раневской свою фотографию детских лет. На ней снята маленькая девочка на коленях пожилой женщины.
– Вот такой я была тридцать лет назад.
– А кто эта маленькая девочка? – с невинным видом спрашивает Фаина Георгиевна.
***
Раневская обедала как-то у одной дамы, столь экономной, что Фаина Георгиевна встала из-за стола совершенно голодной. Хозяйка любезно сказала ей:
– Прошу вас еще как-нибудь прийти ко мне отобедать.
– С удовольствием,- ответила Раневская,- хоть сейчас!
***
– Вы слышали, как не повезло писателю N.? – спросили у Раневской.
– Нет, а что с ним случилось?
– Он упал и сломал правую ногу.
– Действительно, не повезло. Чем же он теперь будет писать? – посочувствовала Фаина Георгиевна.
***
Журналист спрашивает у Раневской:
– Как вы считаете, в чем разница между умным человеком и дураком?
– Дело в том, молодой человек, что умный знает, в чем эта разница, но никогда об этом не спрашивает.
***
– Кем была ваша мать до замужества? – спросил у Раневской настырный интервьюер.
– У меня не было матери до ее замужества,- пресекла Фаина Георгиевна дальнейшие вопросы.
***
У Раневской спросили, любили ли она Рихарда Штрауса, и услышали в ответ:
– Как Рихарда я люблю Вагнера, а как Штрауса – Иоганна.
***
На заграничных гастролях коллега заходит вместе с Фаиной Георгиевной в кукольный магазин “Барби и Кен”.
– Моя дочка обожает Барби. Я хотел бы купить какой-нибудь набор…
– У нас широчайший выбор,- говорит продавщица. “Барби в деревне”, “Барби на Гавайях”, “Барби на горных лыжах”, “Барби разведенная”…
– А какие цены?
– Все по 100 долларов, только “Барби разведенная” – двести.
– Почему так?
– Ну как же,- вмешивается Раневская.- У нее ко всему еще дом Кена, машина Кена, бассейн Кена…
***
Идущую по улице Раневскую толкнул какой-то человек, да еще и обругал грязными словами. Фаина Георгиевна сказала ему:
– В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но я искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.
***
Приятельница сообщает Раневской:
– Я вчера была в гостях у N. И пела для них два часа…
Фаина Георгиевна прерывает ее возгласом:
– Так им и надо! Я их тоже терпеть не могу!
***
Раневскую о чем-то попросили и добавили:
– Вы ведь добрый человек, вы не откажете.
– Во мне два человека, – ответила Фаина Георгиевна. – Добрый не может отказать, а второй может. Сегодня как раз дежурит второй.
***
В переполненном автобусе, развозившем артистов после спектакля, раздался неприличный звук. Раневская наклонилась к уху соседа и шепотом, но так, чтобы все слышали, выдала:
– Чувствуете, голубчик? У кого-то открылось второе дыхание!
***
В театре.
– Извините, Фаина Георгиевна, но вы сели на мой веер!
– Что? То-то мне показалось, что снизу дует.
***
Фаина Георгиевна Раневская однажды заметила Вано Ильичу Мурадели:
– А ведь вы, Вано, не композитор!
Мурадели обиделся:
– Это почему же я не композитор?
– Да потому, что у вас фамилия такая. Вместо “ми” у вас “му”, вместе “ре” – “ра”, вместо “до” – “де”, вместо “ля” – “ли”. Вы же, Вано, в ноты не попадаете.
***
Литературовед Зильберштейн, долгие годы редактировавший “Литературное наследство”, попросил как-то Раневскую написать воспоминания об Ахматовой.
– Ведь вы, наверное, ее часто вспоминаете,- спросил он.
– Ахматову я вспоминаю ежесекундно, – ответила Раневская, – но написать о себе воспоминания она мне не поручала.
А потом добавила: “Какая страшная жизнь ждет эту великую женщину после смерти – воспоминания друзей”.
***
В больнице, увидев, что Раневская читает Цицерона, врач заметил:
– Не часто встретишь женщину, читающую Цицерона.
– Да и мужчину, читающего Цицерона, встретишь не часто,- парировала Фаина Георгиевна.
***
В театре им. Моссовета Охлопков ставил “Преступление и наказание”. Геннадию Бортникову как раз об эту пору выпало съездить во Францию и встретиться там с дочерью Достоевского. Как-то, обедая в буфете театра, он с восторгом рассказывал коллегам о встрече с дочерью, как эта дочь похожа на отца:
– Вы не поверите, друзья, абсолютное портретное сходство, ну просто одно лицо!
Сидевшая тут же Раневская подняла лицо от супа и как бы между прочим спросила:
– И с бородой?
***
Артисты театра послали Солженицыну (еще до его изгнания) поздравительную телеграмму. Живо обсуждали этот акт. У Раневской вырвалось:
– Какие вы смелые! А я послала ему письмо.
***
Известная актриса в истерике кричала на собрании труппы:
– Я знаю, вы только и ждете моей смерти, чтобы прийти и плюнуть на мою могилу!
Раневская толстым голосом заметила:
– Терпеть не могу стоять в очереди!
***
– Почему Бог создал женщин такими красивыми и такими глупыми? – спросили как-то Раневскую.
– Красивыми – чтобы их могли любить мужчины, а глупыми – чтобы они могли любить мужчин.
***
Вере Марецкой присвоили звание Героя Социалистического Труда. Любя актрису и признавая ее заслуги в искусстве, Раневская тем не менее заметила:
– Чтобы мне получить это звание, надо сыграть Чапаева.
***
– Меня так хорошо принимали, – рассказывал Раневской вернувшийся с гастролей артист N, – я выступал на больших открытых площадках, и публика непрестанно мне рукоплескала!
– Вам просто повезло,- заметила Фаина Георгиевна. На следующей неделе выступать было бы намного сложнее.
– Почему?
– Синоптики обещают похолодание, и будет намного меньше комаров.
***
Идет обсуждение пьесы. Все сидят. Фаина Георгиевна, рассказывая что-то, встает, чтобы принести книгу, возвращается, продолжая говорить стоя. Сидящие слушают и вдруг:
– Проклятый девятнадцатый вас, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят, – как бы между прочим замечает Раневская.
***
– Фаина Георгиевна! Что ж вы не спрашиваете, как я живу?
– Роза, как вы живете?
– Ой, и не спрашивайте!
***
– Почему женщины так много времени и средств уделяют внешнему виду, а не развитию интеллекта?
– Потому что слепых мужчин гораздо меньше, чем глупых.
***
Раневская передавала рассказ Ахматовой.
– В Пушкинский дом пришел бедно одетый старик и просил ему помочь, жаловался на нужду, а между тем, он имеет отношение к Пушкину. Сотрудники Пушкинского дома в экстазе кинулись к старику с вопросами, каким образом он связан с Александром Сергеевичем. Старик гордо объявил:
– Я являюсь праправнуком Булгарина.
***
Рассказывают: возле “Сикстинской мадонны” стоят две шикарно одетых дамы, и одна обращается к другой:
– Не понимаю, что все так сходят с ума и чего они в ней находят…
Случайно оказавшаяся рядом Фаина Георгиевна так на это отреагировала:
– Милочка! Эта дама столько веков восхищала человечество, что теперь она сама имеет право выбирать, на кого производить впечатление.
***
– А вы куда хотели бы попасть, Фаина Георгиевна – в рай или ад? – спросили у Раневской.
– Конечно, рай предпочтительнее из-за климата, но веселее мне было бы в аду – из-за компании,- рассудила Фаина Георгиевна.
***
У Раневской спросили: что для нее самое трудное?
– О, самое трудное я делаю до завтрака,- сообщила она.
– И что же это?
– Встаю с постели.
***
Раневская со всеми своими домашними и огромным багажом приезжает на вокзал.
– Жалко, что мы не захватили пианино, – говорит Фаина Георгиевна.
– Неостроумно,- замечает кто-то из сопровождавших.
– Действительно неостроумно, – вздыхает Раневская – Дело в том, что на пианино я оставила все билеты.
***
Раневская в замешательстве подходит к кассе, покупает билет в кино.
– Да ведь вы же купили у меня билет на этот сеанс пять минут назад – удивляется кассир.
– Я знаю, – говорит Фаина Георгиевна – Но у входа в кинозал какой-то болван взял и разорвал его,
***
Раневская ходит очень грустная, чем-то расстроена.
– У меня украли жемчужное ожерелье!
– Как оно выглядело?
– Как настоящее…
***
Фаина Георгиевна вернулась домой бледная, как смерть, и рассказала, что ехала от театра на такси.
– Я сразу поняла, что он лихач. Как он лавировал между машинами, увиливал от грузовиков, проскакивал прямо перед носом у прохожих! Но по-настоящему я испугалась уже потом. Когда мы приехали, он достал лупу, чтобы посмотреть на счетчик!
***
Как-то на гастролях Фаина Георгиевна зашла в местный музей и присела в кресло отдохнуть. К ней подошел смотритель и сделал замечание:
– Здесь сидеть нельзя, это кресло князя Суворова-Рымникского.
– Ну и что? Его ведь сейчас нет. А как придет, я встану.
***
– Фуфа, почему ты всегда подходишь к окну, когда я начинаю петь?
– Я не хочу, чтобы соседи подумали, будто я бью тебя!
***
Близким друзьям, которые ее посещали, Раневская иногда предлагала посмотреть на картину, которую она нарисовала. И показывала чистый лист.
– И что же здесь изображено? – интересуются зрители.
– Разве вы не видите? Это же переход евреев через Красное море.
– И где же здесь море?
– Оно уже позади.
– А где евреи?
– Они уже перешли через море.
– Где же тогда египтяне?
– А вот они-то скоро появятся! Ждите!
***
Когда Раневская получила новую квартиру, друзья перевезли ее немудрящее имущество, помогли расставить и разложить все по местам, собрались уходить. Вдруг она заголосила:
– Боже мой, где мои похоронные принадлежносги?! Куда вы положили мои похоронные принадлежности? Не уходите же, я потом сама ни за что не найду, я же старая, они могут понадобиться в любую минуту!
Все стали искать эти “похоронные принадлежносности”, не совсем понимая, что, собственно, следует искать. И вдруг Раневская радостно возгласила:
– Слава Богу, нашла!
И торжественно продемонстрировала всем коробочку со своими орденами и медалями.
***
Раневская приглашает в гости и предупреждает, что звонок не работает:
– Как придете,стучите ногами.
– Почему ногами, Фаина Георгиевна?
– Но вы же не с пустыми руками собираетесь приходить!
***
Актер Малого театра Михаил Михайлович Новохижин некоторое время был ректором Театрального училища имени Щепкина. Однажды звонит ему Раневская:
– Мишенька, милый мой, огромную просьбу к вам имею: к вам поступает мальчик, фамилия Малахов, обратите внимание, умоляю – очень талантливый, очень, очень. Личная просьба моя: не проглядите, дорогой мой, безумно талантливый мальчик.
Рекомендация Раневской дорого стоила – Новохижин обещал “лично проследить”.
После прослушивания “гениального мальчика” Новохижин позвонил Раневской.
– Фаина Георгиевна, дорогая, видите ли, не знаю даже, как и сказать…
И тут же услышал крик Раневской:
– Что? Говно мальчишка? Гоните его в шею, Мишенька, гоните немедленно! Боже мой, что я могу поделать: меня просят, никому не могу отказать!
***
Однажды Раневская с артистом Геннадием Бортниковым застряли в лифте. Только минут через сорок их освободили. Своему компаньону Фаина Георгиевна сказала:
– Геночка! Вы теперь обязаны на мне жениться, – иначе вы меня скомпрометируете.
***
Народ у нас самый даровитый, добрый и совестливый. Но практически как-то складывается так, что постоянно, процентов на восемьдесят, нас окружают идиоты, мошенники и жуткие дамы без собачек. Беда!
(Из записной книжки).
***
Увидев только что установленный памятник Карлу Марксу напротив Большого театра:
– Это же холодильник с бородой.
***
У Раневской спросили:
– Чем может утешиться человек, с которым случилось несчастье?
– Умный человек утешится, когда осознает неминуемость того, что случилось. Дурак же утешается ем, что и с другими случится то же.
***
– Женщина, чтобы преуспеть в жизни, должна обладать двумя качествами. Она должна быть достаточно умна для того, чтобы нравиться глупым мужчинам, и достаточно глупа, чтобы нравиться мужчинам умным,- говорила Раневская.
***
– А как вы считаете, кто умнее – мужчины или женщины? – спросили у Раневской.
– Женщины, конечно, умнее. Вы когда-нибудь слышали о женщине, которая бы потеряла голову только от того, что у мужчины красивые ноги?
***
Однажды Раневскую спросили:
– Почему красивые женщины пользуются большим успехом, чем умные?
– Это же очевидно – ведь слепых мужчин совсем мало, а глупых пруд пруди.
***
– Сегодня я убила пять мух,- сказала Раневская.- Двух самцов и трех самок.
– Как вы это определили?
– Две сидели на пивной бутылке, а три на зеркале.
***
В присутствии Раневской однажды зашел разговор о современной молодежи. – Вы правы,- заметила Фаина Георгиевна – сегодняшняя молодежь ужасная. Но еще ужаснее то, что мы не принадлежим к ней.
***
– Или я старею и глупею, или нынешняя молодежь ни на что не похожа! – сетовала Раневская – Раньше я просто не знала, как отвечать на их вопросы, а теперь даже не понимаю, о чем они спрашивают.
***
– Природа весьма тщательно продумала устройство нашего организма – философично заметила однажды Раневская – Чтобы мы видели, сколько мы переедаем, наш живот расположен на той же стороне тела, что и глаза.
***
После вечернего чтения эрзац-внук спросил Раневскую:
– А как Красная Шапочка узнала, что на кровати лежит не бабушка, а серый волк?
– Да очень просто: внучка посчитала ноги – волк имеет аж четыре ноги, а бабушка только две. Вот видишь, Лешенька, как важно знать арифметику!
***
Как-то, когда Раневская еще жила в одной квартире с Вульфами, а маленький Алеша ночью капризничал и не засыпал, Павла Леонтьевна предложила:
– Может, я ему что-нибудь спою?
– Ну зачем же так сразу,- возразила Раневская.- Давай еще попробуем по-хорошему.
***
– Фуфа! – будит Раневскую эрзац-внук,- Мне кажется, где-то пищит мышь…
– Ну и что ты хочешь от меня? Чтобы я пошла ее смазать?
***
Раневская объясняет внуку, чем отличается сказка от были:
– Сказка – это когда женился на лягушке, а она оказалась царевной. А быль – это когда наоборот.
***
– Вот женишься, Алешенька, тогда поймешь, что такое счастье.
– Да?
– Да. Но поздно будет.
***
Раневская всю жизнь прожила одиноко: ни семьи, ни детей. Однажды, ее спросили, была ли она когданибудь влюблена.
– А как же – сказала Раневская – вот было мне девятнадцать лет, поступила я в провинциальную труппу – сразу же и влюбилась. В первого героя-любовника! Уж такой красавец был! А я-то, правду сказать, страшна была, как смертный грех… Но очень любила ходить вокруг, глаза на него таращила, он конечно, ноль внимания… А однажды вдруг подходит и говорит шикарным своим баритоном: “Деточка, вы ведь возле театра комнату снимаете? Так ждите сегодня вечером: буду к вам в семь часов”. Я побежала к антрепренеру, денег в счет жалованья взяла, вина накупила, еды всякой, оделась, накрасилась – жду сижу. В семь нету, в восемь нету, в девятом часу приходит… Пьяный и с бабой! “Деточка,- говорит,- погуляйте где-нибудь пару часиков, дорогая моя!”
С тех пор не то что влюбляться – смотреть на них не могу: гады и мерзавцы!
***
Раневская выступала на одном из литературно-театральных вечеров. Во время обсуждения девушка лет шестнадцати спросила:
– Фаина Георгиевна, что такое любовь?
Раневская подумала и сказала:
– Забыла.
А через, секунду добавила:
– Но помню, что это что-то очень приятное.
***
На том же вечере Раневскую спросили:
– Какие, по вашему мнению, женщины склонны к большей верности – брюнетки или блондинки?
Не задумываясь, она ответила:
– Седые!
***
– Вы не поверите, Фаина Георгиевна, но меня еще не целовал никто, кроме жениха.
– Это вы хвастаете, милочка, или жалуетесь?
***
У Раневской спросили, не знает ли она причины развода знакомой пары. Фаина Георгиевна ответила:
– У них были разные вкусы: она любила мужчин, а он – женщин.
***
– Если женщина говорит мужчине, что он самый умный, значит, она понимает, что второго такого дурака она не найдет.
***
– Лесбиянство, гомосексуализм, мазохизм, садизм – это не извращения,- строго объясняет Раневская. – Извращений, собственно, только два: хоккей на траве и балет на льду.
***
Всех артистов заставляли ходить в кружок марксистско-ленинской философии. Как-то преподаватель спросил, что такое национальное по форме и совершенное по содержанию.
– Это пивная кружка с водкой,- ответила Раневская.
***
Раневская встречает девушку, которая незадолго до этого работала у нее домработницей.
– Как я жалею, что ушла от вас, Фаина Георгиевна, – вздыхает девушка.
– Вы недовольны своей новой работой?
– Очень.
– У вас много дел?
– Намного больше, чем было у вас.
– Но вы неплохо зарабатываете?
– Что вы! Почти ничего.
– Невероятно! А отпуск?
– Никакого отпуска.
– У кого же вы работаете?
– Я не работаю. Я вышла замуж.
***
Внук пришел к Раневской с любимой девушкой и представляет ее:
– Фаина Георгиевна, это Катя. Она умеет отлично готовить, любит печь пироги, аккуратно прибирает квартиру.
– Прекрасно, мой мальчик! Тридцать рублей в месяц, и пусть приходит по вторникам и пятницам.
***
– Животных, которых мало, занесли в “Красную книгу”, а которых много – в “Книгу о вкусной и здоровой пище”,- объясняла она домработнице.
***
Раневская не упускала случая ошарашить собеседника совершенно неожиданной реакцией.
– Посмотрите, Фаина Георгиевна! В вашем пиве плавает муха! – во весь голос закричала соседка по столу.
– Всего одна, милочка. Ну сколько она может выпить?! – спокойно ответила Раневская.
***
– Когда я выйду на пенсию, то абсолютно ничего не буду делать. Первые месяцы буду просто сидеть в кресле-качалке.
– А потом?
– А потом начну раскачиваться…
***
У Раневской спросили:
– Как вы себя чувствуете, Фаина Георгиевна?
– Болит печень, сердце, ноги, голова. Хорошо, я не мужчина, а то бы и предстательная железа заболела.
***
– Здоровье? Здоровье, это когда у вас каждый день болит в другом месте.
***
– Я себя чувствую, но плохо,- отвечала Раневская на постылые вопросы о здоровье.
***
– Фаина Георгиевна, вы опять захворали?! А какая у вас температура?
– Нормальная, комнатная, плюс восемнадцать градусов…
***
– Моя любимая болезнь, – говорила Раневская, – чесотка: почесался и еще хочется. А самая ненавистная – геморрой: ни себе посмотреть, ни людям показать.
***
Раневской делают операцию под наркозом. Врач просит ее считать до десяти. От волнения она начинает считать невпопад:
– Один, два, пять, семь…
– Будьте повнимательнее, пожалуйста,- просит врач.
– Поймите, как мне трудно,- начинает оправдываться актриса.- Моего суфлера ведь нет рядом.
***
– Вот ваши снотворные таблетки, Фаина Георгиевна, этого вам хватит на шесть недель.
– Но, доктор, я не хотела бы спать так долго!
***
– Этот доктор творит чудеса! Он буквально за минуту вылечил все мои болезни, – саркастически заметила Фаина Георгиевна после посещения врача.
– Каким образом?
– Он сказал, что все мои болезни – не болезни, а симптомы приближающейся старости.
***
Раневская, рассказывая о своих злоключениях в поликлинике, любила доводить ситуацию до абсурда. В ее интерпретации посещение врача превращалось в настоящий анекдот: “Прихожу в поликлинику и жалуюсь:
– Доктор, у меня последнее время что-то вкуса нет.
Тот обращается к медсестре:
– Дайте Фаине Георгиевне семнадцатую пробирку.
Я попробовала:
– Это же говно.
– Все в порядке,- говорит врач,- правильно; вкус появился.
Проходит несколько дней, я опять появляюсь в кабинете этого врача:
– Доктор, вкус-то у меня появился, но с памятью все хуже и хуже.
Доктор обращается к медсестре:
– Дайте Фаине Георгиевне пробирку номер семнадцать.
– Так там же говно,- ору я.
– Все в порядке. Вот и память вернулась”.
***
– Склероз нельзя вылечить, но о нем можно забыть,- полагала Раневская.
***
Оправившись от инфаркта, Раневская заключила:
– Если больной очень хочет жить, врачи бессильны.
***
Раневская изобрела новое средство от бессонницы и делится с ним Риной Зеленой:
– Надо считать до трех. Максимум – до полчетвертого.
***
– Фаина, – спрашивала ее старая подруга, – как ты считаешь, медицина делает успехи?
– А как же. В молодости у врача мне каждый раз приходилось раздеваться, а теперь достаточно язык показать.