Вячеславу Михайловичу Клыкову
Всякое истинно великое государство крепит мощь своего благоденствия естественным родительским инстинктом — растить и поднимать на крыло своих сынов и дочерей по образу и подобию величия духа своего, в котором Достоинство и Честь в ладу с Совестью, Верой освещенной…
Порушенная, поруганная держава, окропясь мёртвой и живой водой воли народной, собирает себя по образу и подобию своих великих граждан, хранящих не тень памяти, а живой свет величия Отечества в помыслах, чувствах и делах своих!
«Нет худа без добра!» — восклицает, врачующая и обнадёживающая мудрость народная…
«Что Бог ни даёт — всё к лучшему», — вторит другая…
К лучшему прежде всего в тебе самом… Ибо в горе-беде, пробуждаясь, прозревает человек, ежели не клянёт судьбу, а дотошно и рассудительно выпытывает у неё через себя — для чего вывела нас на эти ухабы…
Ещё в позапрошлом веке Николай Васильевич Гоголь, православная совесть нашей классики, говорил всем витиям и переустройщикам России: хочешь переустроить державу — начинай с себя.., иначе обманешься и обманешь… Построй в себе то, что ты чаешь увидеть в других… Истово ощути себя той каплей росы, в которой отражается судьба народная… А момент истины запасных вариантов не признаёт — как себя поведёшь-проявишь, так и будет… С тобой… с ближними твоими… и с державой самой…
Вильнёшь хвостом сомнения в исходно малом — не пеняй на других и в большом.
Это касаемо каждого. Писателя же, как творца духовной реальности, — во сто крат! Ибо он причастен к созданию образа для подобия — и Героя… и Отечества… и Мироздания…
Небесно мудрые люди говорят, что все пороки людские от неверного понимания порядка вещей… Системно замкнутый куцый материализм, себе на уме, признаёт реальным лишь только то, что можно «пощупать руками» либо воочию лицезреть… А закрыл глаза — вроде и спрятался от мира сего…
Третье тысячелетие настойчиво проявляет вечные спасительные откровения, убедительно подтверждённые прозревшей до Веры наукой, что мысль и чувство, словом повитые, первопричина всего сущего и насущного…
Во добре-радости-любви мысль, её материальная энергия, — созидает жизнь, во зле-агрессии-унынии — рушит всё вокруг, да и сам «источник» в конечном итоге…
С каким чувством мысль выплавляется — таковы и слово и дело.
И в этом смысле литература родная — духовный сплав мысли и чувства — испытанный первопроходец и путеводитель особо в смутные времена: у неё несмотря ни на какие «вихри враждебные» весомое во всех отношениях будущее, а главное — предельно ответственное настоящее…
Валентин Григорьевич Распутин в своём «Манифесте», который по известным причинам осадного для патриотического слова времени мало кому ныне ведом, убедительно объясняет, почему даже самые славные добродетели стали расслабленно провисать как в жизни, так и в литературе… Есть совесть… есть бескорыстие и добрые сердца… Но мало воли — и доброй… и твёрдой… и решительной!
«К нашим книгам вновь обратятся сразу же, как только в них явится волевая личность… Человек, умеющий показать, как стоять за Россию, и способный собрать ополчение в её защиту», — заключает писатель статью. А в повести «Дочь Ивана, мать Ивана», волевой и беспощадной к нашему затянувшемуся до крайности безволию, В. Распутин ставит диагноз, который по словам критика Валентина Яковлевича Курбатова, «страшен, но и лекарство, таинственно содержащееся в этой же книге, могущественно. Это не утешение. После такой книги утешить трудно. Это призыв к защите».
«Народная воля — не результат голосования.., а энергичное и соединённое действие в защиту своих интересов и ценностей, в защиту, в конце концов, своего права на жизнь…»
Думаю, под таким манифестом и повестью подпишется каждый, кому дорога честь и совесть родной литературы, ибо давно приспела пора стать ей не тенью, а эхом народным!
Да, нужны новые буквари мужества и прописи подвижничества и духовной закалки…
Да, нужно прорывать зону молчания и добиваться господства в эфире своей страны… А главное — в душах соотечественников… Ибо не звёздные войны страшны, а проигранное воображение молодых…
Кровавое эхо Беслана всколыхнуло страну и сытую, и голодную… Быть может на какие-то мгновения и сытые ощутили хоть лёгкий приступ голода духа… И цену ему, несравнимую ни с какими капиталами. И пронзительную истину — чужой беды не бывает…
Нельзя упускать это набатное эхо на затухающей волне в забвение… Пепел Беслана пусть стучит в каждом сердце как метроном памяти и непременного действия… Как голос плачущего ребёнка, не защищенного… не спасённого тобой… Как жертвенное… корчагинское-космодемьянское-матросовское мужество бойцов спецотрядов своими жизнями укрывших детей от пуль бандитов…
Это эхо трагедии и героизма — строгий и неотторжимый эпиграф к закону об Общественной палате, призванной стать и голосом, и оком, и совестью народа…
И тогда вновь высокое слово «Общественный» обретёт присущие ему смысловые оттенки — государственный… нравственный… патриотический… Ведь понятия Общество-Государство-Отечество единого роста и духа. Но в самое порушное время ловкачи-либералы одним чохом вытрясли из России душу — положением об общественных организациях отделили творческие Союзы — истинную суть культуры Отечества — от забот государства, приравняв их к клубам по интересам, а издание книг и других художественных ценностей — к личному хобби творца.
А ведь можно было и не дожидаться Беслана и вычитать все уроки и причины трагедий бывших и грядущих в книгах писателей нашего Союза… апогеем чему и стала повесть «Дочь Ивана, мать Ивана», остро обращенная к лучшему в Иванах-да-Марьях, помнящих родство и осознающих ответственность за всё, что происходит в Отечестве родном.
В прошлом году В. Распутину присуждена Президентская литературная премия. Но даже этот высокий государственный знак качества не стал поводом для переиздания повести достойным великой страны тиражом.
Цензура «неиздания и замалчивания» пострашней (т.е. «подемократичней»!) иных ославленных цензур…
Там, где не издают честных, волевых книг, история пишется кровью обманутых граждан. Теперь уже и детей…
Несомненно, что эта проблема должна стать одной из первостепенных для Общественной палаты.
Представленная недавно в Курске фотовыставка монументальных работ нашего земляка, народного художника России, скульптора Вячеслава Михайловича Клыкова, поражает воображение не только исполинским трудом таланта, но и заглавным свойством его — служить Отечеству с любовью и отвагой.
По его доброй воле — патриота и духовного радетеля земли Русской — могучее ополчение великих образов встало по городам и весям в трудную для Родины годину на сторожевые посты гордой памяти…
Как духовные мегалиты побуждают и поддерживают они энергосознание народное в вере-надежде-любви, призывая не только помнить историю, но и отважно участвовать в державном строительстве Отечества своего.
А задушевные мелодии великого Свиридова разве не побуждают нас к тому же?!
По образу и подобию богатырей духа русского — Г. Свиридова, Н. Асеева, А. Дейнеки, К. Воробьёва, В. Овечкина, А. Гайдара, Е. Носова, Н. Корнеева, П. Сальникова, В. Алёхина, А. Харитановского, В. Клыкова… и созданных ими Героев, следует устраивать и житие, и бытие в крае и в России…
Каждое время требует своих святых, своих героев, своих поэтов, ибо каждая современная душа вправе через поэтическое дыхание времени ощутить свою причастность и к героизму, и к святости — обрести «и дум высокое стремление» и «души прекрасные порывы…»
Без этого не состояться патриотизму ни малому, ни большому. Не исполнить ни земные заветы, ни небесные…
Да храни, Господь, нашими душами… нашей любовью… нашей волей и силой Русь Святую!
2005 г.
Писатели шли на войну, чтобы потом всю оставшуюся жизнь писать книгу Мира… Мира на Земле… мира в Душе…
По-разному выводила их судьба на тропу войны.
Одни, приравняв к штыку перо, стали бойцами фронтовых газет. Другие — с оружием в руках, с жертвенной любовью к Отечеству и ярой ненавистью к врагу, в угаре боя смертного, выплавляли в душе слово сокровенное для жизни…
Поэт и журналист Николай Корнеев на время оставил строку и строчил пулемётом… После тяжёлого ранения и госпиталей уже на Курской дуге вернулся в строй корреспондентом боевой газеты «За Победу!», редактором которой был писатель Михаил Козловский…
Вячеслав Ковалевский (уроженец Рыльска) издал после войны «Тетради полевой сумки» — военные дневники, где события и размышления записаны по горячим следам. И он один из первых напишет книгу с откровенным названием и смыслом — «Любовь — моё единственное оружие»…
Лев Толстой сотворил великую книгу — «Война и мир», где слово «война» по воле грамматики всегда пишется с большой буквы…
Поколение писателей второй мировой и Отечественной напишут своё продолжение книги великой — «Мир и война»…
И вызревшие её страницы — «Усвятские шлемоносцы» Е. Носова, «Это мы, Господи!» К.Воробьёва, «С фронтовым приветом» В. Овечкина, «Братун» П. Сальникова, поэзия Н. Корнеева, литературоведение И. Баскевича, «Висожары» В. Алёхина…
И все они пронизаны выстраданным убеждением, что не может быть правды (а тем более Истины) у войны перед миром, как у зла — перед добром… Есть только правда поведения человека на войне — героическое… самоотверженное… или иное…
Потому как у Жизни одна светлейшая правда и мечта — мир на Земле и в каждой душе!
А Великой Отечественной войне должна соответствовать и Великая Отечественная Память, которая год от года должна осмысленно прирастать благодарной памятью новых поколений…
2005 г.
Хранителям памяти о К.Д. Воробьёве
В книге отзывов музея Курской школы № 35, носящей имя писателя Константина Дмитриевича Воробьёва, рукой пятиклассницы оставлена запись: «Я теперь поняла, что надо быть всегда человеком… Теперь я знаю, что и с Константина Дмитриевича начинается Родина».
Истина глаголет устами детства?
Да, детская душа изначально чутка к добру и справедливости. И счастлив человек, заслуживший такую исчерпывающую оценку в детском сердце.
Константин Дмитриевич заслужил её и своей жизнью, и жизнью своих книг.
Ибо биография писателя — жизнь человека…
Творчество — жизнь его души, на крыльях Духа…
Биография складывалась на крутых изломах истории страны — революция… гражданская война… коллективизация… Великая Отечественная…
А душеводителями будущего писателя были, конечно же, книги. Особую роль в судьбе и выборе нравственных ориентиров сыграла книга о героях Отечественной войны 1812 года, изданная, надо понимать, ещё до революции, потому как в 20-е и 30-е годы даже великие полководцы «царской» России были не в чести… И потому найденная в столе юного сотрудника райгазеты «запретная» книга послужила поводом к его увольнению и «подтолкнула» в Москву, где уже обосновались старшие сестры. Литературные склонности позволили Константину довольно быстро переквалифицироваться из грузчика в ответсекретаря фабричной многотиражки, и с призывом в армию — стать секретарём дивизионной газеты…
А героев прошлого вскоре «реабилитирует» сам Сталин в своей исторической речи 1941 года, призвав народ встать под сень знамён и славы Кутузова, Суворова, Нахимова, Ушакова…
И уже кремлёвский курсант Константин Воробьёв соединит в душе высокое благородство и самоотверженную отвагу героев первой Отечественной войны со своей решимостью Родину защищать.
И среди них, несомненно, Денис Давыдов — поэт-воин и воин-поэт — которому сам Суворов предрёк воинскую славу, а судьба одарила и светлой отважной музой… Совсем не случайно в последней неоконченной повести «…И всему роду твоему» он наречёт сына главного героя Денисом, к которому заветно обращено повествование о самом-самом важном в жизни — всегда оставаться Человеком…
Ибо сам с юных лет переплавит «их благородие» по отношению к Отечеству и други своя в «благородие наше» — негромкое, непышное, невеликосветское, но — великодушное… откровенное… окрылённое радостью бытия и беззаветной дружбы… Он испытает его в боях и в кругах ада фашистского плена. И в мыслях, чувствах и поступках героев его повестей и рассказов будут без труда угадываться лучшие черты русского офицерства…
Три великих голода довелось испытать Константину Дмитриевичу в своей жизни.
…Голод 30-х годов, когда люди пухли и вымирали дворами…
…Голод фашистского плена зимой 1941—1942 гг. Эпизод с раненой лошадью памятен каждому, кто читал повесть «Крик»…
…Голод на слово и дело правды трёх десятков послевоенных лет, в которые и улеглось творческое время писателя К.Д. Воробьева…
Так и не утолив голода духовного, уйдёт он из жизни, сражённый тяжким недугом, оборвав песню на полуслове…
Но книги его, множась год от года, как взращённые сады, цветут и плодоносят всякому, кто открыт душой. Цветут радостью жизни, плодоносят мудростью её…
Своими душевными книгами Константин Дмитриевич сказал куда больше сердечной правды о жизни и о себе в условиях цензуры и пристального идеологического присмотра, нежели иные ревнители «свободы слова», которая на поверку во время перестройки-переломки оказалась «свободой от стыда и совести», инструментом грязной разрушительной политики.
В повести «Вот пришел великан» есть примечательные прозрения главного героя: «Озарение мира исходит из нас самих, от нашего внутреннего светильника: во мне он вспыхнул тогда с обновлённой яркостью, и потускневший было день опять засиял волшебным светом проступающего в нём торжества…»
Это откровение не только перекликается с древним постулатом — «Всё главное в тебе самом» — который исповедует автор, но и решительно выводит нас к знаниям третьего тысячелетия о тонком мире, вход куда обычно ограничивался призрачными рассуждениями о «внутреннем мире»… мистике… суеверии… Человек как бы не верил сам себе — своим мыслям и чувствам, их очевидным действиям на других, но прежде всего на себя…
И впору было соглашаться, что не только «чужая душа — потёмки», но и своя!
И вот вдруг «светильник» в «потёмках»!
Писатель не акцентирует внимание на этом прозрении, оно как бы сама собой разумеющаяся условность литературы, «необязательная» для жизни… Но именно с этим Константин Дмитриевич никогда не мог согласиться: литературу он воспринимает как ведущую силу искусства, непосредственно приводящую наши души к искусству жизни… По крайней мере хотел ее видеть таковой и своим творчеством способствовал тому…
Ещё при вступлении в Союз писателей (21 сентября 1956 года) он в графе «общественная деятельность», где обычно отмечают своё депутатство или членство в каких-либо советах-комитетах-редколлегиях, вписал, как из камня высек — пишу повесть.
Сам с отрочества испытав влекущее обаяние книг, он прекрасно понимал их просветляющую и преобразующую силу, способную пробудить в каждом читателе тот волшебный светильник, который и озаряет мир… в себе — для других… И для любимого… и для родного-близкого… и для «дальнего», отрадно обращенного в ближнего…
Радостью бытия до нежности…
Любовью до отважного терпения…
Верой-Надеждой до молитвенного единения с Природой мира и человека…
Теперь уже ясно, что безверье коверкает абсолютный закон жизни и по логике «свободы от стыда и совести» её течение во многом диктуется «потёмками душ»…
Сегодня наука, прозревшая до Веры, с предельной ясностью проявляет нам материальные черты этого абсолютного закона. И прежде всего уже бесспорное — мысль человеческая излучает энергию, по-разному влияющую как на физическое и духовное здоровье человека, так и на все формы жизни.
Созидающие благоритмы жизни — мысли радости, любви, милосердия, благодарения…
Ритмы-разрушители — агрессия, злоба, мстительность, уныние…
Одноимённые энергии имеют свойство собираться в «облака света» или в «тучи-потёмки» и соответственно диктовать свои условия течению жизни вплоть до природных катаклизмов или общественных трагедий… Понимание, что именно человек является источником добра и зла ещё с библейских времён, выводит нас на глобальную ответственность.
Так что каждому следует хорошенько подумать — как и о чём думать!
На художественном (читай — интуитивном) уровне искусство, как и Вера, знали это всегда. Слава Богу, и наука спасительно подоспела.
Познав жестокость до отчаяния и несправедливость до удушья, писатель К.Д. Воробьёв остался верен заглавному закону жизни — созиданию ее, понимая, что без мира в душе, без радости — любви — благодарения… нашему «внутреннему светильнику» только тлеть…
Кто-то опрометчиво говорит об одиночестве Константина Дмитриевича Воробьёва. Никогда с этим не соглашусь, ибо в одиночестве бывает тот, кто думает и действует исключительно о себе, вынашивая свои претензии к миру…
Писатель-воин, изначально заряженный влюблённо-жертвенной заботой о людях, разве одинок?!
Творец «один» лишь по технологии трудов своих, и никогда — по сути творения, обращенного ко всем и каждому.
Творчество писателя К.Д. Воробьева — светлое людское братство! И потому герой, вызывающий острое сочувствие тысяч читателей, — вечный общественный деятель!
2005 г.
Борису Ильичу Воровичу
Дворец — явление уникальное для нашего края — величественный, гордый орден истории на груди земли Курской! Но в его судьбе весьма наглядно и живодействующе просматриваются уроки той великой созидающей красоты — осознанной сердцем и вдохновившей разум, что и призвана «спасти мир»… Спасти от пагубы каждую душу и дух целого народа.
Красоты просвещённого благородства, доброй воли и разума державного.
Впрочем, событие это исподволь всё же было отмечено — в Курске (издательства «Крона» и АП «Курск») вышла к тому времени книга «Марьино князей Барятинских». Автор — Сергей Иванович Фёдоров — почётный академик архитектуры, кандидат искусствоведения, ветеран Великой Отечественной войны и труда более сорока лет посвятил изучению истории и сохранению дворцово-паркового ансамбля «Марьино».
Со страниц этого скрупулёзно научного и эмоционально одухотворённого труда встают прежде всего благородные образы князей Барятинских — отца и сына — истинных патриотов Отечества Российского и в первую строку — края Курского!
Князь Иван Иванович Барятинский — потомственный дворянин, род которого восходит к самому Рюрику и Святому Благоверному князю Михаилу Черниговскому. Сын чрезвычайного посла в Париже Ивана Сергеевича Барятинского, он и сам долгие годы отстаивал интересы России на дипломатическом поприще. И не только представительствовал за рубежом: по-петровски жадно высматривал всё полезное и разумное в земледелии… промышленности… культуре… и переносил на родную землю.
«…Какое призвание может быть лучше для человека богатого, который употребляет своё состояние на просвещение своего государства, улучшая земледелие, вводя искусства и ремесла, доставляя довольство и счастье обществу, и который своим примером цивилизует родную страну?» — писал князь в 1815 году в самый разгар своей хозяйственной деятельности на земле курской. И, следуя этому благородному убеждению, достойно употребил во славу рода и Отечества и честолюбие своё… и просвещение, и помыслы державные… и власть, и богатство..! Органически соединив в единое созидательное действо опыт цивилизации с талантами и ресурсами земли курской, свершил князь сотоварищи чудо рукотворное…
Даже в условиях крепостного права (а не в годы «торжества» прав человека!) рос дворец — облагораживалась округа. Марьино стало в губернии своеобразным эпицентром цивилизации, где и урожаи самые высокие, и мастера на все руки: и дом-дворец построить-отделать, и мебель, и экипаж… и производство — кирпично-известковое, суконное, винокуренное, мукомольное… И ценные деревья, элитные сорта, племенной скот… И лучший театр, и оркестр… И парк — диво…
Усадьба Барятинских — признанный в истории памятник экономического, сельскохозяйственного и архитектурного искусства.
И невольно приходит осознание, что деньги, как и власть, обретают свойства людей, ими владеющих, — становятся благородными или жестокими… оживляющими или погибельными… во славу или в проклятье…
Пахнут деньги, ещё как пахнут! Щедро благоухает история наша плодами просвещения… творчества… торжества жизни… Но и зловонья насилия… алчия… агрессии — в избытке. Да и сегодня всякий обладатель власти и денег без особого труда просчитывается на запах… По делам и помыслам своим.
И нет сомнения в том, что «первые деньги» — деньги добра и созидания — уже при жизни дают ощущение бессмертия. Благородные дела, свершения совести и чести, как дети наши, уходят в будущее нашей плотью и кровью, материализуют нашей души прекрасные порывы.
Ну а «вторые» — деньги раздора… алчия… погибели… — в лучшем случае приносят забвение… А чаще — проклятье людское и Господнее в род и в потомство… Людская молва, да и сама история являют достаточно примеров возмездия злодейству и бездушию: кого-то замучила до петли совесть… кто-то стал жертвой своего же окружения или совсем неслучайного случая… а за кого-то безвинные дети и внуки страдают телесно и духовно…
«За что?!» — переполошно вопрошаем мы у судьбы в минуту крутую из круговой поруки бесчестья и многодозволенности… А ведь сами нутром чуем — есть за что…
Что посеешь…
Нет, совсем не случайно выдержал не одну «войну дворцам» этот могучий памятник духа и разума. И прежде всего потому, что вырастал не на костях и крови, не на бедах и проклятьях… а, поднимаясь сам, поднимал за собой, одухотворял, облагораживал и «хижины»…
Подобно своему создателю — Ивану Ивановичу Барятинскому — дворец поныне красит не только место, но и Время!
И время Барятинских, отнюдь не прошло.
Тем, кто желает мир в душе обрести — найти ей надежную опору в жизни, себя и свой род облагородить — урок наглядный.
И обладателю души прекрасного порыва…
И держателю власти — избраннику…
И прозревшему распорядителю денежной силы, всё больше претендующей на безраздельное всевластие.
Урок гордой и спасительной красоты благородства, красоты доброй воли и разума державного!
Теперь о необычном. Чуть сложнее, чем «дважды два», чуть острее и требовательнее, нежели «плевок в прошлое» или «истерика в настоящее». Немножко о неписаном и довольно искусно замалчиваемом, но неотвратимо действующем на духовном и материальном уровне законе Совести.
Верующие воспринимают его как волю Всевышнего…
Эзотерики — как закон Кармы (космической Справедливости)…
Атеисты великие и честные (не воинствующие) — как закон Совести…
Во всех случаях Совесть (по Далю и по жизни) — тайник души, в котором разумом сердца отзывается одобрение или осуждение каждого поступка; это чувство, побуждающее к истине и добру.
Когда наука убедительно и неопровержимо поведает нам о духовных свойствах материи и о несомненной материальности чувства… слова… мысли человеческой… Когда достанет, наконец, ума и мужества вскрыть стержневые причины и следствия нашего земного и космического бытия, то окажется: …что всё в пространстве и времени взаимосвязано и взаимообусловлено (уже не только теоретически!)…
…ничто не случается просто так и не проходит бесследно…
…что биокосмический организм — Человек — находится в ладу со своей судьбой и духовно-телесным здоровьем, лишь когда следует этому всеобъемлющему закону, исповедуя, как хлеб насущный, что чувства человеческие — любовь, добро, радость, благодарение… — и есть созидательная материя жизни. А всяческие злопроявления — агрессия, мстительность, зависть, насилие, вражда — саморазрушение с передачей пагубы в род свой и потомство…
…И окажется, что не только образно прав Валентин Распутин, говорящий о генетике родной земли, как о генетике крови…
У каждого из нас свой родной, родовой уголок ноосферы, свои координаты места и времени включения в неё. И это место, и время, соткавшее нас из своих атомов и молекул, зарядившее созвучными ритмами и энергией, наиболее благоприятное и плодотворное для реализации наших талантов и устремлений, нашего предназначения в этой жизни.
Выбор всегда остаётся за человеком и обществом: кем быть — устроителем лада жизни или разрушителем её…
Каждое поколение, каждая личность вписывает в энергетическую летопись своего места-времени созидательные или разрушительные страницы на уровне духовном и материальном. И они нависают над потомками либо гордым окрыляющим опытом свершений, либо веригами разлада и бедствий.
Великий опыт «Марьино» — действующего памятника-проводника экономического, сельскохозяйственного и архитектурного искусства, духовного родника земли курской, заслуживает сегодня особо пристального внимания и востребования.
Но при одном существенном условии, что на искусство и духовное наследие прошлого перестанем смотреть как на занятие второстепенное, досужное, пригодное лишь для приятного времяпровождения или пресловутого «культурного отдыха». Хотя отдыхом искусство может служить разве что от затяжного безделья души и совести…
А в остальном — это главная работа человеческого Сердца и Ума… Работа Ума в пользу Сердца, соединяющего в себе здоровье души и тела.
В театре, в музее и картинной галерее, наедине с книгой и музыкой мы настраиваем себя на лад жизни… Искусство — искусный проводник и к чувствам светлым, и к мыслям озаряющим, и к благородному подвигу воли…
«Марьино» для нас, курян, родившихся на этой земле, и тех, кто отрадно обрёл здесь оседлость души — генетический прародитель нашего духа, могучий канал подключения к опыту ума и сердца великих предков всего Отечества. И чтобы это подключение проходило достойно и плодотворно, мы всем курским миром должны позаботиться о духовном восполнении Образа усадьбы «Марьино», как заповедника красоты рукотворной, добродействующей, благородного просвещения и патриотизма земли Курской.
И прежде всего, как бы это ни показалось на первый взгляд невыполнимо трудным, постараться вернуть во дворец хотя бы малую толику картин, книг, мебели, предметов интерьера, хранящихся ныне в десятках музеев Союза. Что-то можно обменять, что-то выкупить, а что-то и принять в дар. Акция не только законная и гуманная, но и физически необходимая, если мы говорим о духовном восполнении Образа дворца.
Одновременно вести разумное насыщение произведениями искусства современников — картины, скульптуры, книги, видео- и фонотеки классической и народной музыки, хоров, ансамблей должны войти в духовный обиход дворца ещё более весомо и зримо.
К месту будут и временные музейные экспозиции и выставки.
Представить облик Курского края в изополотнах и фотографии — памятники природы и архитектуры, портреты великих земляков… Всё, чем гордимся, что может украсить наш Орден Истории…
И начало этому успешно положено плодотворными усилиями С.И. Фёдорова, московского реставратора Г.Е. Духаниной, скульптора, профессора Орловского университета В.П. Басарева и, конечно же, Б.И. Воровича, директора санатория и его трудового коллектива.
8 мая 1997 года открыт музей усадьбы.
Но особой статьей, стержневой частью программы воссоздания и обновления Образа усадьбы как эпицентра духовно-патриотического действия, несомненно, должны стать люди, чьи самоотверженные усилия и таланты во всех сферах жизни области способствуют её поступательному движению.
Губернаторский фонд поощрения санаторными путевками позволит заслуженно пребывать под сводами дворца людям, помеченным истовым стремлением обогатить и прославить свой край родной, как славит его сам дворец: художникам, ученым, педагогам, архитекторам, журналистам, агрономам, инженерам, писателям, актерам, студентам, молодым дарованиям, историкам и краеведам…
Настала пора учредить и премию имени князя И.И. Барятинского (или князей Барятинских — истинных патриотов земли русской).
И первыми лауреатами её по заслугам и чести, несомненно, станут трудовой коллектив санатория «Марьино» и поистине уникальный директор Борис Ильич Ворович — по духу и действию благородному достойный наследник самого создателя дворца. Смолоду влюбленный в Марьино, Борис Ильич душой и делом своим врос в новую судьбу знаменитой усадьбы, поставив на многолетнюю службу ей все свои таланты — инженера-строителя, организатора производства, руководителя санатория, высоко культурного задушевного человека и тонкого дипломата. Последний талант (явно генетическое от Барятинских!), пожалуй, и позволил ему успешно провести корабль «Марьино» сквозь невзгоды социальных бурь и потрясений к 80-летнему юбилею.
Что ж, большому кораблю — достойное плаванье!
Да, «Марьино» сегодня вполне достойно, чтобы стать наградой устремлениям благородным. Духовное возрождение области разумно начинать с востребования душ прекрасного порыва и государственного действия. Да и сам дворец давно нуждался в подобном «одушетворении». Ведь он, как цветок, на который пчела, творящая чудо-мед, садится, взяток берёт и пыльцу плодоносную оставляет… И это не просто обоюдная польза — это процесс творения!
Есть исторический шанс волею державной уберечь Образ «Марьино» от базарной инерции кошелька — дабы не стать ему в смутное время новым символом Раздора и Унижения. Пусть Богатство Духа, завещанное нам предками и выстраданное нами, решительно укротит ущербный дух богатства на исходном рубеже нашего будущего, которое в трудных муках рождается сегодня.
И тогда наша прекрасная Курская земля сможет светло и торжественно держать на своей груди сей гордый Орден Истории. И сиять ему не роскошью утлой, но Честью и Достоинством!
Виват, Марьино!
1997 г.
Держа в руках и ещё только листая это необычное издание, невольно ощущаешь своё погружение в особую атмосферу, имя которой — Память. Именно с большой буквы, ибо действо это исходит от Родины… от Истории Отечества нашего…
Сначала звучит застывшая в камне и древе музыка — архитектура храмов и усадеб — где каждый изгиб линии, каждый силуэт в созвучном ладу с излучинами души твоей… Затем уже слово воскрешает образы создателей и хранителей этой чудной и необъяснимо родной музыки истоков твоих…
И она далеко не бравурная — следы глубинной порухи налицо.
Но гордая и героическая, несомненно. Потому что ЭТО было! И ЭТО есть… Исполинам Памяти дано было выстоять — чаще вопреки, нежели благодаря — и это тоже урок великий и поверка. Поверка душ наших на степень родства с землёй, на которой живём.
Если «ойкнет» и замрёт в печали сердце твое у порушенного храма… «окольцованного» дуба векового… и печаль эта взойдёт в тебе святой решимостью возрождать и беречь — ты уже сын земли родной. И в тебе живут неразрывно её вчера-сегодня-завтра.
Ну а ежели нет… призадумайся, кто ты есть в нескончаемой цепи жизни и рода своего?
И, быть может, этим страницам дано наладить связь времён в душе твоей. Читай, подключайся к духовным родникам Отечества!
Ибо чувство патриотизма — одна из высших форм проявления Веры и Любви, стержневое в становлении личности. Оно питает нашу гордость и достоинство. Оно расширяет наше «Я» до могучего «МЫ». Оно аккумулирует, выкристаллизовывает энергию этого могучего «МЫ» в беззаветно преданное и неотделимое «Я».
Писатель Владимир Алексеевич Чивилихин, автор знаменитого романа-эссе «Память» — романа-раздумья, романа-проводника в глубь и суть тысячелетней истории нашей, — ещё десятилетия тому утверждал, что памятники культуры и архитектуры не просто объекты любования или научных исследований — «…в них хранится наш генетический код, они продолжают участвовать в нашей жизни и влиять на неё…»
И это не метафора, не гипотеза — это суть бытия. Сегодня эту истину подтверждает не только наука совести.
Давно известно, что мир — наше зеркало. Мы отражаемся в нём своими мыслями, чувствами, делами, поступками. Но прежде — мир отражается в нашей душе, закладывая по образу и подобию грядущее отношение к миру вещей и людей.
Красота природы, произведения искусства и архитектуры, доброта и благородство — зеркала преображающие для душ человеческих, особенно юных. Они подключают нас к опыту ума и сердца великих предков.
И по тому, как мы пользуемся этим опытом сегодня, легко прочитывается будущее страны, области, района, города, села…
Бесспорно одно, что состояние многих памятников культуры, и особенно отношение к ним сегодня, отражается в подрастающем поколении (да и в каждом из нас!) вместо гордости и достоинства — гримасами варварства и беспамятства… А это значит, что мы заведомо обрекаем наше будущее на духовную аритмию в мире людей и вещей.
Как аукнется — так и откликнется!
Кто не хранит память о наследии прошлого сегодня, тот достоин забвенья и сам, и непременно будет забыт уже следующим поколением, если, конечно, не обретёт себе в проклятье «славу» Геростратову.
Настоящее издание одновременно и тревожный сигнал о гибнущем и порушенном… и восторженная ода великому культурному наследию нашему.
Живи! Помни! И храни в чистоте духовные родники Отечества!
1997 г.
Курскому военно-поисковому клубу «Разведчик»
Чтобы ощутить тело реки — опусти руки в воду и улови её движение…
Чтобы представить реку морем — закрой глаза и внутренним взором окинь воображаемую водную бескрайность, берущую начало от рук твоих…
Чтобы ощутить Родину — воспари мыслью над просторами её земных и временных пределов и прими сердцем её судьбу, почувствуй её пульсирующее начало здесь и сейчас, обращенное во вчера и завтра. Ибо Родина жива биением каждой души, ощущающей с ней неразделимое единство…
У нашего Отечества необозримые величественные дали в пространстве и времени… Но и они помечены особыми коренными, поворотными событиями, в которых место и время навсегда сплавились воедино с душами и судьбами людей, сотворяющими их…
И потому всяк, кто берётся воскрешать даже хронику знаменательного действа народного, обязан, прежде всего, осознать, что в настоящей истории мёртвых не бывает… Все участники вписаны в неё матрицей жизни своей, разнясь лишь долей выпавшего им действия…
Но великая цена едина — жизнь! И те, кто «смертию смерть попрал», воскрешаются в наших душах и песнях…
Если историку или летописцу не дано это слышать-понимать, то из-под его пера истекает история мёртворождённая — этакая компьютерная схема событий — или та, которую называют «политикой опрокинутой в прошлое»…
Автор книги «Анализ Курской битвы» поэт-инженер-изобретатель-философ Виктор Давыдков слышал и впитывал живую историю с детства от матери и односельчан родной Ольховатки, волею судеб водораздельных стоявшей на одном из ключевых направлений военного смерча…
А уж следов войны — на каждом шагу в селе и округе. Даже в 60-х годах в той же Ольховатке или Тёплом можно было встретить под углом хаты или сарая вместо опорного «краеугольного камня» — зловещий «блин» противотанковой мины, а в изгородях — орудийные щиты и станины, ружейные стволы и прочую боевую арматуру… Самой распространённой посудиной для кормления дворовой живности была немецкая каска…
Снаряды, мины, бомбы, гранаты, патроны — особая статья и трагическая страница «послевоенной войны»… Эти «следы» по дерзкой любознательности мальчишек превращались в смертоносное эхо битвы — десятки сверстников автора нашли в том свою погибель…
И сам автор отроком прошёл через эту отчаянную рулетку судьбы, и понимает, что даже в очевидном безрассудстве риска искрилось неизбывное желание маленьких мужчин мужать в защитники Отечества, которое начинается и здесь, с отчего порога, как и ощутимое познание его истории…
Но именно живая история села и округи, где в июле 1943 года адово кипела жестокая битва, входила в очевидное противоречие с тем, что В. Давыдкову удавалось прочесть в обзорных статьях и книгах поспешных историков и забывчивых полководцев.
Целые воинские части и соединения вдруг оказались «пропавшими без вести» для истории битвы. Как и тысячи солдатских судеб и боевых эпизодов их трагического героизма.
Да и сам многоходовый сюжет величайшего сражения нередко беззастенчиво редактировался текущей политикой — «центральной» или «местной».
Шесть лет кропотливого поиска и анализа первоисточников — «окопных» и «штабных», советских и немецких — позволили автору семисотстраничного труда день за днём и даже час за часом, километр за километром… восстановить более полную картину битвы, в которой и был сломлен становой хребет фашистского зверя… и тем самым совершён коренной поворот во всей второй мировой…
Виктор Давыдков самоотверженно исполнил свою долю сотворения истории Курской битвы, прорисовывая на её скрижалях некоторые «белые пятна» и просветляя «чёрные».
И тем самым приблизил нас к пониманию, что Курская битва и есть та самая третья Коренная битва России.
Если первой считать Куликовскую, обозначившую коренной поворот от ворот восточным поработителям — игу татаро-монгольскому…
А второй — Бородинскую, коренным образом перемоловшую и вражью силу и дух западных супостатов…
Сокрушительное эхо третьей битвы отрезвило завоевателей и западных и восточных…
С той поры на карте судьбы Отечества Курская дуга проявилась раскалённой вольфрамовой нитью памяти, сплавившей в легендарную ратную быль три славных русских города: Белгород-Курск-Орёл…
А участники этой были — воины шестидесяти национальностей великой державы.
Настала пора осмысливать-озвучивать и непростую историю самой памяти об этом эпохальном коренном событии с пристрастием ответственного единения. Ибо слово истории — это наследие духа предков (далёких и совсем-совсем близких), их устремление в желанное будущее нередко с жертвенным исходом… История с большой буквы. И её надо чутко оберегать от любителей всё принизить-порушить раскапыванием могильников низменных страстей человеческих…
Курская дуга Великой битвы давно стала Белгородско-Орловско-Курской дугой Памяти высокого напряжения, соборно созидательной в трудный для Отечества час.
И особо яркую страницу её исполнили в Белогорье. Мемориал «Прохоровское поле» — и высокий образ духа народного, и торжествующий символ благодарной памяти и скорби… Его духовный Покров над всем третьим ратным полем России, которое простирается от Белгорода до Орла, везде, где гремела отчаянная битва…
И будет справедливо, если строящийся ныне в Прохоровке музей запечатлит не только беспримерное танковое сражение, но и представит миру более полную картину всей битвы.
Отрадно, что в наше время, как и в православную старину, на месте кровопролитных сражений воздвигаются храмы.
Но почему историки и летописцы до сих пор отводят им лишь символическую роль ритуального последействия?!
Между тем история духа русского убедительно и красноречиво говорит не только о силе оружия и жертвенной отваге ратников в борьбе за землю родную…
…Что есть Куликовская битва без благословения преподобного Сергия Радонежского, его защитных молитв и предвидений… без духовных воинов — Пересвета и Осляби?
В день праздника Рождества Пресвятой Богородицы, покровительницы Руси, одолели Мамаеву орду.
…И в молитвенном обращении к чудотворному образу Знамения Пресвятой Богородицы Курской Коренной черпало победный дух и волю русское воинство перед Бородинским сражением…
…Летом 1943-го штаб командующего Центральным фронтом К.К. Рокоссовского располагался на территории Коренной пустыни. Основное время командующего — в блиндаже КП, и несколько часов сна в соседней хате. Но однажды что-то удержало Константина Константиновича в блиндаже… И в это время явно адресная бомба угодила в место его ночлега…
Ах, когда же мы всерьёз научимся понимать и принимать эти… «что-то»?! Ведь давно и предельно ясно сказано: кто верит в случайности, тот не верит в Бога и в Слово, которое было в начале…
Книгу Виктора Давыдкова «Анализ Курской битвы» воспринимаю как взволнованное повествование сына земли русской, впитавшего в себя живую историю легендарного сражения от его участников и свидетелей… И в память о них.
Вот уж воистину — где родился, там и пригодился…
А родился Виктор Иванович в любимой России-матушке.
2005 г.
Меланье Андреевне и Владимиру Дмитриевичу Мухе
Зачем пишутся книги о любви, если уже написано столько, что и за добрый десяток жизней всего не прочтёшь? А наверное затем и потому, что у каждого времени и поколения немножко своя анатомия любви, свой поиск ответов на вечные вопросы, свои тропы проб и ошибок.
И каждый автор, который «не может не писать», побуждаемый внутренней потребностью сказать слово благодарное о пережитом, несомненно вносит свою лепту в осмысление прошлого настоящим — для будущего… Впитав опыт как минимум трёх поколений, он тем самым вживую осуществляет связь времён и душ.
Время настоящего повествования по имени «студенческий роман» (роман — как форма литературная и как тема… нечто романическое и романтическое) является предтечей знаменитых 60-х, привнесших в нашу жизнь так много бурного и сумбурного.
Главный герой Владислав Човен, обжёгшись в первой дружбе и любви, мучительно переживает (и не только за себя!)… Он хотел бы создать науку о счастье! — «Чтобы не просто теория, чтобы она людям жить помогала, учила быть счастливыми…»
Да, наука о счастье — и есть наука о Человеке, которой кто только ни занимался: и стар, и млад… и мудр, и наивен… — теория без видимых границ и стабильных результатов.
А вот наука о себе — всегда вечное студенчество, ибо экзамены-зачёты по её необъятному курсу не только до часа последнего, но и в род, и в потомство…
И пока на стартовых зачётах жизни отличники теории продолжают получать весомые «неуды», холодный разум, даже всезнающий, бессилен чем-то помочь… Великие и простые истины прорастают на пашне жизни, как только душа обретает силу востребования их… и все большие и малые плоды разумного-доброго-вечного вызревают в душе любящей.
Не случаен у Човена тупик одиночества — такое локальное и временное, надо понимать, «горе от ума» — стремление отныне жить только разумом… «долой эмоции… чувства обманчивые».
Холодный разум! Экая жестокая участь для существа духовного. Неужто возможно препарировать мысль от чувства? Только максимализм молодости способен посягнуть на такое.
Бесчувствие — саркофаг мысли. Да в общем-целом и разума самого.
Недоверие к чувствам других и своим собственным, скорее всего, от неверия. Вера в добро-правду-справедливость не стала ещё Верой высшего порядка. По крайней мере — не выше Москвы и Кремля. И этой вере предстояли суровые испытания.
Владислав Човен, которого с детства «тянуло к умным людям» и мудрым книгам, несомненно герой положительный, нацеленный на высокие жизненные идеалы, каким по логике наследственности и должен быть сын уже Героя с большой буквы. Героя войны и мира, лётчика-испытателя, погибшего при облёте новой машины.
И он, конечно же, не просто «один», а один из многих как та капля росы, в которой отражается мир… и время. Ибо все его помыслы о пользе людям, народу своему. Человек, думающий о других, не бывает одиноким.
Автор ведёт повествование приближенно к стилистике того времени не сглаживая некоторую плакатность событий и идеологическую одиозность отдельных персонажей. Узнаваемые «книжные споры» о любви и смысле жизни отнюдь не школярские, а с опорой души на великие авторитеты. Ибо каждый чувствовал себя не «винтиком», а надёжной органической частью государственного монолита. И ответственность была как раз не винтиковая, а — «за всё в ответе»! Нередко — жизнью своей.
Эйфория оттепели 60-х отрадно всколыхнула миражем свободы умы и сердца поколения юношей-отроков и отравно смутила души отцов и дедов. Естественное несогласие с произволом и тотальной, зачастую бездарной, идеологизацией породило широкий спектр «инакомыслящих» — от искренних сынов Отечества, желавших перемен в сторону здравого смысла, до откровенных разрушителей всякой государственности.
В сторону здравого смысла Система лишь качнулась, а вот за диссидентской наживкой пустилась во все тяжкие, топорно и неуклюже… Тут её и подловили хищномудрые рыболовы и рыбоводы капитала.
Об этом времени в последнее десятилетие писалось и говорилось излишне много и с явно подконтрольной фильтровкой «гласности».
А наше время вдруг как-то враз потеряло своих героев, свои высокие устремления, даже свои песни. Было в них что-то неведомо опасное для режиссёров коварной перестройки-переделки, демонтажа великой державы. Какие-то Песни о Соколе и Буревестнике… Какие-то странные Данко… Корчагины… Гастелло… Матросовы… Молодогварцейцы… Какие-то комсомольцы-добровольцы… целинники… стахановцы…
Как погасить этот «безумный» порыв патриотизма, заземлить его в валюта-грошевые параметры, накинуть смирительную рубашку корысти?!
Самый простой и не раз испытанный способ — смешать всё святое и грешное, оплевать, развенчать и подменить…
Как дурманящий, волепаралитический газ изо всех информщелей заклубились вопли о правах неизвестно какого человека.
Потом, когда первый дурман стал развеиваться и базарная экономика с «прихватизацией» и «дерьмократизацией» (так метко и по сути нарёк народ беспутное реформенное действо) вошли в юридическую силу, тогда-то и стало ясно, права каких «человеков» отстаивали высокооплачиваемые радетели в СМИ.
И сегодня мы все живые свидетели, как неустанно и целенаправленно продолжают наносить порчу с экранов ТВ и страниц газет ретивые служители «жёлтого дьявола».
А ведь время действия «студенческого романа» — время нашего поколения из тех же 60-х, только светло исповедующих заглавный посыл известной всем песни: «как невесту Родину мы любим…»
И это были не просто слова — но и убеждения, устремления духа едва ли не целого поколения, свято исповедующего и пытливо высматривающего в себе проявления трёх великих чувств: Любви к жизни, Любви к Родине, Любви к избраннику.
Причём первое — любовь к жизни — как само собой разумеющееся, являлось едва ли ни фоном для двух других, ревниво соперничающих меж собой… уже на поле брани идеологической, где ой как неразумно противопоставлялось личное и общинное.
Неразумное и, как оказалось, тупиковое противопоставление личного и общественного неизбежно вызревало в конфликт-недоумение личности и непросвещённых представителей общества. Вместо патриотического слияния многих «Я» в единое могучее «Мы»!
И на этом противостоянии идеологические гайки предательски перекрутили — сорвали резьбу. Общественные устои — нравственность, вера в завтрашний день, беззаветная любовь к Отечеству и его истории, чувство гордости и достоинства от сознания величия своей Державы, которой ты не просто предан и защитник, но и сотворец-гражданин, — эти великие составляющие любого общества были расчётливо брошены в мутные воды искусно разбойной гласности и потеряли единое целевое устремление на целое десятилетие разрушительных «реформ».
Но они надёжно сохранились в поколении 60-х, которым ныне уже за шестьдесят… Возраст окончательного выбора между добром и злом, время осознанного завещания детям и внукам.
И тем ценнее сегодня каждое живое убеждённое свидетельство высокого духовного заряда сверстников, ибо основная фабула настоящего повествования — почти документальная подлинность чувств и душевных порывов оболганного поколения…
Главные извечные вопросы — кем быть и каким быть? — героями заданы и себе, и друг другу.
Каким будет это «новое», в которое мчит целинный поезд Алексея и Аню?.. А Владислав и Лена?.. Их неосознанные гордыни?.. Автору ещё предстоит «проследить» и пережить уже современно, в новых реалиях действительности и умудрённого сознания. Умудрённого не только опытом отрадных обретений, но и горьким опытом невосполнимых потерь.
Пророческий сон Нагорного и ворожба бабы Насти лишь очерчивают трагические контуры грядущих свершений судеб.
Но одно ясно, какие бы крутые изломы в жизни не поджидали наших героев, они вступают в неё истинными патриотами счастливой человеческой доли во имя Великого Отечества своего…
2000 г.
Всем, осознавшим суть благотворения…
Друже N, отрадно светлый человек!
Дозволь телеграфно изложить репортаж души об уроках одного светлого дня-дела — возведения памятного Поклонного креста и духу, и праху русского художника…
Дело во всех отношениях благое, о чём было много и справедливо сказано.
Теперь об уроках.
Урок первый, мировоззренческий.
Не ты с Леной… Петей… Васей… привнесли благо в усадьбу художника и окрест… Оно там было всегда…
И по закону подобное притягивается к подобному — нашла воплощение и душа живописца…
Красотой дерев и людей, просторов и судеб, ноосферным духом художника и магической силой его искусства это светлое место притянуло и вас. Пробудило в душе лучшее-заветное и побудило — и прежде всего тебя — к ответному светлодействию…
Вспомни, как в ваш первый с Леной приезд — созвучно красоте даже порушенной усадебной округи открывалась красота людей (директора местного музея… директора школы…) в свою очередь творящих красоту (одна только школа чего стоит!) и духовную — вспомни глаза детей со свечками в руках… под дождём… в золотой оправе листопада…
Нельзя смущать эту красоту благотерпения и благожелания невольным упрёком со стороны — вот мы благосердечные и благодеятельные куряне учим вас, как любить прошлое и тэ-дэ…
Они этим прошлым трепетно живут!
Да и не прошлым вовсе…
А тем, что есть здесь и сейчас…
И мы можем только благородно соучаствовать… Лучше если — вещественно и незримо… Как Нэмо-капитан у Жюль Верна: в нужном месте в нужный час являет бедствующим пищу, лекарство, порох, оставаясь невидимкой…
Вот уж воистину — Бог послал!
Бог послал через душу людскую, которая в земном воплощении устремлена к Его образу и подобию!
Открытие в себе этого Дара Божьего способность со-творять в земной жизни отрадный лад бытия, гармонию с природой видимой и духовной (тонким божественным миром) — и есть наше высшее предназначение… и несравнимое ни с какими наградами и званиями — состояние души…
Об этом счастливом состоянии души и следует задуматься — и порадоваться ему, и ответствовать…
Урок второй.
Совсем не случайно послал Господь прозрение одному из великих театральных деятелей — Константину Сергеевичу Станиславскому, сказавшему на века пронзительную истину:
«Люби искусство в себе, а не себя в искусстве»…
Люби свой талант, свою способность передавать людям свои подлинные чувства, осенённые высшей мыслью и ясным словом — идущим от сердца к сердцу… и не заслоняй их эго-желанием «покрасоваться»…
Ибо как только мы распускаем свой «павлиний хвост» самолюбования — Жар-Птица искусства в душе угасает… Она как бы становится ни при чём… так, мелкий повод для крупного позёрства…
В актёрстве (и у писателя, художника и т.д.) расплата приходит очень скоро — подлинность таланта вырождается в имитаторство…
В искусстве жизни — ещё плачевней… Человек, любящий только себя на фоне дара Божьего к благодеянию… постепенно его утрачивает, ибо волей-неволей «заигрывается», сползая к фарисейству… (лицемерному исполнению правил благочестия…)
Урок третий.
А под благочестием мы, православные, как известно, понимаем — «искреннее, полное и всестороннее хождение в духе единой истинной и святой веры…»
В искренности твоей веры я не сомневаюсь (особенно после известного «крещения»), но кое от чего не лишне предостеречь…
Думаю, тебе ясны эти прозрачные намёки… Игра в честолюбие безобидна до тех пор, пока не задевает чувства и достоинство других (но прежде всего — своих.., истинных!).
Особый такт надо блюсти, когда вторгаемся в школу и души ребячьи… Только «по-отечески и по-дедовски» — как к сыну-дочери и внучке-внуку. И не по «внешней дорожке» — смотрите, какой отец-дед ваш умный… конфетно-щедрый… добрый… как его почитают… хвалят… сколько у него наград… званий…
А по единственно верной (ибо от Веры) — внутренней тропке… с осознанием «Я есмь!» Я есть Человек по образу и подобию созданный… Я есть со-творец мироздания, ибо процесс сотворения не скончаем и «поручен» каждой душе, которая несёт изначально все свойства «образа и подобия»…
Если ты знаком с азами садоводства, то представь себе Душу Человеческую, как великий привой к Телу-Подвою…
Наша радость жизни, любовь, вера, благотерпение и благодействие — и есть буквальная (!) забота о том, чтобы привой — душа наша, как искра Божья (!) — «прижился-привился» и «являть своё искусство стал…»
… максимально передал свои свойства образа и подобия Созданию Тела Нашего… и уже по плодам судить будем…
Плодотворение — и есть сердцевина Сотворения… себя … мира ближнего… и мироздания… Причём надо усвоить раз и навсегда, знать на уровне инстинкта, что процесс «Творения» — един!
Нельзя «построить» сначала себя, потом «мир ближний» (куда все ближние входят… быть может, в рамках Отечества самого), а уж тогда «взяться» за «Мироздание»…
Всё делается изначально единомгновенно… Строя себя (по образу и подобию), упорядочиваешь «мир ближний» и продолжаешь сотворение мироздания… Думая о Мироздании… — строишь себя…
Поэтому забота каждого утреннего пробуждения — не столько «как я выгляжу» (что тоже немаловажно, но вторично… производно…) А как и о чём я думаю! Какие мысли посылает Миру моя плодотворящая Сушь!
Мысль — и есть плод первородный, ежели он окрылён чувством радости жизни…
Мысль наша есть энергия. В добре-радости-любви — энергия созидающая жизнь материально-духовную… Во зле-агрессии-унынии… — разрушающая…
И первое правило (технологии добра-любви-радости) — пробуждаясь, поблагодари Господа за новый день… пошли любовь-радость-благодарение сердцу-телу своему.. родным и близким… и всем ведомым и неведомым душам (включая «конкурентов»… «обидчиков»… «недругов» и т.д.)…
… Пошли Миру — мир… согласие… благотворение… … …
Мысль любви-радости-благожелания — самая плодотворная!
Она никуда не исчезает, а, притягиваясь к подобным, создаёт ту самую атмосферу Добра-Радости-Любви, в которой только и может действовать Красота, творя миру спасительную гармонию… И прежде всего — в нас самих…
После такого мысле-действия можно верить, что день зачат по образу и подобию… И сам себя — себя выстроил могучей ответственной «Единкой», которая отличается от «песчинки» или «пылинки» существенно тем, что она обладает свойствами мироздания и неотъёмно соединена с его каналами энергий и вибраций… с самой сутью Божественного мира, связь с которым и даёт Вера, просветлённая и укреплённая Знанием… технологией добра-любви-радости…)
Итак, мысль человеческая — осознанная или бессознательная… волевая или суетная… добрая или сердитая — есть энергия нашего действия.
… И в первую очередь на собственное тело-душу — его физическое состояние, ощущения, чувства, слова, дела… А потом, как круги по воде, — на ближних… дальних… мирозданных…
Это желательно не только знать, но и вспоминать почаще… Ибо добрый (и т.д.) человек не тот, кто говорит о добре и даже делает добро…
Но и кто по-доброму мыслит!
Момент истины высшего смысла Веры… и Жития… и Бытия…
И когда после свершённого благодеяния ты со слезою сожаления вспоминаешь маму, — «Вот бы она порадовалась…»
Знай, что это душа её подступает к тебе материнским благословением…
Не сожалей, а радуйся!
Образы наших матерей (особенно те фотолики, что над прахом…) те же иконы для нас… И место им в храме души нашей…
Какие награды и похвалы могут хоть отдалённо соперничать с этим благословением?!
Благотворительность сама по себе — высший дар и высшая награда!
И в свете вышесказанного, позволь для начала дать тихий свет:
1. Отпиши в школу, чтобы статью о тебе и прочие глаголы о курянах ни в коем разе не вывешивали в музее — пусть покоятся в папочке для друзей школы…
Не будем заслонять своим хвостом павлиньим Жар-Птицу художника (Жар-Птицу будем взращивать в себе!)
2. Отвыкай понемногу от «неприличного» в данном контексте слова «меценат» — ибо по сравнению с самим Меценатом… Саввой Морозовым… Третьяковым… Харитоненко… сие выглядит весьма неловко. Да и не прибавляет оно яркости твоей светлой душе… Напротив — смущает, загоняет в ненужную суету…
3. Журналисту скажи, чтобы больше писал о людях села и… плодах просвещения, о художнике и одухотворённом его творчеством месте и времени…
А мы — не «курские благодетели», а обыкновенные русские люди, любящие историю Отечества и по воле Божьей проявляющие своё посильное участие. Без хвоста павлиньего…
С любовью и верой в тебя.
2005 г.
Отрадно, что, строки эти, отнюдь нелестные, и, быть может, излишне назидательные, легли на благодатную почву понимания и Человек, мужественно одолев гордынные позывы, со здоровым чувством иронии посмотрел на себя со стороны…
Как и автор письма, исповедующий принцип «Зеркала», с ещё большим ехидным прищуром оглядел себя со всех сторон, подбирая «хвост павлиний», ибо из любой назидательности он непременно торчит…
Письмо поистине открытое… одному — для всех… и прежде всего самому себе… от имени всех (!) Ведь публикация — это тысячи глаз… Придирчивых и приветливых… ироничных и сочувствующих… отвергающих и разделяющих… И все они справедливы в своей зеркальности, потому как своей промашкой чуют в тебе твою… Нежели тебе дано этот взгляд выдержать и отразиться преображено по существу — польза обоюдная…
Осознанные промашки уже не столь и страшны… Ибо «засвечены» и выведены в круг добродушно скомороший, где правда не столько глаз колет, сколь весело его слезит…
Как бы мы ни учили друг друга от имени «жизни», а главный учитель всё равно внутри нас… Вовремя б его распознать…
Самый раз вспомнить одну известную притчу…
К мудрецу обратился ученик с жаркой просьбой посвятить его во все секреты и высшие тайны космоса за то короткое время, которое человек может простоять на одной ноге…
Задумался мудрец, но вскоре, просияв взглядом, ответил:
«Возлюби ближнего, как самого себя. Всё остальное — не более чем комментарии. А теперь иди и учись».
Вот и автор с лёгким сердцем продолжает топать по этой всем ведомой тропинке…
Ведь в мире многое окажется простым и ясным, ежели ты осознаешь себя его сотворителем в меру своих немеренных ещё могучих сил…
2006 г.
На экраны области выходит новый фильм известного актера и режиссера С. Никоненко «Люблю. Жду. Лена», снятый по повести курского писателя В. Деткова «Три слова». Старший редактор облкинопроката С. Малютин взял интервью у автора повести.
— Владимир Павлович, понимаю, что вопрос не из легких, и все же: почему Сергей Никоненко обратился к Вашей повести?
— Во время съемок фильма «Цыганское счастье» по мотивам рассказов Евгения Ивановича Носова писатель посоветовал Никоненко прочесть «Три слова». Сергей Петрович прочёл, как потом говорил, в один присест. Повесть понравилась. Ее «кинематографический» стиль — стремительное движение героя к цели, короткие, запоминающиеся встречи в пути и попутные личные воспоминания — облегчал работу над сценарием.
— Насколько сценарий, написанный самим режиссером, отступает от материала повести?
— Сюжетно главная линия героя Сергея Крутова практически осталась без изменения. Усеченными или отсеченными вовсе оказались судьбы-линии Прохорова, Мити Богомаза, Меркуловны, Неходы, машиниста тепловоза… Конечно, жаль этих потерь. Но у кино свои законы, свои возможности и свои трудности, свой, наконец, ограниченный метраж плёнки…
— Что вам было дорого в повести и нашло ли это отражение на экране?
— Идея книги довольно проста: да здравствует любовь и доброе, чуткое к ней отношение! Мне кажется, что фильм по-своему светло и впечатляюще служит этой вечной идее человеческого общежития… У литературы, быть может, побольше возможностей донести до читателя мысль, что каждый в своей прожитой жизни найдет достаточно поводов и причин, чтобы в любой момент с готовностью прийти на помощь другому человеку.
Однако эффект зрелищности, возможность пользоваться не только средствами, но и зрелыми плодами почти всех видов искусства, талантливое «оживление» героев даёт кино свои преимущества при воздействии на умы и сердца…
— Где проходили съемки?
— В основном съемки проходили в апреле-июне прошлого года на Днепре под Черкассами, в местах — что ни в сказке сказать, ни пером описать. Со стороны глянуть на съёмочную группу — курортники, да и только. Но это со стороны…
— Приходилось ни Вам вмешиваться в творческий процесс режиссера-постановщика!
— Приходилось и очень «буйно». Повелевал стихией: стоя на борту буксира с пожарным брандспойтом, являл в кадр дождь с ясного неба или поддерживал здоровый дух костра на острове… В остальном же чисто совещательно.
— Соответствуют ли исполнители главных ролей Вашему представлению о героях повести?
— Для роли Сергея Крутова лучшего актера, нежели Александр Новиков, несомненно, и желать не стоит. Это первая большая роль выпускника ВГИКа, воспитанника С. Герасимова. До этого он в основном снимался лишь в эпизодах, в том числе и в эпизоде фильма «Экзамен на бессмертие», поставленного по повестям нашего земляка К. Д. Воробьева.
Ольга Битюкова (Оля) — артистка не профессиональная, но из актерской семьи (ее мама играет в фильме мать героини), и с 14 лет успела уже не единожды побывать на экране.
Выпускница ВГИКа Екатерина Васильева (Люська), дочь известной актрисы Жанны Прохоренко, тоже не новичок на экране. О таких же заслуженных актерах, как Зинаида Михайловна Кириенко, Анатолий Владимирович Ромашин и сам Никоненко, и говорить не приходится.
— Расскажите, пожалуйста, о ваших творческих планах. Нет ли желания еще поработать в кино?
— Кино всегда любил и люблю. Взаимности от него вроде бы никогда не требовал, но вот случилось… Поработать, несомненно, хотелось бы еще и вплоть до сценария, чтобы меньше потом сожалеть о потерях и разделить синяки и шишки с режиссером в полную меру…
Газета «Молодая гвардия», 8 марта 1984 г.
Судьба Человека всегда повесть неоконченная, всегда «продолжение следует». Как и «начало…»
Да-да, начало тоже следует. И прежде всего для тебя самого: как только начинаешь всматриваться в историю рода своего, отступает в глубь прошлого и твоё начало…
Человек что река, и время его — свет-вода, текущая меж двух нескончаемых берегов — предков и потомков…
А вслед этой воде-времени скользит зыбко и отрадно мосток-радуга, мерцающая меж могучих магнитов: Прошлого — Будущего… памяти и мечты-надежды…
Это и есть жизнь наша сиюмгновенная, цвета которой являют миру Чувства — Дела — Помыслы наши…
Моя радуга жизни вспыхнула на подходе дня 23 июня посреди сурового 1937-го, в военном городке подмосковного Наро-Фоминска. Цвета ее на протяжении всех лет, как сам я ощущаю, были неизменно насыщены светом, хотя бед и трагедий своих и общих выпало немало…
А начиналось все с тревог и гордостей еще утробных, ещё… до молока матери…
В то время кампания по разоблачению «врагов народа» и шпионов всяких достигла, как известно, апогея. Мама вспоминала, как в роддом дошли слухи о разоблачении диверсантов, готовивших взрывы на электростанции и водокачке. Не исключали и больницы. Несколько раз за ночь мама подхватывалась и спешила в детскую, чтобы быть рядом, если вдруг… Обошлось. Сейчас мы знаем, что «враги» в большинстве своем были мифические. И только страхи — всегда реальные.
А за гордость можно считать тот факт, что я месяца за три до своего рождения побывал в Кремле и «видел» Сталина… Мама, как… ворошиловский стрелок… и участница окружных соревнований среди жён комсостава, была там на торжественном приёме.
Случилось и дважды тонуть. Как-то у бабушки в деревне, что недалече от истоков самой Волги (родители мои тверские), взрослые рубили капусту, а я — мужичок-с-ноготок о трёх лет — следуя за гусями, переплывающими ручей, плюхнулся в воду. Должно быть, громко булькал, коли двоюродная сестра Маша с огорода услыхала и поспешила на помощь… Меня спасла, а сама вскоре сгинула в неволе германской.
Через год водные приключения повторились уже на Москва-реке в Коломне. Мальчишка-сосед, года на три старше меня, завел в воду по грудь, сам поплыл в сторону отмели, ненароком двинув меня ногой. Закачались вода и небо… Спасибо девушке безымянной — вывела на твердь земную. Так что с глубокого детства я трём женщинам жизнью обязан…
… Лихолетье войны. С крыши коломенского дома, в первом предчувствии ужаса, наблюдаем пожарное зарево над Москвой от первых бомбежек фашистов. Отец, Павел Васильевич Детков, где-то там, на фронте, со своим артдивизионом. А перед этим прошел ещё финскую…
1941-й. Эвакуация — жуткое непонятное слово. Понятнее — беженцы. Это мы. Тридцатитрёхлетняя мама, Антонина Кузьминична, с узлами-чемоданами и тремя мал-мала-меньше на руках. Особый холодок памяти — посадка на пароход. Мы с младшей сестрёнкой Галей уже на палубе, а старшая Валя с вещами — на берегу. Гудят отправление, а мама только продирается сквозь толпу за ней…
…Уральское детство близ Сарапула, что на Каме. Деревня Сигаево: за огородами — тайга, зимним вечером во дворе — волки. Прильнув к стеклу, с жутью следим за ними. Овчарку Берту не тронули, а дворняжку Шарика, дружка моего верного, в первую же зиму порешили. Выкрали из сарая… Но какой необъятный и приветливый мир вокруг!..
Школа. Допобедный ещё первый класс. Первое письмо на фронт отцу. Отважные сны, в которых я вместе с собакой Волчком побеждаем врага… Самый вкусный новогодний подарок колхоза — краюшка черного хлеба с долькой печеного бурака вместо мармелада…
…Победа. Отец — в погонах и орденах. Киев — остовы домов на Крещатике. Военгородок за Куренёвкой с бесчисленными следами войны. Землянка с ящиками патронов, снаряды, мины, гранаты. И как мы не взлетели тогда в мир иной?! Первые настоящие яблоки. Друг Вовка Колпаков, играющий на аккордеоне. Первые певучие звуки украинской мовы…
1946-й. Передислокация воинской части в город Шостку с одноименной речкой (шостый, то бишь, шестой приток Десны). Ещё с допетровских времён здесь добывали селитру и производили порох, который вдоволь понюхали супостаты всех мастей, включая Наполеона. Отсюда на волах переправляли огненную силу в Крымскую войну. Город химиков, знаменитая «Свема», питавшая киноплёнкой и магнитной лентой весь могучий Союз. Родина трижды Героя Советского Союза Ивана Никитича Кожедуба…
Шостка для меня — город отрочества и юности. Первая любовь. Комсомол. Встреча с первым героем войны партизаном Крутиковым из отряда и повести Д. Медведева «Сильные духом». Аттестат зрелости в 1954 году. Первые робкие и опьяняющие попытки творения словом. Туристические тропы в Новгород-Северский и Глухов, и бесчисленные — по окрестным лесам и весям… А ныне и вечный приют-покой родителей на погосте в бору сосновом. В Шостке продолжает нелегкую «зарубежную» жизнь младшая сестра Галина со своим семейством.
…Бросок в Донбасс за высшим образованием. Индустриальный институт в Донецке. Специальность — инженер-педагог (готовили преподавателей для техникумов и вузов). Через полгода два первых курса расформировали. В геологию не попал, на подземную разработку не пошёл. Житие в шахтёрском посёлке у родственников с лета до лета окончательно убедило меня, что в большом городе себя не найду. После лесной-речной-луговой Шостки и круга друзей закадычных — чахлая растительность, пыль-грязь не только вокруг, но и в отношениях людей. Пьянки, склоки, скандалы с драками в молодых семьях работяг, уже отслуживших армию. Приходили к студенту излить неустроенную душу. Пытался мирить-урезонивать и «умные советы» давать. И ведь слушали, покаянно кивая похмельными головами… Даже ни разу не поколотили.
Так остро захотелось в простор полей и распахнутых душ!
Выбрал два сельхозвуза вне города. Оба Ростовские — близ станций Верблюд и Персиановка. В окошко билетной кассы кто-то из меня промолвил: «Персиановка». Поехал под Новочеркасск — получил диплом ученого агронома и чуть больше стал самим собой…
…Азово-Черноморский сельскохозяйственный. Говорят, зазывалы 40-х годов, агитируя поступать в институт, не моргнув глазом, вдохновенно изрекали; «В одно окно море Азовское видно, в другое — Чёрное». Ах, как неосмотрительно принижали они горизонты нашей альма-матер! С высот её духа и знаний виднее стало и неоглядное прошлое наше и отрадное мечтой-надеждой будущее…
Тот во мне, кто назвал сей адрес благословенный, несомненно ведал о моих еще неосознанных устремлениях лучше, нежели я сам. Хотя Он-то и есть настоящий Я-сам! Интуиция… Подсознание… Внутренний голос… Второе Я… Нет, конечно же, самое первое — на уровне души!
Почему нас с детства учат алфавиту в предельно полном объёме (даже с иностранным добавлением), а важнейшая азбука жизни предлагается едва ли не через букву?
Человек до сих пор официальной примитивной наукой изучается на уровне теплокровной машины или компьютера. Клонирование из того же механического ряда. Интуиция, природа сна, телепатия до сих пор под покровом мистики. Хотя мистикой-то давно пора называть все бездушные, алчные опыты с живой материей. Ещё в детстве вместо развития и углубления убаюкивается одно из главных свойств: быть в единстве со своим могучим багажом — подсознанием. В результате чего мы заведомо уподобляемся авто, передвигающемуся на стартёре, ибо не способны включить двигатель главный. Между тем каждый из нас не однажды отмечал в себе необъяснимые догадки-подсказки, которые возникают вдруг о предмете явно тебе неведомом… И удивляемся — о ком это твердит пословица: «Ума палата, да ключ потерян…».
Главный ключ, конечно, потерян. Но сколько тропок и каналов туда у творчества, у веры, у любви…
Своё внутреннее «Я» ощущаю как верного друга жизни. И не только потому, что он неизменно подсказывает, предупреждает об опасности и зачастую спасает, но главное — охранно сберегает во мне благодарное и отрадное отношение к жизни своей и всеобщей. Не припомню случая, чтобы интуиция подсказала мне убить змею, изрубить обжалившую крапиву, спилить дерево, застящее окно…
Всё как раз наоборот! Я уже не говорю о птичке королёк, которую пронзила моя рогаточная пуля… Взрослых свидетелей не было. Но так постыдно я себя ещё, пожалуй, не чувствовал, как в ту минуту, когда держал в руке чуть тёпленькое безжизненное тельце… Тайно схоронил и забросил рогатку. И сам себе подивился: ведь в детстве уральском до драки защищал раненую ворону…
И разве не он с детства-отрочества вёл меня по извилистым тропам прозрений?
…Помню, в 7-м классе меня крепко обидели приятели. До кулаков дело не дошло, но слов и жестов оскорбительных было достаточно, чтобы вскипеть возмущением и уйти куда глаза глядят. Мои глаза глядели чаще в сторону леса или речки… Долго бродил, распаляя себя обычным для первой стадии обиды — «ну, погодите, я вам покажу… докажу… вы ещё пожалеете…». Но лес-то, лес — великое чудо жизни! Наш покровитель и советчик: он всякому — и безвинному, и виноватому — даёт шанс побыть наедине с самим собой, услышать голос совести, спросить с себя… Молчаливая, мудрая степенность деревьев, птичья и ветровая тишина укрощают нашу душевную суетность, взывая к умиротворению. Нашлись и у меня к себе спросы-вопросы… «Сам хорош: подшучивал-поддразнивал, язвил-насмехался, мог помочь — поленился, обещал — не исполнил. Вот они и отплатили твоим же «оружием непочтения, только более жестко и болезненно»…
Тогда-то и появилась в дневнике запись-прозрение: «Если хочешь, чтобы к тебе относились хорошо, относись и сам к другим с добром и приветом». Лишь через долгие годы, уже в зрелом возрасте, я узнал, что постиг подростковым опытом своим суть Золотого правила Христа.
В студенческие годы вдруг загорелся идеей создать «класс правды». Общество единомышленников, живущих по законам Чести, Совести, Добра. В юности, пожалуй, каждый испытывает подобные светлые порывы. Желание добра себе и людям. Причём, желание добра людям было первичным и составляло стержневую основу и условие добра для себя. Любовь к жизни, к женщине, магическое ощущение беззаветной преданности в дружбе на уровне и в духе «Трёх товарищей» Ремарка (библии нашего поколения!) было и побуждением и неизменным содержанием первых литературных опытов.
«Класс правды», как таковой, создать не довелось, но все мысли-чувства-образы-порывы-поступки того времени так или иначе проявились в творческих мечтаниях и сплавились в убеждения жизни. И прежде всего пришло осознание, что всякий, кто живет по «Золотому правилу», уже принадлежит к «классу добра и чести». Во многом этому способствовала счастливая встреча с Паустовским — его «Золотой розой», рассказами, «Романтиками», «Повестью о жизни».
Константин Георгиевич — очарованный проводник в мир прекрасного, в мир родного языка и природы, в их взаимоозаряющую связь… В мир благородства и величия духа, в котором предстают по-новому уже знакомые со школьной скамьи Толстой, Бунин, Чехов, Блок, Горький, Пришвин, Андерсен, Золя, Гюго, Грин. В мир странствий и путешествий. И не только за моря и океаны, но и в себя, и в ближайшую округу. Тонко и увлекательно приобщал к искусству видеть мир и понимать искусство, его отражающее…
«Если бы природа могла чувствовать благодарность к человеку за то, что он проник в её тайную жизнь и воспел её красоту, то прежде всего эта благодарность выпала бы на долю писателя М.М. Пришвина». Как можно было пройти мимо такой подсказки Паустовского? К тому же Михаил Михайлович по первой профессии — агроном… И не просто певец красоты природы, каких много. Он воспел красоту тайной (мало кому ведомой) жизни её! Выявил гармонию благоритмов природного бытия и души человеческой. Откуда есть пошла и поэзия линии, и поэзия цвета, и поэзия звука, и поэзия светотени, и поэзия слова!
Мне изначально запало в душу пришвинское: «Писатель — это поведение».
«Пишу как живу» — неоднократно утверждал он в своих знаменитых дневниках. Но разве из этого не вытекает очевидное — «живу как пишу»?! Пожалуй, именно это имел ввиду Паустовский, отвечая на вопрос, что нравится ему в творчестве Пришвина — «Многое, но особенно то, как он живёт!»
Такое отношение к писательскому труду завораживало… И мечта вызревала объёмной и цельной, но только не в смысле достижения каких-то «сияющих вершин» творческих, а — на уровне травы… Как можно ближе быть к естеству природы зелёной, чтобы лучше понять природу человеческую… Чтобы слово из тебя исходило единым дыханием чувства и мысли… И если книга случится — пусть она будет живая-живая… и обращена к Другу…
Как восклицал об этом за добрую сотню лет до нас Уолт Уитмен: «Друг мой, это не книга; прикасаясь к ней, ты прикасаешься к Человеку… Со страниц я бросаюсь в объятья к тебе…»
Мне кажется, я так всегда и осязал книги… А когда приходится читать автора по жизни знакомого, непременно слышу голос его, улавливаю жесты…
В юности мы счастливо вырастали из книг любимых писателей. Ну а ежели в тебе ещё теплилась надежда излить себя в слове, их влияние благодатно возрастало.
Герои книг и кино занимали наши умы и души. Было ведь время благословенное, когда с экранов взирали не монстры и убийцы, а чаще друзья-товарищи, в чём-то более ловкие и умелые, нежели ты сегодня… И непременно они тебе что-то подсказывали, в чём-то убеждали, превносили в тебя живительный лад… А самым страшным, пожалуй, считался гоголевский Вий с полуметровыми ресницами… И если попадался какой-либо заграничный «безысходник» — фильм-трагедия об отверженной и загнанной волчьим обществом личности — то, выходя из кинотеатра, облегчённо вздыхал: слава Богу, у нас нет такого…
…1955—1960. Пять лет отрадных, вместивших в себя целую вселенную познаний и дружбы, хмельной от чувств высоких и земных.
Учёба. Биология во весь рост. Практика. Свои поля, сады, виноградники, бахчи, фермы, пруды… Как рождается хлеб наш насущный. Первое ощущение духовности его… Ведь проводниками были люди не только со степенью научной, но и жизненной… И даже гимназической закалки!
Профессор Анатолий Иванович Миловзоров (Ах, как не зря фамилии даются!) на вопрос, кто должен первым «здороваться», ответил однажды коротко и ясно: «Кто считает себя культурным человеком». И всегда первым приветствовал идущего навстречу профессора ли… студента и уборщицу… И много другого из «юности честного зерцала» нам от него передалось. А преподавал он вовсе не этику и даже не научный коммунизм, а растениеводство… Пожалуй, от Пришвина и от него у меня и к растениям самое одушевлённое и приятельское отношение. Правда, шепчусь я с ними с детства…
Комсомол. Спорт. Самодеятельность. Походы… Комсомол живой, по чести и совести. В моём сознании он всегда ощутим образом нашего бессменного «комиссара» — Женьки Лысенко — вожака, спортсмена, наукоустремленного студента, ныне профессора, члена-корреспондента Россельхозакадемии. Он и теперь среди тех, кто составляет совесть партии.
Для меня и комсомол, и партия имеют глубокий смысл, пока в них будут такие как Женька Лысенко или наш Василий Семёнович Алёхин… или мой отец… и тысячи на них похожих…
Корчагинцы святой воды. Потому изъятие из школьных программ поэмы духа отважных — «Как закалялась сталь» Николая Островского — считаю не только нелепой ошибкой, но и осознанным ползучим оскорблением нашей юности.
Светлые духотворящие чувства отцов и дедов унижать-попирать не след никому, даже самым «сороспелым» умникам, которые из родной избы «сор» на весь мир выметают, а чужого Сороса во всех углах прилаживают…
Ибо сказано: «Не плюй в колодец…»
Конечно, каждый «кулик» свой родной вуз хвалит. А как же иначе нам, благодарным слётышам… Учёность, как водится, по-осени считали — добрая пятая часть курса — «остепенённые»… Таланты и наклонности певца, музыканта, артиста, спортсмена, художника, поэта… проявлялись сразу. И ходили мы походами (по Дону и Кавказу)… И сражались на стадионах… И дружили… И самодеятельно оживляли сцену клуба… И справляли свадьбы… И учились воинскому делу…
…1957-й… Целина. Кулундинская степь на Алтае. И романтика, и мозоли, и «растянутая спина» (соревновались, кто копну на одни вилы подхватит…) Медаль «За освоение целинных и залежных земель». На заработок свой купил в столице чемодан конфет для домашних и пишущую машинку «Москва», на которой через пару лет будет отпечатан дипломный проект «учёного агронома» и первый рассказ «Возвращение»…
…1958-й. Август. Спортивный лагерь в станице Пухля-ковской на Дону. Место и время осознания чувства глубокого-светлого-отрадного.
Моя любимая однокурсница Фаина Пономарёва в ночь на 4 августа должна была проплывать мимо нас из Ростова на туристическом теплоходе «Эдуард Багрицкий» по Дону и Волге аж в самую Москву. За полчаса до предполагаемого появления «туриста» прибежали мы с Вовкой Козиным (его жена Маша тоже плыла) на берег и, босыми ногами ощутив мокрый песок в отдалении от кромки воды, с отчаянной досадой сообразили, что проспали… — большая волна уже была…
В те минуты я, пожалуй, впервые готов был пропеть во всё счастливое горло главные слова жизни — я тебя люб-лю-у-у! — появись она на палубе в любой толпе, а я — перед лицом своих товарищей на берегу… Чувство вызрело всеобъемлющей радостью.
Только зарю ему пропели пухляковские петухи — многоголосо и протяжно…
Накануне я облюбовал водозаборный дощатый причал, выдвинутый по мелководью от усадьбы писателя Анатолия Калинина, которого в ту пору в станице не было. Его выступление я слушал годом раньше в Новочеркасске. Тогда он ещё не подарил миру Будулая. Только-только «Суровое поле» взошло. Говорил больше о Шолохове, восхищённо и преданно. И с ним нельзя было не соглашаться, как и отделить Михаила Александровича от этой великой реки…
Там, над тихой текучей водой Дона, я и складывал первое письмо любимой, адресуя его в речной порт Сталинграда, где через несколько дней должен был причалить «Багрицкий».
И главные слова душа кричала восторженным шёпотом уже в строках последующих рассветных писем, нацеленных в речные порты Саратова, Куйбышева, Ульяновска, Казани, Горького, Москвы…
Семь рассветов, как семь дней рожденья…
Тогда я, конечно, ещё не ведал, что вода не только в сказке могучий вестник… И влюблённое сердце считывало лишь желанные строки: «По этой воде проплывала Она!» И я тянулся ей вослед уже против течения… Но так и не дотянулся…
Ни единого письма Фаина не получила….
Это я вдруг явно почувствовал, приближаясь в октябре к институту. Первый встречный приятель огорошил новостью: «А Фаинка замуж вышла!» «Знаю», — ответил я просто.
…Памятным фоном моих душевных испытаний стали пластинка «Вишнёвый сад» и книга Владимира Дудинцева «Не хлебом единым…». Пластинку часто крутили и в общежитии, и на танцплощадке. А книга захватила первыми глубинными откровениями нашей жизни.
Но сильнее всех искусств оказалось отнюдь не простое студенческое товарищество. Первое время друзья-приятели и даже девчонки, опекали меня как больного. Ни одна «самая ехидная душа» — не съязвила… не подначила… не намекнула…
Без слёз отрадных и благодарных я это вспоминать не могу…
Через много лет, уже перед самой своей кончиной, мама Фаины признается ей и попросит прощения за то, что утаила письма мои, пришедшие все разом перед самой свадьбой, давно планируемой родителями… Предала письма огню. Кто ж посмеет осудить её за это…
Не думаю, что письма те несли в себе особую художественную ценность. Но подлинно сердечную — несомненно.
Дон-Батюшка всё запомнил и вернул мне их в «Трёх словах» светлой поэмой об острове…
1997 г.
Владимиру Поветкину
Полвека тому в некотором районном царстве, в нашем родном государстве, как в народе сказывают, случилась у властей конфузная незадача…
Построили себе новый дом власти на самом видном месте, где обычно ставят храмы… Да он там и стоял — отверженный и развенчанный, со сбитым крестом и прохудившимся куполом, с зелёной порослью по замшелым стенам… Но стать могутная, ввысь устремлённая, сохранилась…
Должно быть эта стать-краса и не давала покоя душам, не ведающим родства своего… Когда была нужда — использовали под клуб, под склад… А потом и вовсе в беспризорники списали, пустили по миру…
Пришло время и приговора — сравнять с землёй, «отрекаясь от старого мира»…
С вечера целая бригада сапёров корпела, закладывая под углы и стены ящики с динамитом… На рассвете ахнул взрыв. Содрогнулась земля… Вздыбились клубы дыма и пыли…
Когда ж пыль осела, изумлению взрывников и распорядителей не было предела… Храм остался стоять, а новый дом власти позорно рухнул…
Случай этот в легенду обратился и в разных местах рассказывают его с местными подробностями. Да суть одна — символическая и покаянная на все времена…
Так или иначе, рухнул дом неразумной власти в сознании народном…
Чудеса обычно сотворяются там, где мы не ждём их от Бога, а исполняем волю Его… Осознание воли Божьей как своей — разве не чудо?!
Художник Александр Михеев припоминает случай из 60-х. Как учитель рисования проводил он со школьниками пленэр в родном селе возле церкви. Подъехали военные на грузовике, стали ящики сгружать… Когда выяснилось, что это за ящики — весь класс во главе с учителем вошёл в пустующий храм… Военным заявили, что не выйдут до тех пор, пока они не уедут с Богом…
Военные с Богом уехали… Храм стоит и поныне…
На рассвете 9 мая 1969 года обе курские Моквы и окрестности разбудил мощный взрыв… Голос взрыва всегда отражается в душах людских эхом тревоги — война?!., беда?!., катастрофа?!..
— Что там ухнуло?
— Да церковь Нелидовскую взорвали….
— А-а…
— Ой, не к добру…
………………………………………………
Будут потом и война… и беда… и катастрофа… Так то ж потом…
А город… как всегда… подумал — ученья идут….
Взрывали победители в день Победы «пережиток прошлого», не подозревая, что взрывают сами себя…
Народная статистика однозначно выдаёт череду незавидных судеб разрушителей храмов, которая аукается и на судьбе страны, а значит и на каждом из нас… Потому не нам и судьями быть… А если и свидетелями, то весьма соучастными…
— Кто виноват?
— Все понемногу…
— Что делать?
— Не искать виноватых…
……………………………………………..
Разумнее мотать всё на ус и отрастать на исконных корнях более стойкой и дружной порослью жизни…
Прослышав о беде, Владимир Поветкин прибежал на место святотатства уже к развалинам…
Содрогнулся от увиденного. Погоревал истово… Посокрушался как над близким усопшим…
Уходя, взял на скорбную память обломок древесного бруска из купольной оснастки. Древо здоровое, крепкое. Ещё столько могло служить…
Пожалуй, этот взрыв и подтолкнул его, выпускника училища худграфа, из курских пределов… Избрал путь в Ленинград, поближе к вершинам художественной культуры… Но иной магнит отвёл стрелку его судьбы… Могучее Что-то вдруг потянуло его в Новгород, хотя объективных поводов к тому казалось бы и не было — ни родственников, ни знакомых, ни конкретной работы…
Только зов души…
Каждый из нас свят настолько, насколько позволяет себе довериться тихому призывному голосу души… Услышишь… прислушаешься… послушаешься… — и окажется, что это и есть твоя судьба… твое истинное предназначение…
Владимир Поветкин с юности умеет слушать душу свою и доверять ей. Она-то и вывела его на археологическую экспедицию академика Валентина Лаврентьевича Янина, многие годы ведущую раскопки новгородского культурного слоя, который уникален ещё и тем, что сохраняет деревянные изделия многовековой давности…
С археологами Владимир и «докопался» до истины своего предназначения — в меру сил вернуть народу древнюю русскую музыку, которую озвучивали «гудебные сосуды», как на Руси прежде называли музыкальные инструменты: бубны, варганы, сопели, кугиклы, жалейки, свирели, гудки, гусли, рога…
А начиналось всё с первых откровений земного раскопа, властно позвавшего не на года, а на судьбу…
Потом академик Янин назовёт его художником-реставратором высочайшего класса с интуицией учёного воссоздавшего по отдельным фрагментам гусли и сопель XI века и гудок века двенадцатого…
Руки истового художника, конечно же, растут из души и ладят любое дело не только искусно и душевно, но и с интуитивным прозором… Они же ощущают биение жизни и в древе, и в камне…
И потому воссозданные инструменты не долго пребывали молчаливыми экспонатами в музеях и выставках…
Запели гусли…
Свет прозрений отличается от света в конце тоннеля, пожалуй, тем, что ты не летишь к нему во тьме виртуально, а сам пробиваешь этот тоннель сквозь тьму жизненных невзгод и преград…
Поветкину достало всего — и препон, и прозрений…
Одним из таких воссияний света разума и сердца и воли подвижника следует считать конечно же Центр древних музыкальных инструментов в Новгороде.
Когда стал ладить гусли по образу и подобию древних, вспомнил о древесной частице порушенного храма, которой и самой-то не менее двух веков от роду… Многие годы, а вернее целую судьбу, пролежало освящённое древо в солнечном дачном домике художника, что под Курском, и дождалось часа своего… Часа обретения голоса — побудителя памяти — уводящего в искони души и рода-народа твоего…
Через три десятка лет, в марте 1999 года, одушевлённое древо вернулось на место храма…
Что думал-чувствовал сам Поветкин, озвучивая новые древние гусли в месте святом и памятном, можно только догадываться… Но слушать его было тревожно и возвышенно… Обострила невольное смятение так и не опознанная нами птица-кликуша, отозвавшаяся на голос гуслей с высокого тополя…
Музыка несомненно творит чудеса с нашим воображением, смещая пространство и время… побуждая доселе дремавшие внутренние струны… рисуя неведомые видения, которые как сны наяву очень и очень напоминают события исторической давности…
Это так похоже на особый информационный канал времени, вещающий в настоящее из прошлого-будущего…
Язык музыки, с его широчайшим диапазоном ритмов, универсален не только для многоязычного мира (включая животных и растения); музыка — искусный толмач между тонким и физическим… духовным и материальным… настоящим и прошлым-будущим…
Ведь наши предки не концерты-фестивали устраивали друг другу, а вели душевный разговор с Матушкой-природой, неотъёмной частью которой ощущали и души свои…
К решительному осознанию этого всё настойчивее подвигает нас третье тысячелетие… чтобы человек перестал, наконец, быть только плотским потребителем великих свойств Природы, а стал её естеством во плоти и в духе!
Вот и гусли Владимира Поветкина поведали нам что-то возвышенно языческое и божественно земное в судьбе-характере нашего народа…
Соединили исконно земное и вечное небесное…
Что вверху, то и внизу…
Бывают герои нашего времени, отрадно почитаемые нами, а художник-реставратор-учёный-гусляр-подвижник-Человек Владимир Иванович Поветкин — герой из времени народа своего…
2006 г.