Тема о монолитном единстве фронта и тыла в годы минувшей войны раскрывается в документальной повести на примерах, относящихся к созданию советской штурмовой авиации, равной которой не было в мире. Будучи участником описываемых событий, автор рассказывает о многих героях, чей самоотверженный труд в тылу и ратные подвиги на полях сражений во многом способствовали достижению нашей победы в войне с фашизмом.
Предлагаемая вниманию читателей повесть «Великое единство» написана инженером П.Я.Козловым на основе обширного архивного материала и воспоминаний многочисленных участников событий, одним из которых был и он сам.
В центре книги — эпизоды разработки, производства и боевого применения в годы Великой Отечественной войны уникального советского самолета — бронированного штурмовика Ил-2, равного которому не было ни в одной армии мира.
История создания Ил-2 ярко раскрывает исключительные личные качества его творца — трижды Героя Социалистического Труда академика С.В.Ильюшина: талант конструктора, убежденность и упорство в достижении поставленной цели, незаурядный дар предвидения.
Автор не затушевывает те огромные трудности, которые пришлось преодолеть конструкторам ОКБ, руководителям и рабочим заводов, особенно в первый период Отечественной войны, чтобы фронт мог бесперебойно получать в больших количествах штурмовики Ил-2.
Монолитная сплоченность советского народа вокруг Коммунистической партии и правительства, единство фронта и тыла, обеспечившие победу, показаны автором на повседневных будничных делах, которые мы справедливо оцениваем теперь как дела героические.
Дважды Герой Социалистического Труда академик А. Яковлев
20 декабря 1940 года в Воронеж, на завод № 18, прибыл главный конструктор Сергей Владимирович Ильюшин с большой группой ведущих работников своего конструкторского бюро (КБ). Из почтового вагона выгрузили множество упаковок с сургучными печатями — чертежи нового самолета. Да и спутники Ильюшина имели при себе солидные чемоданы: чувствовалось, что прибыли они не на короткий срок.
— Здравствуй, дорогой Сергей Владимирович, — дружески приветствовал выходящего из вагона Ильюшина главный инженер завода Н. Д. Востров, недавно назначенный на этот пост. — Я вижу, ты, как заправский полководец, прибыл во главе целой армии, — пошутил он, крепко пожимая руку своему однокашнику по Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского.
— Здравствуй, Николай Дмитриевич, рад тебя видеть в добром здравии, — с улыбкой отвечал Ильюшин, — а насчет армии — это ты прав. Дело нам с тобой поручили такое, что требуется, как у моряков, «свистать всех наверх»…
Во второй половине того же дня в кабинет директора завода были вызваны руководители основных заводских служб: состоялось закрытое техническое совещание, на котором главный конструктор рассказал о цели своего приезда.
На заводе № 18 Сергея Владимировича Ильюшина знали давно как главного конструктора дальнего бомбардировщика ДБ-3 (Ил-4), серийным строительством которого завод занимался несколько лет.
Среднего роста, коренастый, по народному определению «ладно скроенный и крепко сшитый», Сергей Владимирович был человеком действия, предельно энергичным и целеустремленным.
Сын потомственного вологодского крестьянина, тринадцатый ребенок в семье, он унаследовал от своих предков настойчивость и напористость в работе. В авиацию Сергей Ильюшин, до самозабвения влюбленный в летательные аппараты, пришел не с парадного хода, а через познание самых непривлекательных ее сторон, с которыми он встретился как рабочий аэродромной команды.
Сейчас, стоя перед руководителями завода, который должен реализовать его заветную мечту, Ильюшин чувствовал себя как полководец, ставящий задачу своим командирам перед решающим сражением. Он подошел к стене, на которой висел чертеж самолета-штурмовика Ил-2 в разрезе, взял длинную указку и тихим, но четким голосом начал говорить:
— Товарищи, правительство на днях вынесло решение о принятии на вооружение Красной Армии нового самолета-штурмовика Ил-два. Нам с вами поручено в кратчайшие сроки организовать крупносерийное, точнее, массовое производство этого самолета. Ваш завод является головным в группе заводов, которые будут принимать участие в строительстве новых самолетов. Дело это потребует огромных усилий. Самолет необычный. Для поражения наземных целей врага он снабжен соответствующим вооружением — стрелковым, бомбардировочным и ракетным. При этом, естественно, и сам самолет будет подвергаться сильному обстрелу как со стороны авиации, так и наземных войск противника. Поэтому Ил-два имеет бронекорпус, расположенный в носовой и средней частях фюзеляжа. В бронекорпус заключены все жизненно важные части машины: мотор со всеми его системами и кабина экипажа с оборудованием. Изготовление бронекорпуса по форме фюзеляжа стало возможно благодаря созданию и освоению в производстве специальной авиационной броневой стали.
На подмосковном полигоне уже испытывали этот корпус. Его осыпали градом пуль и снарядов, что помогло обоснованно выбрать толщину брони корпуса. Там, где вероятность поражения больше, — стенки толще, до восьми миллиметров, в верхней же зоне — потоньше, до четырех миллиметров.
Бронекорпуса будут изготовлять специализированные предприятия, такие как Ижорский и завод имени Кирова в Ленинграде, машиностроительный завод имени Орджоникидзе наркомата нефтяной промышленности.
Наряду со стальной броней разработана и освоена производством прозрачная броня для остекления фонаря кабины.
Мотор, установленный на самолете Ил-два, является второй особенностью этой машины и новым словом авиационной техники. В КБ Александра Александровича Микулина мотор Ам-тридцать восемь взлетной мощностью тысяча шестьсот лошадиных сил создали специально для нашего штурмовика. Серийное изготовление этих моторов поручено старейшему авиамоторному заводу страны — заводу номер двадцать четыре имени Фрунзе в Москве.
— Третьей особенностью штурмовика Ил-два, — продолжал Ильюшин, — является, как я уже упоминал, его массовое производство. Для самолетостроения это дело, в свою очередь, является новым и требует творческого подхода к его решению. Здесь для ваших технологов и для вас, Виталий Иванович, — обратился Ильюшин к главному технологу завода Демину, — огромное поле деятельности…
Ко времени описываемых событий воронежский самолетостроительный завод № 18 имени Ворошилова представлял собою крупное специализированное предприятие — детище первой пятилетки. Он заслуженно считался одним из лучших предприятий авиационной промышленности страны. В период становления завода № 18 (1935–1938 гг.) Центральный Комитет партии направил на этот завод из других отраслей промышленности большую группу специалистов, в числе которых были М. Б. Шенкман, М. Н. Корнеев, А. А. Белянский, М. П. Трегубов и другие. Шенкмана назначили директором, Трегубов возглавил службу материально-технического снабжения и кооперации, Белянскому поручили должность главного механика. М. Н. Корнеев, бывший в то время главным инженером завода, приехал в Воронеж несколько ранее и уже успел оценить обстановку. В беседе с Белянским он сказал:
— Понимаю, что у вас создалось тягостное впечатление от цехового хозяйства. Но это явление временное. Перспективы у нас хорошие — мы скоро начнем получать новейшие станки, прессовое, штамповочное, термическое и другое оборудование. Поезжайте-ка, Александр Александрович, в Москву, в Наркомат, и сами тщательно просмотрите все наши заявки.
Успешному становлению завода № 18 способствовало большое внимание, которое уделяли ему Центральный Комитет партии, Совет Народных Комиссаров и Наркомат авиапромышленности.
В воспоминаниях тогдашнего Народного комиссара авиапромышленности А. И. Шахурина имеется такая запись:
«… Все, что только было возможно, было предоставлено партией в помощь авиации. Мы получали эту помощь от всех отраслей промышленности: металлургической, химической, электрорадиотехнической, лесной, угольной, нефтяной, энергетической… Нам была нужна очень сильная авиация…»
В Европе началась вторая мировая война. Угроза военного нападения на нашу страну с каждым днем становилась все реальнее. Естественно, советское правительство принимало экстренные меры по укреплению ее обороноспособности.
Дела завода № 18 постоянно находились в центре внимания местных партийных и советских органов. Секретарь областного комитета партии Владимир Дмитриевич Никитин часто бывал в цехах, оказывал заводу действенную помощь в решении сложных вопросов, особенно в ходе его реконструкции.
Росла и крепла партийная организация завода. Парторг ЦК Н. И. Мосалов — выпускник Московского авиационного института, несмотря на свою молодость, быстро завоевал авторитет в коллективе и совместно с членами парткома твердо проводил линию партии во всех заводских делах.
Под стать коллективу завода № 18 пришлось и конструкторское бюро С. В. Ильюшина. Сергей Владимирович — сам великий труженик и сотрудников своих воспитывал в духе любви и уважения к труду.
Продолжая совершенствовать свой бомбардировщик, Ильюшин и его помощники одновременно создавали бронированный самолет-штурмовик.
В известном письме в правительство от 27 января 1938 года Ильюшин, обосновывая необходимость «создания бронированного штурмовика, или, иначе говоря, летающего танка, у которого все жизненные части забронированы…», просил поручить ему решение этой сложной задачи. Письмо заканчивалось словами:
«Задача создания бронированного штурмовика исключительно трудна и сопряжена с большим техническим риском, но я с энтузиазмом и полной уверенностью за успех берусь за это дело».
Не случайно в письме Ильюшина говорится о большом техническом риске. На глазах Сергея Владимировича за годы его работы в НТК ВВС и ЦКБ несколько конструкторов потерпели неудачу при попытках создать бронированный самолет.
Эти работы и их результы были известны в КБ Ильюшина и, безусловно, оказали коллективу определенную помощь при создании штурмовика Ил-2.
Позднее Сергей Владимирович вспоминал:
«Не сразу я приступил к проектированию штурмовика, готовился примерно три года. До деталей проанализировал уже сделанные машины. Пришел к убеждению: главное — наилучше сочетать вес, броню, оружие и скорость. Конечно, кого не прельстит сделать надежнейшую броню, например, в двадцать миллиметров. Или почему бы не поставить 50-миллиметровую пушку? Но подобный самолет никогда не взлетит. Значит, надо искать самое эффективное сочетание его боевых свойств…»
Когда С. В. Ильюшин высказал свою идею о новом пути решения проблемы создания бронированного самолета-штурмовика — силовом бронекорпусе — и дал задание С. Н. Черникову и Д. В. Лещинеру начертить его компоновку, это поначалу не было воспринято окружающими как открытие. Наоборот, при обсуждении компоновочного чертежа на техническом совещании руководителей конструкторских групп ОКБ несведущему человеку могло показаться, что идея главного если и не похоронена, то основательно раскритикована.
Внимательно выслушал Сергей Владимирович критику и сомнения своих помощников, а затем сказал:
— Друзья мои, мы беремся за решение очень сложной задачи со многими неизвестными. И это очень хорошо, что вы в основном правильно оцениваете предстоящие трудности. Но ведь всякое новое вынуждено пробивать себе дорогу сквозь толщу привычных представлений. Несмотря на то что бронированный самолет-штурмовик пытались создать и до нас, мы в своем роде все же первопроходцы. При этом мы взялись за решение проблемы, значительно «подпорченной» предыдущими неудачными попытками, породившими скептическое отношение к ней.
Ильюшин выдержал небольшую паузу, окинул внимательным взглядом присутствующих и с некоторым вызовом продолжал:
— И все же у нас есть шанс на успех! Специалисты ВИАМ Сергей Тимофеевич Кишкин и Николай Митрофанович Скляров, создавшие авиационную гомогенную высокопрочную броневую сталь, уверены в возможности изготовления из нее броневой скорлупы по форме фюзеляжа. При этом их не смущает, что мы можем потребовать толщину брони меньше десяти миллиметров. Саму броневую сталь — ее производство и прокат листов — осваивает, под руководством ВИАМ, завод в Сталинграде. Вам для определения требующихся нам толщин стенок бронекорпуса необходимо срочно проделать следующее:
Калинину с прочнистами — произвести расчет прочности стальной скорлупы фюзеляжа, включив ее в силовую схему самолета и увеличив вдвое против норм требования к нагрузкам;
Черникову и Лещинеру с весовиками — подсчитать весовые характеристики бронекорпуса с различными толщинами стенок, подготовить анализ результатов;
Борогу и Литвиновичу — совместно с компоновщиками — произвести провязку конкретной конструкции моторной установки и кабины штурмовика;
Мальцеву с вооруженцами — подобрать материалы и определить для штурмовика зоны, особо опасные при атаках истребителей, требующие усиленной защиты…
Задания даны, выполнение каждого из них — работа не стереотипная, творческая.
В конце 30-х годов еще не было твердо устоявшихся, проверенных боевым опытом тактико-технических требований к бронированному самолету-штурмовику. Ильюшину и его конструкторам при проектировании такого самолета приходилось порой самим формулировать отдельные требования.
В частности, бронированный самолет-штурмовик, по мнению С. В. Ильюшина и его помощников, должен был иметь двух членов экипажа: летчика, наносящего штурмовые удары по целям, и воздушного стрелка, обороняющего самолет от атак истребителей противника.
Принятое Ильюшиным решение — штурмовик должен быть двухместным — было положено в основу и при определении габаритов и толщины стенок бронекорпуса штурмовика. В частности, кабина стрелка полностью вписывалась в бронекорпус, то есть броневыми были ее боковые округлые стенки, пол и задняя плоская стенка. А вот фонарь этой кабины не имел бронестекла, так как находился в защищенной зоне, простреливаемой огнем собственного оружия.
Двухместными были изготовлены на заводе имени Орджоникидзе первые два экспериментальных бронекорпуса для Ил-2.
С. В. Ильюшин и его коллектив выполнили взятые обязательства. Правда, сроки были несколько сдвинуты, но на это имелось разрешение Наркомата: в работу над штурмовиком вклинилось срочное и очень ответственное задание — подготовка и выполнение дальних перелетов на самолете «Москва» (прототип ДБ-3).
В конце 1939 года летчик-испытатель В. К. Коккинаки приступил к испытаниям бронированного штурмовика Ильюшина, который шел под заводским индексом ЦКБ-55 (БШ-2). Это был двухместный цельнометаллический самолет с серийным мотором АМ-35А конструкции А. А. Микулина со взлетной мощностью 1350 лошадиных сил. Самолет успешно прошел заводские испытания и доводки и был предъявлен на государственные летные испытания в НИИ ВВС. Произошло это в конце марта 1940 года. Испытания поручили работникам НИИ — летчику-испытателю майору А. К. Долгову и ведущему инженеру Н. С. Куликову. Всего по программе Долгов выполнил на новом самолете тридцать восемь полетов, и к началу мая 1940 года государственные летные испытания машины были закончены.
В отчете по этим испытаниям говорилось, что «самолет БШ-2 государственные испытания прошел удовлетворительно. Может быть использован в ВВС КА в качестве штурмовика-бомбардировщика ближнего действия при условии устранения основных недостатков».
А среди отмеченных недостатков были два очень серьезных: плохой обзор вперед-вниз из кабины летчика и неудовлетворительная продольная устойчивость самолета (он не балансировался в горизонтальном полете с брошенной ручкой управления). Было высказано пожелание об увеличении скорости и усилении вооружения, предлагалось также построить небольшую партию этих самолетов «для изучения тактических свойств и разработки тактики боевого применения бронированных самолетов».
Руководство авиапромышленности и ВВС вынесло решение — построить малую серию — 10 самолетов БШ-2 на одном из подмосковных заводов и подвергнуть их всесторонним испытаниям. В. Н. Бугайского с группой конструкторов и чертежами самолета командировали на этот завод. Там начали технологическую подготовку производства, но поступила команда «отбой» и работы прекратились.
Потребовался опыт боев на Карельском перешейке, чтобы вновь вернуться к этому самолету. В один из дней И. В. Сталин заинтересовался судьбой самолета-штурмовика Ильюшина. Повидимому, четкого ответа он сразу не получил и поручил К. Е. Ворошилову разобраться в этом деле.
Ветераны ОКБ Ильюшина помнят приезд Ворошилова на завод. С ним была большая группа специалистов, они осмотрели штурмовик, познакомились с результатами летных испытаний, с заключением военных и уехали. А затем ОКБ облетела новость, буквально ошеломившая конструкторов: заказчик требует, чтобы штурмовик был одноместным.
Позднее Ильюшин запишет:
«Самолет был сразу спроектирован в расчете на летчика и воздушного стрелка. По этому поводу я дважды (в июне и ноябре) писал в ЦК. Последнее письмо передал 7 ноября 1940 года. Через месяц меня вызвали в Кремль проинформировать о новом самолете. Объяснил. Мне, в свою очередь, сказали: «Военные настаивают на одноместном варианте». Они считают, что броня сама по себе неплохое оборонное средство, зачем, мол, еще стрелок.
Пришлось доказывать обратное, но убедить не удалось. Так и начали выпускать штурмовик в одноместном варианте».
Распоряжение получено, его надо выполнить. Но как? Ведь летных испытаний одноместный штурмовик не проходил, такого самолета в ноябре 1940 года просто не существовало. Что делать? Строить заново одноместный самолет не было ни времени, ни возможностей. Решили переделать двухместную машину. Убрали кабину стрелка, укоротили (в чертежах) бронекорпус на длину этой кабины. За счет уменьшения веса установили дополнительный бензобак и защитили его броней. Усилили бронезащиту летчика сзади.
Одновременно с вынужденными переделками самолета произвели ряд доработок по устранению отмеченных при государственных испытаниях недостатков. Одна из значительных доработок — улучшение обзора из кабины летчика. Стремление максимально защитить пилота броней заставило конструкторов сильно «утопить» его кабину в бронекорпусе. При этом моторная установка значительно уменьшила видимость из кабины вперед-вниз. Требовалось увеличить угол обзора градусов на 10–12. Как это сделать, опять-таки имея в виду доработку готового самолета?
— Собрались мы в кабинете Ильюшина, — вспоминают ветераны ОКБ Я. А. Кутепов, Ю. М. Литвинович, В. А. Борог, — думаем, как по возможности «малой кровью» решить эту задачу. Рисуем и тут же отбрасываем различные варианты, спорим, доказываем друг другу… Наконец Сергей Владимирович резюмирует:
— Нет, друзья, полумерами здесь не обойдешься. Нужно опускать вниз моторную установку. Опускать на много, миллиметров на двести, вот так.
Ильюшин несколькими четкими движениями карандаша изобразил на схеме самолета предлагаемое им решение. Оно было действительно капитальным и полностью снимало замечание НИИ ВВС. Но как его выполнить на готовом самолете?
— Эта операция врезалась мне в память на всю жизнь, — говорит Яков Александрович Кутепов, ныне Герой Социалистического Труда, заместитель генерального конструктора ОКБ имени С. В. Ильюшина. — С самолета сняли мотор, в бронекорпусе срезали узлы его установки и закрепили их ниже, как указал Ильюшин. К тому времени завод номер двадцать четыре и ОКБ Микулина передали нам первый летный экземпляр нового, специально для штурмовика созданного ими мотора АМ-38 мощностью тысяча шестьсот лошадиных сил. Его-то мы и установили на одноместный штурмовик, который стал называться ЦКБ-55П или ЦКБ-57.
— Сделано все это было нашими замечательными умельцами — мастерами и рабочими буквально в считанные дни, — продолжает вспоминать Яков Александрович. — Работы проводились параллельно с доработками кабины, крыла и оперения…
Таким образом, С. В. Ильюшин мог снова доложить руководству о готовности к полетам теперь уже одноместного самолета-штурмовика ЦКБ-57 с мотором АМ-38. В декабре 1940 года начались заводские летные испытания этого самолета.
Испытания проводила группа опытных специалистов: летчик-испытатель В. К. Коккинаки, начальник летно-испытательной станции В. В. Семенов, механик И. Б. Кюсс, ведущий конструктор В. Н. Бугайский, а от ОКБ Микулина — бригада во главе с ведущим инженером-испытателем А. В. Никифоровым.
Сергей Владимирович Ильюшин непосредственно участвовал в испытаниях. Стремление быть на всех участках при создании нового самолета, активно вторгаться в этот процесс, оперативно руководить им — едва ли не самая характерная черта С. В. Ильюшина как главного конструктора.
«В авиации мелочей не бывает», — любил напоминать Сергей Владимирович. И ежедневно, обходя конструкторские бригады, подсаживаясь к тому или иному столу, вникал до мелочей в разрабатываемый узел. Память его на конструкции была удивительная.
Вот и теперь, когда наступила решающая стадия создания самолета-штурмовика, Ильюшин находился в центре событий.
В первое время заводских летных испытаний одноместного штурмовика участники испытаний проявили повышенный интерес к новому мотору, точнее — к винтомоторной установке. Поэтому когда перед очередным полетом Коккинаки мотор «обрезал», т. е. внезапно остановился при опробовании на земле, Ильюшин немедленно обратился к представителю моторного завода:
— Товарищ Никифоров, что с мотором?
— Пока не знаю, Сергей Владимирович, должен посмотреть, тогда скажу, — забеспокоился А. В. Никифоров.
Ильюшин и Коккинаки ушли, а Никифоров с механиками начали осматривать моторную установку. Обнаружили значительный перегрев запальных свечей — самолет уже совершил в тот день два полета подряд и должен был сразу же лететь в третий раз. Свечи заменили. Никифоров опробовал мотор — он работал нормально. Тогда он доложил Ильюшину:
— Мне думается, Сергей Владимирович, что свечи стали перегреваться в связи с ухудшением обдува мотора после проведенных доработок бронекапота, у которого щелевые жалюзи заменили на глухие щитки…
— Ну вот, — вскинулся Ильюшин, — опять виноват самолетчик, а моторист, конечно, прав… — Вы, Александр Васильевич, еще не забыли лекции по аэродинамике, которые нам с вами читали в академии Жуковского? Вы же понимаете, что жалюзи убрали потому, что они дают лишнее сопротивление, съедают скорость полета…
— Сергей, погоди, — вмешался в разговор Коккинаки, — Никифоров правильно говорит. В последнем полете мотор действительно перегревался — вода чуть не закипела. Так что продувку подкапотного пространства надо восстановить, как было…
В первых же полетах, после отладки винтомоторной установки, одноместный штурмовик, пилотируемый В. К. Коккинаки, развил скорость горизонтального полета у земли, превышающую 400 км/ч.
Получив обнадеживающие результаты первого периода заводских летных испытаний, тогда же, в декабре 1940 года, Советское правительство вынесло решение о срочном запуске самолета-штурмовика Ильюшина в серийное производство под названием Ил-2.
Решение о срочном развертывании крупносерийного производства бронекорпусов ильюшинского штурмовика было для руководства машиностроительного завода имени Орджоникидзе в значительной мере неожиданным. Правда, их представитель инженер В. Я. Келехсаев в свое время возглавлял постройку двух первых бронекорпусов и принимал участие в испытаниях одного из них на полигоне. Вместе с тогдашним главным инженером завода В. И. Засульским они бывали на заводе, где строился опытный экземпляр самолета-штурмовика, позже слышали, что он успешно летает, вот и все… На заводе уже стали забывать о бронефюзеляже, как вдруг поступило распоряжение: наладить их производство с выходом двадцати экземпляров в сутки!
Изготовление бронекорпусов поручалось трем заводам. Завод имени Орджоникидзе должен был наладить замкнутое производство, то есть штамповать бронедетали, собирать из них и сдавать заводу № 18 готовые бронекорпуса. На двух ленинградских заводах процесс изготовления бронекорпусов был расчленен. Завод имени Кирова получил задание изготовлять бронедетали, а Ижорский завод — производить сборку и сдавать готовую продукцию. Варку броневой стали и прокат листов из нее для всех бронекорпусов должен был обеспечить завод «Красный Октябрь».
Для нового производства подольчанам необходимы были специальные штампы, изготовить которые в то время мог только автозавод имени Сталина, имевший специальное оборудование. Директор автозавода И. А. Лихачев быстро оценил важность задания, и вскоре, получив от автомобилистов штамповочную оснастку, завод им. Орджоникидзе при активном участии Н. М. Склярова из ВИАМ начал успешно осваивать производство бронекорпусов.
«Штурмовик Ил-2 в буквальном смысле предстояло ковать из стали. Но это просто сказать, а трудно сделать», — вспоминал впоследствии С. В. Ильюшин.
Все это так — и дело новое, и трудности большие, но кон чается январь 1941 года, завод № 18 изготовил свои агрегаты нового самолета, завод имени Фрунзе поставил первый серийный мотор, требуются бронекорпуса, а их нет. Для отработки монтажей и всего процесса сборки нового самолета-штурмовика необходим хотя бы один бронекорпус, но и его нет… Ситуация…
Именно к этому времени относятся события, о которых имеет смысл рассказать подробнее. На производственно-техническом совещании, которое проводили совместно директор М. Б. Шенкман и главный конструктор С. В. Ильюшин, слово взял главный технолог завода В. И. Демин. В коллективе его знали как опытного, знающего специалиста, не бросавшего слов на ветер. И сейчас все участники совещания с интересом обернулись в его сторону, ожидая, что же скажет технолог.
— Товарищи, с получением бронекорпусов дело затягивается, — негромко начал Демин, — поэтому есть предложение самим сделать бронекорпус. Макетный, конечно, не из броневой стали, а из котельного железа необходимой толщины.
— Ну и что же дальше? — бросил реплику директор.
— Размеры бронекорпуса мы выдержим точно, склепаем его прочно, — невозмутимо продолжал главный технолог. Тогда можно будет без задержки отработать все монтажи внутри и вне бронекорпуса и полностью собрать первый самолет.
— Ты еще скажешь и в полет тот самолет выпустить, — снова скептически заметил Шенкман.
— В полет не знаю, а на земле мы все системы самолета отработаем, время выиграем. А там, надо думать, и настоящие бронекорпуса подойдут, — спокойно отвечал Демин.
Предложение Демина приняли, и на заводе № 18 действительно через неделю появился железный «бронекорпус», точно соответствующий по размерам броневому. Процесс отладки монтажей внутри бронекорпуса и сборка первого макетного самолета пошли полным ходом.
В то же время заводы Ленинграда не только осваивали производство бронекорпусов, но и налаживали строительство штурмовиков Ил-2. Для этой цели на территории старого неавиационного предприятия срочно строился и организовывался новый самолетостроительный завод № 381. Руководство завода во главе с директором Т. М. Филимончуком приехало из Москвы, а комплектование кадрами всех заводских служб велось непосредственно в Ленинграде.
Ильюшин командировал в Ленинград группу конструкторов своего ОКБ во главе с В. Н. Бугайским, наделив его правами своего заместителя.
В первые месяцы — конец 1940 и начало 1941 гг. — Бугайскому и некоторым конструкторам из его группы часто приходилось работать на заводе имени Кирова. Там, в отличие авиационных заводов, действовала другая система оформления чертежей, и технологи-кировцы, получив чертежи бронекорпуса Ил-2, стали дорабатывать их по своим требованиям. На светокопиях ильюшинских чертежей дорисовывались развертки деталей, проставлялись размеры, указывались технологические допуски, записывались указания по изготовлению. Выполненные цветными карандашами, эти дополнения превращали чертеж в красочную, но не очень опрятную картинку.
Цех горячей штамповки Кировского завода — это огромное производство с огненными печами, десятками прессов, кранами и другим крупным оборудованием. На рабочих верстаках этого цеха были и металлическая пыль, и капли масла, которые немедленно оставляли следы на чертежах, когда их здесь развертывали в процессе работы. Последнее обстоятельство, видимо, никого не смущало — в цехе шла обычная работа. По мере изготовления штампов для элементов брони, они поступали в цех горячей штамповки, где происходило освоение процесса штамповки и закалки авиационной брони — процесса для кировцев нового. Нельзя сказать, чтобы работа шла медленно, но и специальных мер по ускорению ее вначале не принималось — и без того много срочных заказов.
Так продолжалось до тех пор, пока парторг ЦК на заводе № 18 Мосалов в очередном докладе в Центральный Комитет не заострил внимание на запаздывании поставки бронекорпусов.
И. В. Сталин поручил А. А. Жданову разобраться в обстановке на ленинградских заводах. Жданов позвонил директору завода имени Кирова Зальцману и потребовал, чтобы тот доложил ему о состоянии работ по бронекорпусу Ил-2. Зальцман сразу понял, что дело достаточно серьезное, раз им интересуется Сталин. Придя в цех, директор, как опытный руководитель, быстро оценил обстановку. Захватив с собой из цеха несколько «разукрашенных», в масляных пятнах, местами порванных чертежей элементов бронекорпуса, Зальцман поехал в Жданову…
— Ну, Виктор, плохи наши дела, — такими словами встретил Бугайского директор Филимончук в номере гостиницы «Октябрьская» ранним воскресным утром февраля 1941 года. — Вчера вечером нас с Зальцманом вызывал Жданов, интересовался, почему так медленно осваивается производство бронекорпусов. И что же ты думаешь, ответил Зальцман? Развернув на столе у Жданова несколько замасленных, разукрашенных цветными карандашами чертежей, он сказал, что быстро и качественно работать по таким скверным чертежам не может. И тут же пояснил: у него на заводе сидит представитель Ильюшина Бугайский со своими конструкторами, и вот так они «разукрашивают» свои чертежи…
Жданов отругал Зальцмана за то, что тот раньше не доложил ему о плохом состоянии технической документации, полученной от Ильюшина. В заключение Жданов объявил, что завтра выезжает на доклад Сталину и расскажет ему об этом безобразии. Зальцману предложено поехать с ним, а сейчас принять срочные меры для ускорения производства брони для Ил-2.
Получив от Филимончука подробную информацию, Бугайский тут же позвонил в Москву, Ильюшину. Сергей Владимирович был в ОКБ, и Бугайский рассказал ему о случившемся. Ильюшин понял, что Бугайский здорово напуган этим событием, и весь дальнейший разговор вел в чисто деловом тоне. Он подробно проинструктировал своего помощника, как ему подготовиться к возможному разговору у Жданова.
— Я сам приеду в Ленинград сразу же после партийной конференции. Все ясно? Ну, бодрее, Виктор, действуй спокойно, звони мне завтра, привет Филимончуку передавай. До свиданья.
Бугайский точно выполнил рекомендации Ильюшина. В горкоме партии его внимательно выслушали, подробно разобрались и успокоили.
Вечером, когда междугородняя станция соединила Бугайского с Ильюшиным, последний не стал выслушивать доклад своего помощника, а коротко сказал:
— Встречай меня утром, Виктор. Срочно выезжаю.
Теперь уже Бугайский понял, что срочный выезд главного конструктора в Ленинград связан с какими-то осложнениями. Но что там произошло, в Москве?..
Бледный, осунувшийся после бессонной ночи, Бугайский рано утром встречал поезд «Красная стрела» на Московском вокзале. Видимо, под воздействием собственного подавленного настроения ему казалось, что сейчас он увидит такого же расстроенного Ильюшина. Он даже приготовился приободрить своего начальника. Но, к его удивлению, из вагона бодро вышел как всегда подтянутый, выбритый, опрятный человек — С. В. Ильюшин крепко пожал руку Бугайского и, взяв его под локоть, увлек за собой. В гостиницу «Октябрьская» пошли пешком по малолюдному утром Невскому проспекту.
— Что-то ты плохо выглядишь, Виктор, не заболел ли? — участливо спросил Ильюшин, внимательно глядя в лицо спутника.
— Здоров я, Сергей Владимирович, но очень беспокоюсь — что там у вас случилось, почему так срочно приехали?
— Почему?.. А может быть, ты, как радушный хозяин, вначале пригласишь гостя к себе, чаем угостишь, а потом будешь расспрашивать? — полушутливо заметил Ильюшин. — Тем более, что мы и до гостиницы уже дошли…
— Случилось вот что, — проговорил Ильюшин, когда они остались вдвоем в номере гостиницы. — Вчера мне позвонил Сталин и сказал, что я безответственно отнесся к важному делу и выдал Зальцману негодную техдокументацию. Мои объяснения он слушать не стал и отослал меня к Жданову. Вот и пришлось срочно ехать сюда. А ты что успел сделать?
И тон, и ровный голос Ильюшина вновь поразили Бугайского. «Вот человек, — мысленно восхищался он своим начальником, — сам Сталин обвинил его в безответственности, а он спокоен, как всегда…»
— Что же ты молчишь, Виктор? — прервал паузу Ильюшин.
— Сейчас, Сергей Владимирович, доложу все по порядку. Бугайский подробно доложил главному конструктору о делах на Кировском заводе и о своем посещении горкома партии.
Вдвоем они поехали на Кировский завод. Здесь Бугайский заметил значительные перемены в цехе горячей штамповки. Прежде всего им сообщили, что Зальцман снял с должности начальника этого цеха. Затем они воочию убедились, что на многих прессах идет энергичная работа по освоению штамповки элементов бронекорпуса. Это задание объявлено в цехе главным, на его выполнение поставлены лучшие люди, им выписаны аккордные наряды.
При докладе Жданову, Ильюшин показал ему чертежи своего ОКБ, продемонстрировал светокопии этих же чертежей, «разукрашенные» технологами Кировского завода для своих нужд. Объяснил причину, и все встало на свои места.
Ильюшин уехал в Москву. Находясь на заседании XVIII партийной конференции как делегат, он передал в президиум Сталину докладную записку:
«В связи с Вашим указанием о том, что чертежи корпуса Ил-2, полученные директором Зальцманом, имеют много помарок, неряшливые и грязные, мною просмотрены чертежи на заводе имени Кирова. При этом обнаружено, что перечеркивания и помарки на чертежах сделаны на заводе работниками Зальцмана.
Одновременно сообщаю Вам, что завод имени Орджоникидзе, неизмеримо менее мощный, чем завод имени Кирова или Ижорский, проделал работу в несколько раз большую, чем оба эти завода вместе. Завод имени Орджоникидзе уже прошел стадию освоения производства корпусов.
Желательно, чтобы Ижорский завод и завод имени Кирова воспользовались опытом завода имени Орджоникидзе, и тогда выпуск корпусов Ил-2 значительно ускорится».
Конец февраля 1941 года ознаменовался еще двумя важными событиями, имеющими прямое отношение к нашему рассказу: опытный экземпляр самолета Ил-2 успешно прошел в Москве заводские летные испытания и был передан в НИИ ВВС на государственные испытания; в Воронеж прибыли первые бронекорпуса для штурмовика Ил-2.
В НИИ ВВС летные испытания ильюшинского штурмовика — теперь уже одноместного — поручили снова майору А. К. Долгову, который в 1940 году испытывал эту машину в двухместном варианте, и ведущему инженеру Н. С. Куликову. Такое решение было закономерным, так как эти специалисты уже знали штурмовик и могли лучше и быстрее оценить его модификацию. Кстати, быстрее теперь стало не только пожеланием. В институт вместе со штурмовиком пришло строгое указание — испытания провести не более чем за пятнадцать летных дней!
Уже в первом полете А. К. Долгов почувствовал существенные отличия этой машины от предыдущей: заметно улучшен обзор из кабины, повышена продольная устойчивость в связи с введением стреловидности крыла и доработками хвостового оперения. Установка нового, более мощного мотора АМ-38 значительно повысила летные данные самолета. На Ил-2 были усилены до 8 мм стенки бронекорпуса, а поперечной бронеперегородки — до 12 мм. Увеличен запас топлива на борту. Вместо четырех пулеметов были установлены две 20-миллиметровые пушки и два пулемета калибра 7,62 мм. Словом, если к предыдущему варианту штурмовика Ильюшина А. К. Долгов и другие летчики НИИ только начинали питать симпатии, то модифицированная машина им по-настоящему понравилась. Смущало только то, что самолет был одноместный.
Сорок четыре полета общей продолжительностью более двадцати часов выполнил майор А. К. Долгов на первом опытном экземпляре самолета Ил-2 и с удовлетворением подписал положительное заключение в акте по результатам его государственных летных испытаний, которые были завершены в заданный срок — 20 марта 1941 года.
Бронекорпуса ждали в Воронеже с большим нетерпением. Как только первый из них появился на заводе № 18, его тут же пустили в производство. Вот здесь и сказался тот, хотя и небольшой, но важный опыт, который был получен при постройке макетной машины с железным «бронекорпусом». В цехе главной сборки облик машины преображался буквально по часам. Двигаясь от участка к участку цеха, самолет получил полный комплект оборудования и вооружения и вступил в зону заключительного приемо-сдаточного контроля.
Наконец наступил момент, когда новенький самолет-штурмовик покинул цех главной сборки. По пути на летно-испытательную станцию он прошел через малярный корпус. И вот, сверкая свежей краской — сверху зеленой, снизу голубой, с большими красными звездами на крыльях и хвосте, появился на летном поле аэродрома.
Многим заводчанам запомнилось это раннее утро 10 марта 1941 года. Солнце еще не взошло, и утренний морозец крепко пощипывал за носы и щеки. Воздух был так прозрачен, что даже в зыбком свете начинающегося дня отлично были видны городские строения на гористом правом берегу реки Воронеж… Хорошо!
Жизнь на заводской летно-испытательной станции вообще начинается рано. Самолеты, как птицы, любят вставать с солнышком. А сегодня голосистый мотор новенького Ил-2 «запел» особенно рано, еще до рассвета. Бортмеханик самолета инженер А. А. Передельский, представитель моторного завода А. В. Никифоров, конструкторы Я. А. Кутепов и А. Н. Соболев, другие работники летно-испытательной станции, хорошо понимая высокую честь и большую ответственность, выпавшие на их долю, старательно готовили машину к первому полету.
Оглушительно ревет мотор штурмовика, прогреваемый бортмехаником на различных режимах работы. Как нетерпеливый конь, дрожит, рвется вперед крылатая машина, кажется, вот-вот перескочит через упорные колодки. Далеко за хвостом самолета метелью бушует воздушный вихрь. Но вот бортмеханик убирает газ, и мотор уже рокочет на малых оборотах…
К самолету подходят С. В. Ильюшин и летчик-испытатель, начальник летно-испытательной станции завода К. К. Рыков.
— Итак, Константин Константинович, первый круг без уборки шасси, — напутствует Рыкова Ильюшин.
— Как договорились, Сергей Владимирович, — отвечает летчик, надевая с помощью Передельского парашют. — Да вы не волнуйтесь, пожалуйста, все будет в норме, — говорит с улыбкой летчик, занимая место в кабине.
Ильюшин отходит к стоящей в стороне группе работников завода. Летчик жестом показывает: «Убрать колодки», — и самолет покатился к взлетной полосе аэродрома. В начале полосы он остановился, и снова во всю мощь взревел мотор — это летчик «прожигает» запальные свечи, проверяет тормоза шасси. Затем стремительный разбег — и Ил-2 в воздухе. На несколько секунд присутствующие на аэродроме теряют его из виду — машина сливается с темным фоном городских построек, но тут же становится отчетливо видна на чистом небе, озаренная первыми лучами восходящего солнца. Круг над аэродромом, еще круг, посадка. Самолет заруливает на стоянку. Рыков выключает мотор, не торопясь вылезает из кабины и, сняв парашют, четким шагом подходит к группе руководства и докладывает:
— Товарищ главный конструктор, товарищ директор! Первый полет первого экземпляра серийного штурмовика Ил-два выполнен по программе. Замечаний по работе мотора и систем самолета не имею. Летчик-испытатель подполковник Рыков.
Ильюшин подходит к летчику, обнимает его, благодарит. Несколько минут среди собравшихся на аэродроме людей царит радостное оживление. Конструкторы, начальники заводских служб, работники летно-испытательной станции поздравляют друг друга, смеются, шутят, откровенно радуясь знаменательному событию.
Затем Мосалов призывает к тишине, и все слышат взволнованный голос Ильюшина:
— Дорогие товарищи! Разрешите мне от души поздравить руководителей, партийную организацию и всех работников восемнадцатого завода с замечательным достижением. Меньше трех месяцев потребовалось вашему коллективу на освоение производства первого в мире бронированного самолета-штурмовика. Этим вы еще раз доказали, что ваш завод заслуженно считается одним из лучших предприятий авиационной промышленности.
Громкие аплодисменты прерывают речь Ильюшина. Он сам также аплодирует, широко улыбаясь, а затем продолжает:
— Товарищи, наши с вами аплодисменты и слова благодарности относятся к, руководителям партии и правительства, оказывающим нам большую повседневную помощь и поддержку. Они относятся также и ко всем нашим соратникам — смежным предприятиям, участвующим в строительстве штурмовиков Ил-два. Здесь прежде всего мне хотелось бы поблагодарить коллективы завода имени Орджоникидзе и нашего славного института авиационных материалов — ВИАМ. Специалисты-руководители этих предприятий оказались подлинными энтузиастами такого нового дела, как изготовление броневых фюзеляжей, и с честью его решили. Сегодня мне хочется поздравить и конструкторов нашего ОКБ, они достойны этого. Поработали все славно, здорово поработали товарищи, большое вам всем спасибо!
— Очень жаль, — продолжал главный конструктор, — что нет сейчас среди нас творца замечательного мотора Александра Александровича Микулина, но здесь один из его помощников — Александр Васильевич Никифоров. Славный коллектив ОКБ и завода имени Фрунзе совершил почти невероятное, создав новый невиданно мощный мотор в такие же невиданно короткие сроки. За всех них сегодня громогласно «высказался» тот, кто поднял в воронежское небо наш новый самолет, чей голос слышен был далеко вокруг, — замечательный мотор АМ-тридцать восемь.
Снова и снова речь Ильюшина прерывают дружные аплодисменты.
Горячие, искренние слова Сергея Владимировича вызывают ликование всех участников этого импровизированного митинга. Радостные и гордые, очевидцы первого полета серийного самолета Ил-2 расходятся по цехам и отделам. Заводской гудок возвещает о начале рабочего дня.
Главный конструктор берет под руку летчика-испытателя и увлекает его к самолету. Там они вдвоем, оживленно разговаривая, обходят машину, осматривают ее. Рыков что-то рассказывает Ильюшину. Главного интересуют технические детали прошедшего полета.
В тот же день Рыков совершил еще один испытательный полет на новом самолете — уже с уборкой и выпуском шасси. Многие сотни заводчан, жителей заводского поселка и близлежащего района увидели новую машину, услышали ее могучий голос…
Создавая бронированный самолет-штурмовик и мотор для него два главных конструктора — Сергей Владимирович Ильюшин и Александр Александрович Микулин проявили единство взглядов на ряд важнейших технических проблем.
В предвоенные годы, когда популярен был лозунг: «Летать выше всех, быстрее и дальше всех», — Ильюшин считал своей главной задачей создание низколетящего бронированного самолета-штурмовика. Микулин, разделяя эти устремления, нацеливал свой коллектив на создание специального мотора, который максимальную мощность передавал бы на воздушный винт в полете на малых высотах, у земли, не расходуя ее на высотный нагнетатель.
Проектируя самолет-штурмовик, Ильюшин стремился к тому, чтобы эта машина массового производства была максимально проста в изготовлении и эксплуатации. Он говорил:
«… Самая совершенная, но выпускаемая в малых количествах военная техника не может сыграть значительной роли в современной войне. Поэтому при конструировании «ила» мною были приняты все меры к тому, чтобы, самолет был прост и приспособлен для массового производства, а также прост и доступен для массовой эксплуатации в боевых условиях».
Эти идеи главного активно реализовывали в повседневных делах его помощники В. В. Калинин, Я. И. Мальцев, начальники конструкторских бригад В. А. Борог, В. Я. Левин, Д. В. Лещинер, Ю. М. Литвинович и другие.
А. А. Микулин, его заместитель М. Флисский, начальник ОКБ И. Тарарухин, руководители конструкторских бригад и ведущие конструкторы неустанно заботились о том, чтобы новый мотор для Ил-2 унаследовал максимальное количество деталей от своего серийного предшественника, чтобы при массовом производстве и эксплуатации он был практически безотказен. Взяв за основу серийный мотор АМ-35А и проведя в нем ряд конструктивных изменений и доработок, микулинцы довели мощность нового мотора до 1600 лошадиных сил при использовании около 90 процентов деталей серийного двигателя.
После выхода решения о строительстве штурмовиков Ил-2 на заводе имени Фрунзе, начиная с января 1941 года, было объявлено чрезвычайное положение. Технические руководители завода и его специалисты трудились буквально круглосуточно. Конструкторы постоянно находились в цехах, где малейшие неясности или затруднения тут же устранялись. Дирекция завода во главе с М. С. Жезловым и главным инженером А. А. Куинджи представляла тогда подлинный боевой штаб. В делах завода постоянно и активно участвовал секретарь МГК ВКП (б) Г. М. Попов, с помощью которого быстро решались многие организационные вопросы. Эта напряженная творческая работа большого коллектива увенчалась успехом. Мы знаем, что уже в марте 1941 года в воздух поднялся первый серийный самолет Ил-2 с серийным мотором АМ-38.
Неверно будет представлять себе, что в этом бурном процессе освоения новой техники все шло гладко и без задержек. Начавшиеся летные испытания серийных самолетов стали выявлять отдельные недоработки систем штурмовика. Но конструкторы-ильюшинцы и представители моторного завода тут же включались в решение возникавших неполадок и вместе с работниками восемнадцатого завода оперативно их устраняли.
Объединение усилий двух выдающихся конструкторов и коллективов руководимых ими ОКБ с опытом и усилиями передовых предприятий позволило в кратчайший срок решить важную государственную задачу. Советские Военно-Воздушные Силы начали получать принципиально новую боевую машину — бронированный штурмовик, не имевший прототипов в мировом самолетостроении.
Горячими, под стать на редкость дружной и жаркой весне 1941 года, выдались для коллектива завода № 18 апрельские и майские дни. Напряжение в работе было очень высоким, на счету — каждый час. Для завода и его смежников все острее становилось требование о непрерывном наращивании выпуска самолетов. Так диктовала, этого требовала напряженная и все более обостряющаяся международная обстановка.
Выступая на общезаводском открытом партийном собрании, посвященном задачам завода и организации предмайского социалистического соревнования, парторг ЦК Н. И. Мосалов говорил:
— Наша партия и правительство принимают решительные меры по укреплению обороноспобности Родины — это мы ежедневно ощущаем на развитии нашего завода. Но в этой обстановке, товарищи, многое, очень многое зависит от каждого из нас. Нашему заводу доверена почетная, но и неимоверно трудная задача быть головным предприятием в строительстве новых боевых машин Ил-2. Этих самолетов Красная Армия требует значительно больше того, что мы выпускаем сегодня, и построить их должны мы с вами, товарищи. Для этого прежде всего требуется хорошая, лучшая, чем сегодня, организация работы на всех без исключения участках и рабочих местах.
В настоящее время, как вы знаете, во многих цехах внедряется система планирования работ с помощью сменных заданий.
Необходимо, чтобы все коммунисты служили примером в этом начинании.
Бурным было это собрание. Некоторые товарищи пытались доказать, что «бумажная волокита», как они отзывались об этом новшестве, только отнимет время мастеров, а пользы не даст. Другие мастера, рабочие, уже получившие некоторый опыт работы по сменным заданиям, рассказали собранию о своих делах, показали, что сменные задания дают хорошую основу для развития действительно конкретного социалистического соревнования в коллективе, способствуют повышению производительности труда.
Общее партийное собрание одобрило прогрессивный метод планирования и организации работ — сменные задания.
— Одного я до конца не пойму: почему возражают некоторые очень толковые мастера, — продолжая переживать дебаты прошедшего собрания, обратился парторг к шедшим рядом с ним членам парткома А. Белянскому и А. Чудинову. — Взять того же Нилова из шестого цеха — хороший мастер, группа у него прямо образцовая, а сменными заданиями заниматься не хочет, в чем причина?
— А Семенихин из четвертого, — отозвался Чудинов, — у него группа одна из первых стала стахановской, замечательно работают ребята. И тоже выступал против, да как горячо-то. Вы, говорит, в бумажных крючков хотите нас превратить, от дела отрываете…
— Думается мне, что все здесь гораздо проще, чем вы оба представляете, — раздался басовитый голос Белянского, недавно назначенного начальником производства завода. — И Нилову, и Семенихину, да и некоторым другим из тех, кто выступал против сменных заданий, просто не хватает грамотности. Этим отличным ребятам проще любое задание выполнить, чем расписать его на форменных бланках для всей своей группы. Вот и весь секрет причины их возражений.
— А ты, пожалуй, прав, — быстро отозвался парторг, — завтра же надо посмотреть с плановиками, как упростить документацию, а может быть, и освободить некоторых мастеров от ее оформления.
В те дни парторг Н. И. Мосалов, его помощник и заместитель А. Чудинов, а также редактор заводской газеты Н. Скробов и другие члены парткома в основном работали в цехах. Разъясняли систему сменных заданий, показывали, учили, убеждали. Ежедневно в заводской газете-многотиражке рабочие, мастера, технологи делились своим опытом посменного конкретного планирования работ, критиковали то, что мешает внедрению передового опыта.
В отчетной справке начальника планового отдела И. Юдина записано, что в мае 1941 года завод № 18 выпустил семьдесят четыре штурмовика Ил-2. И это спустя всего полгода после начала освоения его производства!
В понедельник 23 июня 1941 года большинство рабочих, сотрудников технических отделов и заводоуправления явились на завод задолго до начала работы. Люди собирались группами, обменивались, как обычно, приветствиями, но нигде не было слышно ни шуток, ни смеха. Зловещее слово война будто клещами сдавило душу каждого.
С утра в цехах и отделах прошли короткие митинги-собрания: был зачитан приказ по заводу о введении военного режима работы, перед коллективом завода поставлена главная задача — выпускать как можно больше самолетов. Рабочие на призыв партии и руководства предприятия ответили самоотверженным ударным трудом. Группа мастера Г. Петрова в цехе шасси, группа мастера С. Гребенникова в цехе главной сборки, бригада бортмеханика М. Никулина на летно-испытательной станции взяли обязательства вдвое увеличить выпуск продукции на своих участках. Буквально на второй день во всех цехах десятки участков и групп последовали примеру передовиков. Застрельщиками, как всегда, были коммунисты и комсомольцы. Так коллектив завода стал на долгую фронтовую вахту.
Началась новая, тяжелая, напряженная жизнь. Кроме значительного увеличения производственной нагрузки война с первых же часов принесла людям ощущение непрерывной тревоги: наши войска под давлением численно превосходящего противника, героически сражаясь, отступали на восток.
С первых же дней войны завод начал наращивать темпы выпуска самолетов Ил-2. Напряженно и продуктивно работали заводы-смежники, участвовавшие в строительстве ильюшинских штурмовиков. Резко увеличенные Наркоматом плановые задания все предприятия, как правило, перевыполняли.
Июнь 1941-го ознаменовался невиданным итогом: выпущено сто пятьдесят девять самолетов-штурмовиков Ил-2, в два с лишним раза больше, чем в мае. Все машины были облетаны и сданы в запасную авиабригаду для формирования штурмовых авиаполков.
Ранним утром 1 июля над страной раздался голос Левитана: «Говорит Москва. От Советского информбюро… Вчера соединение нашей штурмовой авиации нанесло сокрушительный удар по авиационной базе фашистских захватчиков на аэродроме города Бобруйска. Уничтожено и сильно повреждено несколько десятков бомбардировщиков и истребителей противника…»
Радостью осветились лица заводчан, слушавших сводку Совинформбюро. Кое-где в толпе раздались аплодисменты. Расходясь по рабочим местам, люди на ходу живо обсуждали услышанное:
— Эх, маловато еще на фронте наших машин, а то бы такие сообщения мы слушали почаще.
— Вчера на оперативке директор сказал, что в июне завод выпустил штурмовиков в два раза больше, чем в мае. Вот здорово!
— Конечно, неплохо, но надо-то куда больше…
— А раз надо, дадим.
— Видишь, какой прыткий — «дадим, раз надо», словно мы одни эти «илы» строим… А знаешь ли ты, что у нас на складе дюраль кончается? Из чего машины делать будем?
— Ну и что? Раз кончается, значит, привезут и дюраля, и всего, что требуется!
— Привезут, конечно, если немцы те заводы не разбомбят. Война ведь идет, парень. Понимать надо…
На двенадцатый день войны, 3 июля, по радио выступил Председатель Государственного Комитета Обороны И. В. Сталин. В своей речи он изложил основные положения директивы Совнаркома и Центрального Комитета ВКП(б) от 29 июня 1941 года.
Вслед за этим последовал приказ народного комиссара авиапромышленности, предусматривавший большой объем работ по укреплению и защите авиационных предприятий. В частности, главные механики авиазаводов назначались начальниками аварийно-восстановительных служб своих заводов.
На заводе № 18 усилилась работа по организации объектовых команд самообороны. Гордостью коллектива была команда зенитчиков, для которой на крышах заводских корпусов и на самой территории предприятия оборудовали несколько десятков огневых позиций и установили на них авиационные пулеметы и пушки.
Основной объем работ по обеспечению противовоздушной обороны завода выпал на долю службы главного механика. Под руководством Л. Н. Ефремова и его помощников Б. М. Данилова, М. И. Агальцева и других в цехах построили различные защитные устройства; для персонала, обслуживающего электроподстанцию, компрессорную, насосную станции были оборудованы специальные защитные бронеколпаки. Теперь во время воздушных тревог работники этих энергетических центров завода могли оставаться на своих рабочих местах.
На завод поступили сообщения о том, что противник забрасывает в советский тыл диверсантов. Немедленно была создана общественная команда по охране объекта. Члены этой команды вечерами и по ночам дежурили в «секретах», а затем шли на работу.
Кроме объектовых команд работники завода и члены их семей входили в одну из дружин местной противовоздушной обороны, организованных в жилом поселке. Эти дружины следили за соблюдением светомаскировки в квартирах и подъездах, несли вахту на крышах своих домов после объявления воздушной тревоги, имея железные щипцы для сбрасывания на землю зажигательных бомб.
С первых же дней войны многие работники завода стали осаждать военный стол завода и военкомат с просьбами отправить их на фронт. Ситуация при этом сложилась сложная. Заводу нельзя было терять кадры, которые решали важную государственную задачу — строили боевые самолеты. Но и нельзя было гасить естественный патриотический порыв людей.
Характерен в этом отношении следующий пример.
На открытом собрании партийной организации серийного конструкторского отдела (СКО) обсудили вопрос о вступлении в народное ополчение. С огромным подъемом коммунисты и многие беспартийные приняли решение стать в ряды защитников Родины.
Оформив решение собрания и получив от каждого добровольца заявление о вступлении в ополчение, секретарь партбюро СКО А. Н. Соболев пришел в партийный комитет завода. Парторг ЦК Н. И. Мосалов внимательно выслушал своего бывшего сокурсника по Московскому авиационному институту и задал ему всего один вопрос:
— Значит так, секретарь: все уйдем на фронт, а завод закроем?
Дело, с которым Соболев пришел в партком, накануне так горячо обсуждалось на собрании, что вопрос Мосалова показался ему даже обидным и он стал возражать парторгу. Пока он говорил, Николай Иванович вынул из сейфа толстую папку, развязал тесемки и, показывая на солидную стопку лежащих в папке бумаг, проговорил:
— Гляди, это все заявления коммунистов и решения партийных собраний, вроде вашего. На фронт все рвутся…
Обычно спокойный, Мосалов нервно ходил по кабинету, «распекая» Соболева: — Как мы все не можем понять простой истины, что мы уже давно на фронте! Никак не усвоим, что противника с его мощнейшей техникой можно разбить только еще более мощным оружием, как раз тем, которое мы делаем. Что оружия этого пока еще очень мало и нужны невероятные усилия для резкого, невиданно быстрого увеличения поставок фронту штурмовиков. В это дело требуется сейчас вложить все наши знания и умение. А вот те, кто это должен делать, в частности, ты со своими товарищами, говорят нам: «Ну, вы тут сами разбирайтесь, а мы уходим на фронт…» Великолепная картина, как ты скажешь?
Парторг все более распалялся, а Соболев сидел, придавленный к стулу его неотразимыми аргументами, и мысленно ругал себя за собственную недальновидность.
— Я тебе скажу по-товарищески и как большевику, — Мосалов присел на стул напротив. — Надо полагать, что нас ожидают трудности не меньшие, чем у фронтовиков. И говорить об уходе со своих рабочих мест, с нашего завода, — подчеркнул он, — не равнозначно ли уходу от трудной жизни?
Как ни подготовили Соболева предыдущие слова и соображения парторга к самоосуждению, но подобное обвинение взорвало его. Он вскочил со стула и готов был наговорить Мосалову всяких дерзостей. Но тот вовремя его остановил, сказав, чтобы он не кипятился, а пошел и подумал, как им, заводским конструкторам, наиболее эффективно помочь фронту.
— Вот так, дорогой, — обнял он за плечи Соболева, — иди и воюй на своем очень нужном фронте, крепче работай сам, да и товарищам по СКО посоветуй делать то же…
Вскоре по цехам и службам объявили, что все специалисты бронируются и должны работать на своих местах без права ухода с завода.
И все же около шестисот пятидесяти человек, которых смогли высвободить на заводе, вступили добровольцами в 4-й Воронежский Коммунистический рабочий полк, вошедший в состав 100-й стрелковой дивизии. За доблесть и мужество личного состава, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, дивизия одной из первых среди стрелковых соединений была преобразована в гвардейскую. Во главе заводских добровольцев были первый заместитель секретаря парткома завода А. В. Чудинов, редактор заводской газеты Н. С. Скребов и заместитель начальника механического цеха С. Т. Коротких.
Они, как и многие заводчане-добровольцы, погибли в неравных боях с гитлеровцами. Среди работников завода, погибших на фронтах Великой Отечественной войны, — Герои Советского Союза А. И. Кольцов, С. Т. Новиков, Н. С. Шендриков, И. И. Квасов, И. А. Савельев, И. Д. Меркулов, В. Т. Сидоров, Н. Е. Касимов.
Несмотря на чувствительную потерю в кадрах, коллектив завода продолжал наращивать выпуск штурмовиков Ил-2. Однако при этом возникали новые проблемы. Когда уже можно было твердо сказать, что этап освоения строительства Ил-2 пройден, пришлось осваивать серийный выпуск деревянной хвостовой части фюзеляжа.
Дефицит на листы и профили из алюминиевых сплавов стремительно нарастал, так как южные металлургические заводы, эвакуированные на восток, не успели еще развернуть там свое производство. Поэтому быстрейшее освоение изготовления деревянных хвостов «илов» могло стать определяющим для всей программы завода. Следует отметить, что эта задача усложнялась тем, что завод до этого никогда не строил деревянные самолеты. Не было ни соответствующего оборудования, ни специалистов. По решению городских властей заводу передали местную мебельную фабрику. На ее базе был создан специальный цех деревянных хвостовых частей фюзеляжа.
Успешному освоению заводом изготовления деревянного хвоста штурмовика Ил-2 способствовало то обстоятельство, что конструкция его была заранее проработана в ОКБ Ильюшина. Бригада В. А. Борога разработала ее параллельно с металлическим вариантом, и соответствующие чертежи были изготовлены в кратчайший срок. Вскоре деревянные хвосты стали поступать на сборку фюзеляжей штурмовиков.
Через неделю после начала войны в Воронеж прилетела группа летчиков-испытателей из НИИ ВВС. Они предъявили заместителю командира запасной авиабригады полковому комиссару А. И. Подольскому предписание о формировании 430-го штурмового авиаполка, командиром которого назначался подполковник Н. И. Малышев, а его заместителем — майор А. К. Долгов. Командирами эскадрилий назначались также институтские летчики-испытатели.
Закончив официальную часть — выделив москвичам два десятка «илов», а также недостающих для комплектования полка летчиков и авиатехников, Подольский отвел в сторону Долгова и «навалился» на него:
— Товарищ майор, вы тот самый ведущий летчик-испытатель Долгов, чью подпись я видел в акте по результатам государственных испытаний ильюшинского штурмовика?
— Так точно, товарищ полковой комиссар, я и есть тот самый.
— Это очень хорошо, что кто-то догадался послать вас самого повоевать на этой машине. Теперь вы поймете, что такое одноместный штурмовик, хотя и бронированный. — В голосе Подольского слышалась нескрываемая неприязнь, и это заметил Долгов.
— А что вы, собственно, имеете против меня, товарищ полковой комиссар? — насторожился летчик.
— Так ведь одноместный вариант «ила» — это дело ваших рук! Ваш уважаемый научный институт, — Подольский с сарказмом подчеркнул слово научный, — добился, чтобы со штурмовика сняли воздушного стрелка, испортили боевую машину!..
— Вы ошибаетесь, товарищ полковой комиссар, наш институт, насколько мне известно, никогда такого предложения не делал. Я сам был удивлен, когда к нам на испытания поступил одноместный Ил-2…
— Ах вот оно в чем дело — вы были удивлены! Как это интересно, — продолжал наступать Подольский. — Так чего же вы не восстали против такого решения, если видели, что оно неверное.
— Это решение вышестоящих инстанций. Ни я, ни кто-либо из людей, проводивших испытания Ил-2, к нему не причастны, — твердо проговорил Долгов. — Разрешите идти, товарищ полковой комиссар?
— Идите, разрешаю… Хотя постойте. Забыл сказать вам, что облет летчиков вашего полка вы уж проведите сами. Все вы опытные летчики и с Ил-2 знакомы, а в запасном полку Александрова инструкторы с ног валятся — сразу несколько полков обучают.
— Хорошо, товарищ полковой комиссар, мы своих новичков обучим сами, да их у нас не так уж и много.
Недолгими были тренировки личного состава 430-го штурмового авиаполка. Уже 3 июля этот полк в сокращенном составе — 21 самолет Ил-2 — перелетел из Воронежа на аэродром Зубово под Оршей. Полк вошел в состав смешанной авиадивизии, которой командовал полковник В. Е. Нестерцев.
Следующий день ушел на привязку к местности и проработку первого боевого задания. А 5 июля утренняя заря уже застала десятку «илов» на пути к аэродрому занятых врагом Бешенковичей. Эскадрилью в девять самолетов вел майор Долгов. Десятым с ними летел командир полка Малышев.
Данные разведки полностью подтвердились. Большое летное поле в Бешенковичах было заставлено вражескими танками, бронемашинами, бензозаправщиками и другой техникой. Очевидно, здесь размещалась какая-то база гитлеровских моторизованных войск.
Несшихся на бреющем полете штурмовиков зенитчики свободно пропустили к аэродрому — «илы» еще не были известны врагу и их не опознали. Стрельба поднялась только тогда, когда разрывы четырех десятков «соток», сброшенных штурмовиками, начали кромсать фашистскую технику.
Развернув свою девятку, Долгов большим кругом, вне видимости с аэродрома, обогнул Бешенковичи и для повторной атаки вражеской базы зашел со стороны восходящего солнца. С высоты метров четырехсот самолеты начали пикировать на цель, штурмуя ее эрэсами и расстреливая из пушек и пулеметов. Малышев, не принимавший участия во второй атаке, летел в стороне и наблюдал за результатами. Он отметил многочисленные пожары и взрывы на земле.
Враг обрушил на «илы» шквал огня. Прямым попаданием крупнокалиберного снаряда был сбит самолет летчика Шевелева. Он врезался в гущу вражеской техники…
Только на аэродроме, осматривая свой самолет, Долгов понял, что так стучало по его машине во время повторной штурмовки. Десятки отметин на бронекорпусе «ила», еще больше пробоин в крыле, фюзеляже и оперении привез он с первого в своей жизни боевого вылета. Некоторые из этих вмятин и царапин, особенно на броне кабины, могли быть роковыми для него. А он, живой и невредимый, прилетел домой, привел товарищей… Вот только Шевелев… Да, конечно, Ильюшин прав — броня спасает не от всех видов огня…
— Внимание, воздух! — тревожно разнеслось над аэродромом. И тут же «юнкерсы» начали бомбить… Как ни рассредоточены и ни замаскированы были штурмовики, но все же вражеские бомбы сильно повредили две машины. В полку осталось восемнадцать «илов». Понимая, что одним налетом на Зубово противник не удовлетворится, Малышев отдал команду на перебазирование полка на полевой аэродром близ деревни Яковлевичи.
Этого не мог знать летчик транспортного самолета Ли-2, вылетевший из Воронежа на два дня позже 430-го авиаполка. Он вез в полк бригаду заводских рабочих-ремонтников во главе с инженером Руденко и запасные части для «илов».
Все это заводчанам стало известно от авиатехников поврежденных штурмовиков, оставшихся караулить свои машины. Что делать?
Осмотр подбитых машин показал, что повреждения у них исправимые, и Руденко принял решение — ремонтировать. Из Ли-2 выгрузили инструмент, некоторые запасные детали, материалы, и транспортник улетел разыскивать полк. А заводчане с авиатехниками принялись за первый в своей жизни полевой ремонт штурмовиков.
На следующий день около импровизированной рембазы опустился У-2 — прилетел инженер 430-го шап В. С. Холопов. Горячо одобрив действия заводской бригады, Холопов рассказал, что полк продолжает успешно штурмовать соединения врага, но и сам несет потери. Так что восстановление поврежденных в боях самолетов сейчас чрезвычайно важно.
Холопов улетел, а вечером того же дня на аэродром Зубово прибыла полуторка: приехали два летчика — хозяева ремонтируемых машин. Они привезли бачок-термос с горячим борщом для бригады. Ремонтникам после окончания работ следовало догонять полк на этой полуторке.
Поздно ночью закончили ремонт двух «илов», заправили их бензином, предусмотрительно привезенном в бочке на полуторке. А утром, едва начало рассветать, две первые восстановленные на фронте боевые машины улетели в свой полк. Ремонтные бригады завода № 18 открыли счет возвращенным в строй «илам», начинавшим свою вторую жизнь.
Месяц сражался 430-й штурмовой авиаполк с врагом, рвавшимся к столице. Много техники, еще больше солдат и офицеров противника навсегда остановили «илы» полка Малышева. Но и сам полк нес невозвратимые потери. Сдав другой авиачасти оставшиеся самолеты, Малышев и Долгов с товарищами вновь направились в Воронеж формировать свежий авиаполк.
Едва Долгов появился в расположении запасной авиабригады, как его вызвали к комбригу Папивину, а тот вручил ему телеграмму. Майору Долгову приказывалось срочно возвратиться в Москву и приступить к своим обязанностям летчика-испытателя в НИИ ВВС. Вместе с Долговым в институт отзывался и Холопов. Так вдвоем они и прибыли в Москву в начале августа 1941 года.
Поезд пришел рано утром, и они решили прежде чем явиться к себе на службу, заехать в ОКБ С. В. Ильюшина. Сергей Владимирович, как обычно, с раннего утра был у себя и сразу же принял фронтовиков.
Доложив главному конструктору о первом опыте боевого применения Ил-2, о его замечательной живучести, об эффективности вооружения, в частности — эрэсов, Долгов и Холопов иллюстрировали свой рассказ многочисленными фотографиями повреждений, с которыми штурмовики благополучно возвращались на свой аэродром. Здесь проявились профессиональные привычки работников НИИ — в любых условиях фиксировать инженерную сторону дела.
В заключение этой памятной беседы Долгов передал Ильюшину многочисленные просьбы фронтовиков и свою лично — о модификации одноместного штурмовика в двухместный. Он привел примеры из своей боевой практики, а также рассказал случаи, свидетелем которых был сам, в которых отсутствие бортового стрелка на штурмовике заканчивалось трагедией. Зная историю создания этого самолета, Долгов и Холопов заверили главного конструктора, что они будут всячески способствовать возрождению двухместного штурмовика Ил-2.
Ильюшин напомнил фронтовикам известные обстоятельства появления ошибочного решения о строительстве Ил-2 в одноместном варианте, сказал им, что продолжает доказывать руководству необходимость возвращения к двухместной машине, и горячо поблагодарил их за ценнейшую информацию.
Теперь — о ракетном вооружении Ил-2. Оно имеет свою предысторию. В июне 1933 года были успешно проведены наземные стрельбы снарядами РС-82 с самолета И-4. А с 1935 года начались летные исследования со стрельбой снарядами РС-82 с самолетов И-15, И-16 и СБ. В 1937 году ракетные снаряды РС-82 принимаются на вооружение истребителей И-15, И-16, И-153. Они располагаются под крыльями по два снаряда с каждой стороны. В 1938 году под крыльями самолета СБ также начали устанавливать снаряды РС-82 — по четыре с каждой стороны.
Первое в истории авиации звено истребителей-ракетоносцев, состоящее из пяти самолетов И-16, под командованием летчика-испытателя Н. Звонарева приняло участие в военных действиях в районе Халхин-Гола. 20 августа 1939 года, выполняя боевое задание, звено встретило группу японских истребителей, дало по ним залп эрэсами и сбило два вражеских самолета. Всего в 14 воздушных боях звено Звонарева сбило 13 японских самолетов, не потеряв ни одного своего. Реактивные снаряды оказались также эффективными и при стрельбе по наземным целям.
С момента зарождения проекта самолета-штурмовика Ил-2 С. В. Ильюшин и его помощники заложили РС как оружие атаки этого самолета. Восемь реактивных снарядов РС-82, а позднее четыре РС-132 нес Ил-2 под своими крыльями. И уже в первые же дни войны сотни вероломно напавших на нашу страну гитлеровцев, десятки автомашин были уничтожены реактивными снарядами, пущенными со штурмующих «илов».
Конечно, «черной смертью» фашисты назвали Ил-2 не только за одни реактивные снаряды. Ведь штурмовик Ильюшина, кроме эрэсов, атаковал еще и бомбами, и пушками, и пулеметами. Установленные на «иле» две авиационные пушки ВЯ — Волкова и Ярцева — калибра 23 мм (по одной в каждом крыле), не имели равных себе в иностранных ВВС. К пушкам были разработаны бронебойно-зажигательные снаряды. С расстояния в 400 метров снаряд пушки ВЯ пробивал броню толщиной до 25 мм. Вот таким комплексным воздействием всего арсенала своего мощного вооружения «илы» не только крушили врагов и их технику, но и подавляли морально, сеяли панику…
Закончился июль 41-го. Сухая цифра в справке планового отдела зафиксировала небывалый месячный итог: выпущено 310 штурмовиков, почти вдвое больше, чем в июне!
Цифра свидетельствовала о великолепной работе коллектива завода. Но она же напоминала и о том, что где-то на своих местах так же хорошо работают другие заводы, участники строительства ильюшинских самолетов. Не задерживают выпуск «илов» мотористы. Несмотря на резко усложненные войной условия, своевременно приходят эшелоны с бронекорпусами. Вся продукция смежников нескончаемым потоком вливается в заводские цехи, чтобы, пройдя в них производственный цикл, воплотиться в грозные штурмовики, которые так необходимы фронту.
Непрерывно возрастающая программа поставок продукции заводу № 18 требовала от коллективов заводов-смежников не только максимального напряжения сил, но и творчества. Так было на заводе имени Орджоникидзе.
Благодаря энергичным действиям заместителя главного инженера завода Б. А. Дубовикова там был принят прогрессивный узловой метод изготовления бронекорпуса. Успешному внедрению этого метода во многом способствовал весьма грамотно разработанный технологами под руководством Я. И. Жухинского технологический процесс изготовления и сборки бронекорпуса. Группа Жухинского создала также простые узловые стапели для сборки пяти основных узлов бронекорпуса и оригинальный поворотный сборочный стапель.
Развернув широким фронтом изготовление бронекорпусов, получив значительное пополнение рабочих кадров, завод имени Орджоникидзе уже в марте 1941 года отправил в Воронеж несколько десятков бронефюзеляжей — так в Подольске называли бронекорпуса, а дальше полностью обеспечил ими строительство «илов».
В один из поздних вечеров начала августа 1941 года в кабинете директора завода № 18 зазвонил красный телефон правительственной связи.
Н. И. Мосалов, находившийся в кабинете, поднял трубку телефона, доложил:
— Аппарат восемнадцатого завода, у телефона Мосалов.
— Пригласите к телефону директора завода, с ним будет говорить товарищ Сталин, — сказал голос в телефоне.
— Шенкмана сейчас нет, он в цехе, но скоро будет, — проговорил Мосалов, одновременно нажимая кнопку вызова секретаря. В дверях появился дежурный по заводу, и Мосалов, прикрыв рукой трубку телефона, громко зашептал: — Шенкмана сюда, срочно. — Дежурный поспешно скрылся, а парторг говорит в телефон:
— Здравствуйте, товарищ Сталин, у телефона парторг ЦК Мосалов, а за Шенкманом пошли, он скоро будет.
— Здравствуйте, товарищ Мосалов, — зазвучал в телефоне характерный глуховатый голос Сталина. — Вот передо мною отчетные данные вашего завода, из которых следует, что завод в июле выпустил штурмовиков Ил-2 вдвое больше, чем в июне, это так?
— Да, товарищ Сталин, почти вдвое больше.
— Хорошо, — говорит Сталин, — но итог июня у вас был вдвое больше итога мая, а это правильно?
— Да, товарищ Сталин, так оно и было.
— Скажите, товарищ Мосалов, значит, в августе можно ожидать дальнейшего роста выпуска штурмовиков вашим заводом? — задал вопрос Сталин.
— К сожалению, нет, товарищ Сталин. В августе нам вряд ли удастся выдать машин больше, чем в июле. Усиливаются перебои в снабжении завода материалами и в поставках от смежников, растет дефицит по цветным металлам…
— Обком вам достаточно помогает? — задал новый вопрос Сталин.
— Да, товарищ Сталин, обком партии, товарищ Никитин оказывают большую помощь. Недавно передали нам городскую мебельную фабрику, на ее базе мы теперь организовали изготовление деревянных хвостовых частей фюзеляжа штурмовика.
— А как дела с кадрами на заводе? — поинтересовался Сталин. — В ополчение от вас много ушло людей?
— В ополчение с завода ушло более шестисот человек, товарищ Сталин, в основном коммунисты и комсомольцы. На завод срочно набираем пополнение, главным образом женщин, в первую очередь жен фронтовиков, обучаем их.
— Хорошо, товарищ Мосалов, надеюсь, что ваш завод и в этом месяце постарается дать побольше штурмовиков. Очень они нужны на фронтах. Передайте мой привет вашему коллективу. Мы здесь посоветовались и решили представить ваш завод к правительственной награде. Так что завтра вам следует передать в ЦК предложения завода о награждении ваших лучших людей. Вам все понятно, товарищ Мосалов?
— Все понятно, товарищ Сталин, будет сделано, большое вам спасибо за вашу заботу. До свиданья, товарищ Сталин.
Мосалов еще некоторое время держит около уха замолчавшую трубку телефона, а затем аккуратно кладет ее на аппарат.
В кабинет вбегает запыхавшийся Шенкман, громко спрашивает:
— Что случилось?!
— Только что звонил товарищ Сталин, уточнял — правильно ли он понял из наших докладных, что два месяца подряд — июнь и июль — мы удваивали выпуск штурмовиков. Я подтвердил этот факт. Он поинтересовался, как будет с выпуском машин в августе. Я сказал, что в августе роста выпуска не будет, и назвал причины, основные конечно.
— Вот это ты правильно сделал, — присел на стул Шенкман.
— Еще Сталин спрашивал, сколько у нас ушло добровольцев на фронт и как у нас дела с пополнением кадров. А в заключение он дал нам с вами срочное задание: завтра же представить в ЦК материалы для награждения нашего завода.
— Для награждения? — удивился Шенкман. — А ты не шутишь, парторг?
— Какие здесь шутки! — обиделся Мосалов.
— Ну, ладно, ладно, не обижайся, пожалуйста. Уж очень неожиданное задание ты передал. Однако давай действовать — вызывай кого нам нужно, будем писать представление…
Неимоверно тяжело было Красной Армии и всему советскому народу в те дни. Нужно было отражать натиск фашистских полчищ на фронте от Черного до Баренцева морей, вывозить из угрожаемых районов ценности, промышленное оборудование, людей, налаживать в огромных масштабах строительство в необжитых районах, крепить армию, обеспечивая ее необходимым оружием, лучшим, чем у врага.
На заводе в ряде мест висели карты Советского Союза, на которых флажками и цветными шнурками отмечалась линия фронта на каждый день. Разумеется, эти карты пользовались всеобщим вниманием. Думается, что многие люди никогда не изучали географию своей страны так прилежно, как в то время. По сводкам Совинформбюро находили на картах такие населенные пункты, о существовании которых прежде и не подозревали.
Ежедневно, иногда по нескольку раз в смену, на заводе звучали сирены воздушной тревоги. Подчиняясь введенному распорядку, все оставляли свои рабочие места и занимали посты самообороны. Не занятые на постах рабочие цехов и сотрудники отделов уходили в укрытия и там находились до отбоя тревоги.
23 августа 1941 года для завода стало знаменательным днем. В середине дня — во время обеденных перерывов большинства подразделений — на заводском дворе сошлись люди на митинг. На трибуне, сооруженной из нескольких передвижных площадок-стремянок, собралось руководство завода. К микрофону подошел секретарь обкома ВКП(б) В. Д. Никитин и громко, заметно волнуясь, произнес:
— Дорогие товарищи! Мне поручено сообщить вам, что Президиум Верховного Совета СССР постановил наградить ваш завод высшей наградой Родины — орденом Ленина!
Участники митинга бурными аплодисментами и криками «ура!» встречают сообщение. Никитин ждет, пока пройдет первый порыв, поднимает руку и, когда шум стихает, продолжает:
— Сто человек лучших представителей вашего коллектива награждены правительством орденами и медалями. Из них более половины — это рабочие и мастера цехов.
Снова раздаются бурные аплодисменты, крики «ура!» прерывают речь Никитина, и ему снова приходится ждать. Но вот он получает возможность говорить:
— В это тяжелое, очень трудное для нашей страны время коллектив вашего завода показал образцы самоотверженного труда во имя победы над гитлеровскими захватчиками. Ваши боевые машины очень нужны на фронтах. Отмечая успехи вашего завода высокой наградой, Центральный Комитет, наше правительство твердо надеются, что вы еще более повысите темпы производства грозных «илов»!
Снова дружные аплодисменты. Никитин и все стоящие на трибуне аплодируют, затем он кричит в микрофон:
— Смерть немецким оккупантам! Победа будет за нами! Над головами собравшихся на митинг с оглушительным ревом проносится штурмовик. Ему машут руками, аплодируют…
К микрофону подходит директор завода, поднимает руку, призывая к спокойствию, говорит:
— Товарищи! Разрешите мне от вашего имени поблагодарить Центральный Комитет, наше правительство и лично товарища Сталина за столь высокую оценку нашего труда и заверить их в том, что мы приложим все силы для дальнейшего увеличения выпуска боевых машин, так необходимых фронту!.. Товарищи, долго митинговать нам с вами некогда, сейчас закончим. Нам прислал поздравление командующий военно-воздушными силами Балтийского флота. Сейчас товарищ Мосалов зачитает письмо.
Мосалов читает:
«Ваша продукция, которую мы используем сегодня, дала прекрасные результаты. Не одна сотня фашистских танков и солдат сметена с лица земли.
Ваши прекрасные «илы» заслужили честь и славу. Давайте больше машин крепких, быстроходных.
Победа за нами!
Честь и слава работникам завода имени Ворошилова и коллективам, создавшим машину Отечественной войны!»
С глубоким волнением слушали участники митинга это письмо. Простыми, искренними словами, пришедшими оттуда, с фронта, давалась оценка напряженному труду заводчан. С митинга все разошлись по рабочим местам.
— А вы обратили внимание, как этот командующий, моряк, назвал наш штурмовик: «Машина Отечественной войны», — шутка ли?! — С этими словами Анатолий Соболев появился в кабинете начальника СКО, куда после митинга зашли конструкторы, чтобы поздравить Назаренко, Золотухина, Леонова и Соболева с награждением их медалями «За трудовое отличие».
— Обратить-то обратили, здорово сказано, но он написал нам и другое — давайте больше машин, — ответил Соболеву Назаренко. — Вот я и приглашаю всех вас поговорить на эту тему, посоветоваться. От нас ждут непрерывного увеличения выпуска «илов», они нужны на всех фронтах. При существующей мощности цехов и производительности труда в них дальнейший рост выпуска машин может происходить только за счет снижения трудоемкости и уменьшения трудозатрат. Это ясно всем, но нужны конкретные предложения. Технологи над этим работают постоянно и кое-чего добились.
— Николай Петрович прав, — поддержал начальника Соболев. — Я думаю, что следует всем бригадам доходчиво рассказать об этой задаче — и результаты будут.
— Вот я и прошу всех заняться этим немедленно, — продолжал Назаренко. — Должен вам сказать, что уже в этом месяце мы не дотянем до июльского выпуска штурмовиков — сказываются перебои в снабжении материалами, да и из-за воздушных тревог потери рабочего времени стали весьма ощутимы…
Этот памятный разговор принес свои плоды, правда, не так скоро, как того хотелось.
Уместно будет сказать, что высокой оценки и правительственных наград был также удостоен труд создателей «летающего танка» Ил-2. В октябре 1941 года ОКБ Ильюшина награждено орденом Ленина. В декабре 1941 года С. В. Ильюшин был удостоен звания Героя Социалистического Труда, а группа сотрудников его ОКБ награждена орденами и медалями Советского Союза.
В начале сентября 1941 года главного механика завода Л. Н. Ефремова вызвали в спецотдел завода. Ему, как начальнику аварийно-восстановительной службы, был адресован секретный приказ наркома А. И. Шахурина, где говорилось, что необходимо срочно провести дополнительные работы по защите заводских корпусов и строительству укрытий для людей. В приказе также содержалось предупреждение о том, что гитлеровцы при бомбежках промышленных объектов часто применяют бомбы со взрывателями замедленного действия. При этом замедление может быть различным, иногда длительным. Приказывалось — в случаях, когда сброшенные на объект бомбы сразу не разорвутся, немедленно их удалять с территории объекта для уничтожения, принимая максимум предосторожностей.
— Несмотря на то что война шла уже почти три месяца и мы многое слышали о зверствах противника, предупреждение о бомбах не было мною воспринято как что-то конкретное, — вспоминал позднее Ефремов. — А то обстоятельство, что приказ был секретный и с ним, кроме директора и меня ознакомлены были еще два-три человека, не способствовало распространению этого предупреждения даже среди руководства завода…
17 сентября из Наркомата сообщили, что директора, парторга и председателя завкома вызывают в Москву. М. И. Калинин будет вручать заводу орден Ленина. Шенкман, Мосалов и Федоренко уехали. На заводе старшим начальником остался Белянский.
День 19 сентября 1941 года поначалу ничем не отличался от предыдущих дней. Было довольно тепло. Осенью в Воронеже, как правило, долго держится хорошая погода.
В обеденный перерыв многие вышли на заводской двор погулять. Кто-то шел в столовую, кто-то из близживущих спешил домой обедать. Словом, на улице в этот час было довольно порядочно людей, внимание которых неожиданно привлек треск пулеметных очередей и гулкие пушечные выстрелы, внезапно раздавшиеся с нескольких стрелковых точек охраны завода. Инстинктивно каждый обернулся на звуки выстрелов, и многие увидели, как из облаков, почти над главным корпусом заводоуправления, вынырнул немецкий двухмоторный бомбардировщик «Хейнкель-111» и низко, на высоте не более полутораста метров, полетел вдоль основных производственных корпусов в сторону аэродрома.
Некоторые увидели, как из открытого бомболюка самолета полетели бомбы и стали падать на заводские постройки. Кто-то крикнул: «Бомбит!» Через несколько секунд по заводскому двору в разных направлениях уже мчались люди, сталкиваясь в дверях, врывались не только в укрытия, но и в различные помещения. Все ожидали — вот-вот начнут взрываться бомбы…
— Точно, как в приказе наркома сказано! — с этими словами Ефремов вбежал в бункер заводского КП, где за центральным пультом уже находился Белянский и отдавал указания по телефону. В дальнем углу бункера у телефона спецсвязи находился начальник главного управления Наркомавиапрома Б. Н. Тарасевич и с кем-то громко разговаривал. Он требовал, чтобы на завод прислали саперов для вывозки неразорвавшихся авиабомб.
— Нету саперов, черт бы их побрал, — выругался Тарасевич, бросая трубку телефона. — Обходиться своими силами — порекомендовали в ПВО города, — бушевал он. — А если ваши бомбы — слышите, он так мне и сказал: «ваши бомбы» — не разорвались при падении, значит, немец второпях не включил взрыватели бомб, сбросил на «пассив», они и не разорвутся уже. — Тарасевич перевел дыхание и сразу же официально обратился к Ефремову:
— Товарищ начальник аварийно-восстановительной службы, вам известен секретный приказ наркома о бомбежках?
— Известен, товарищ начальник главного управления, — в тон Тарасевичу ответил Ефремов.
— Так вот, нужно немедленно организовать вывозку неразорвавшихся авиабомб с территории завода, немедленно, слышите?
— Операцию по вывозке бомб мы уже начали, сейчас сюда будут поступать сведения, в каких цехах находятся эти бомбы.
— Это мы все сейчас организуем, Борис Николаевич, — вмешался в разговор Белянский, — а вас я прошу дозвониться в обком и сообщить товарищу Никитину о наших событиях. Может быть, он посодействует нам с саперами.
В помещение КП быстро вошел заместитель Ефремова Б. М. Данилов и еще с порога начал возбужденно докладывать:
— Ну, кажется, все бомбы разыскали! Первая — самая крупная — торчит на улице между котельной и главным трансформаторным вводом. Вторая угодила в кабельную траншею. Третья влетела в техотдел цеха Лукашевского и там осталась. Следующая попала в цех гидропрессов. Еще по одной попали в цех Петренко, в гальванический и в кузницу, следующая…
— Ясно, не теряй времени, — перебил Данилова Белянский, — если бы все они взорвались, то завод остановился бы надолго. А теперь эти «гостинцы» надо немедленно с завода удалить! Никаких саперов скоро мы не дождемся, надо действовать самим.
— Александр Александрович, — обратился к Белянскому Ефремов, — мы с Даниловым пойдем организовывать работу на местах. Бомбы будем выносить к проходным, благо большая часть, кажется, не тяжелее пятидесяти килограммов. Сюда же нужно подать и автотранспорт, распорядитесь, пожалуйста.
— Добре, действуйте, ставьте меня в известность, что и как, где потребуется помощь.
Ефремов с Даниловым ушли, а по внутризаводской радиосети раздался голос Белянского:
— Всем начальникам цехов и отделов — немедленно вывести своих работников в укрытия и за территорию завода. В цехах оставить только аварийно-восстановительные группы, которым действовать по приказам товарищей Ефремова и Данилова. Повторяю: всем…
Затем по диспетчерскому телефону Белянский командует гаражу:
— Срочно вышлите две грузовые автомашины к главной проходной. По пути они пусть заедут в общежитие и возьмут по десятку тюфяков-матрацев — скажете, я приказал. Ясно? Действуйте, быстро!
В дверях КП появился военный представитель на заводе майор А. С. Менчиковский. Он попросил разрешения войти и обратился к Белянскому:
— Товарищ Белянский, мой сотрудник воентехник Медведев разбирается в авиабомбах. Разрешите, мы с ним попробуем обезвредить неразорвавшиеся…
— Товарищ майор, неразорвавшиеся бомбы мы обязаны немедленно удалить с территории завода. Любое промедление здесь недопустимо. А вас я попрошу найти Ефремова или Данилова, и, если сможете, окажите им помощь в обращении с бомбами. Только никаких разряжаний бомб на территории завода…
Вот когда аварийно-восстановительным группам цехов пригодились некоторые навыки, полученные ими во время тренировок и учебных тревог. Едва Ефремов появился в цехе Лукашевского, как к нему подошел начальник аварийно-восстановительной группы цеха механик Лосяков и доложил, что в их цехе одна неразорвавшаяся бомба находится в помещении техотдела. Вошли в техотдел и увидели «гостью», уткнувшуюся носом в заднюю стену комнаты.
— Носилки сюда! — скомандовал Ефремов.
После того как санитарные носилки поставили на пол, он, взявшись за стабилизатор бомбы и потянув его на себя, попросил Лосякова помочь. Вдвоем они подняли бомбу и аккуратно положили ее на носилки. Затем Ефремов, встав на колени, склонился над бомбой, пытаясь различить какие-либо шумы в зоне ее взрывателя. Бомба «молчала». По команде Ефремова двое взяли носилки и унесли бомбу к заводским проходным.
Примерно так же, как из цеха Лукашевского, удалили фашистскую бомбу из гальванического цеха. Там руководил Данилов, а выполняла команды аварийно-восстановительная группа во главе с механиком цеха Гусевым…
«В чем же здесь дело? Если взрыватели с замедлением, то с каким? — этого никто не знает, — неотступно преследовали Ефремова тревожные мысли. И переходя из цеха в цех, он все более напрягал слух, ежеминутно ожидая взрыва бомб. — Хорошо, хоть люди не знают… А что не знают? Да ты и сам-то ничего не знаешь…»
В слесарно-сварочном цехе, куда пришел Ефремов, члены аварийно-восстановительной группы и две девушки-санитарки стояли около двух парней, распластавшихся на полу в лужах крови. Это были два друга — слесари Б. Рожков и С. Мысков. Они работали рядом, за одним верстаком. Бомба, пробив перекрытие цеха, упала на этих ребят и наповал убила обоих. Сама же лежала неподалеку, и — странное дело — люди, подавленные смертью товарищей, не обращали на нее никакого внимания…
— В цехе Петренко бомба… пропала, — так Данилов и доложил Ефремову, заглянувшему сюда по пути в цех гидропрессов.
— Что значит, пропала, найти немедленно! — Напряжение у Ефремова прорвалось в непривычную для него резкость. Данилов принялся ему объяснять:
— Вот видишь — здесь она пробила крышу, вот здесь она ударилась об пол, видишь, выбила асфальт, а куда дальше девалась — не знаю. Весь цех обшарили — нету.
— Плохо шарили, найти без разговоров! — вконец разозлился Ефремов. — Дорога каждая секунда… А вон там стекло в боковом фонаре почему разбито, — указал он на застекленную часть крыши. — Осмотреть фонарь!
Кто-то из парней быстро забрался на крышу и спустя несколько минут уже кричал в цех через разбитый фонарь:
— Здесь она, вот лежит себе целехонькая…
Наконец и эту бомбу на веревке опустили в цех, а потом также на носилках быстро унесли к проходной.
Не простой оказалась и бомба, попавшая в кабельную траншею. Она застряла между двумя толстыми кабелями и торчала вверх стабилизатором. Когда Данилов подошел к этому месту, то увидел, что двое электриков и Андреев — самый тихий и незаметный сотрудник отдела главного энергетика — пытаются вытащить эту бомбу. При этом Андреев орудует куском железной трубы, как рычагом.
— Нельзя железом, что вы делаете? — закричал Данилов, подбегая к траншее. И в это время из бомбы вырвался клуб черного дыма и накрыл всю группу…
«Ну, конец», — подумал Данилов, но боли он никакой не почувствовал, а несколько мгновений спустя стал различать ребят и курящийся хвост бомбы. Оказалось, что сработала дымовая сигнальная шашка, установленная в стабилизаторе авиабомбы, так напугавшая и закоптившая группу спасателей.
Вытащили и этот «гостинец», а так как носилок здесь не оказалось, то ребята втроем — и среди них тот же тихоня Андреев — на руках унесли бомбу к проходной.
Опережая эту группу с бомбой, к воротам проходной быстро подошел Данилов. Здесь уже стояли две полуторки, и в кузов одной из них, застланный полосатыми матрацами, четверо рабочих аккуратно укладывали принесенные бомбы. Каждую из них отделяли от другой тюфяками.
— Сколько уже погрузили? — поинтересовался Данилов.
— Здесь восемь штук лежат, но место еще есть.
— Хватит, закрывай борт, — распорядился Данилов. Рабочие быстро выполнили его команду.
— Куда везти, знаешь? — обратился Данилов к пожилому шоферу, стоявшему около кабины.
— Сказали, что за элеватор, в степь, товарищ начальник, но я прошу вас меня в этот рейс не посылать… Боюсь я, — с трудом выдавил он признание, — боюсь, что трахнут они дорогой, а у меня семья пять человек…
— Разрешите я, товарищ Данилов, поведу эту машину, а мою пускай пока загружают, — выступила вперед женщина-водитель со второй полуторки, которую все звали Пашей.
— Действуйте, Паша, спасибо вам, — Данилов крепко пожал руку отважной женщине. — Поедете через переезд до элеватора. Там увидите солдат-зенитчиков, они вам покажут, где в степи сгрузить эти «игрушки». С вами поедут четверо ребят. Не спешите, но как разгрузитесь — сразу же сюда. Счастливого пути вам.
Машина ушла, а бомбы продолжали подносить и укладывать в кузов второго грузовика.
Данилов обратил внимание, что на боковой стенке очередной бомбы зияет круглое отверстие, спросил, в чем дело.
— А из этой бомбы Ефремов с военпредом вывернули взрыватель, — бодро ответил один из принесших бомбу рабочих.
Тут же из соседнего цеха показалась процессия. Двое рабочих несли на носилках бомбу, а позади них шли Ефремов, Менчиковский и Медведев, оживленно что-то обсуждая. Подошли к грузовику, и Ефремов обратился к Данилову:
— Доложите, что сделано на вашем участке.
— На моем участке осталась одна тяжелая бомба, что за рылась в землю на улице. Все остальные из цехов изъяты и погружены. Один грузовик с бомбами уехал в степь за элеватор.
— Добре, на моем участке тоже все чисто, — сообщил Ефремов. — Заканчивайте быстрее погрузку и отправляйте вторую машину.
— Отправлять-то не с кем — нет шофера, — развел руками Данилов. — Этот водитель, — указал он на стоявшего в стороне мужчину, — ехать отказался, говорит: «Боюсь, и семья у меня большая».
Шофер, услышав слова Данилова, подбежал к грузовику, вскочил в кабину и, громко крикнув: «Ладно, еду я, не срамите уж», — запустил мотор.
— Хорошо, поезжайте, — напутствовал Ефремов, — только осторожнее, пожалуйста, не спешите.
«Товарищ Ефремов, срочно зайдите на КП», — раздалось из радиорепродуктора.
— Ладно, Леонид, ты иди, видно, понадобился начальству, а мы посмотрим, как будем выковыривать тяжелую, — забыв субординацию, обратился Данилов к Ефремову…
Не менее чем в 250 килограммов авиабомба, упав на мягкий газон возле шоссе, наполовину ушла в землю. Для того чтобы добраться до ее взрывателя, пришлось руками раскапывать землю вокруг бомбы, и Медведев сильно порезал себе руку о какую-то стекляшку. Но вот показались крышки взрывателей — их было два. Стало ясно, что самодельный ключ-рогатулька, которым Ефремов с Медведевым вывернули взрыватели с двух 50-килограммовых бомб, не подходит. Быстро сняли размеры для нового ключа, и Менчиковский с Медведевым пошли в соседний цех, чтобы там сделать новый инструмент.
Обратились за помощью к дежурному слесарю — им оказался Плужников, известный на заводе слесарь-виртуоз, специалист по хитроумным замкам и сейфам. Плужников быстро, пользуясь наждачным камнем, изготовил нужный ключ и вместе с военными направился к бомбе. Видя, что Медведев пытается перевязать носовым платком окровавленную руку, а Менчиковский неумело пробует действовать ключом, Плужников выступил вперед со словами:
— Дайте-ка я примерю, как подойдет наш ключик-то…
— Нет уж, дорогой товарищ, спасибо вам за ключ, а это дело нам более знакомо. Вам бы я посоветовал лучше уйти отсюда от греха подальше, — пытался протестовать Менчиковский.
— Ишь ты какой храбрый, — обозлился Плужников, — или скажешь, что тебе жить надоело? — Говоря это, он решительно взял ключ из рук Менчиковского и сел на землю около бомбы. Осторожно вложив инструмент в прорези взрывателя, мастер мягкими, едва заметными движениями вывернул его. С последней нитки он свернул взрыватель уже рукой, без ключа и подал его Менчиковскому.
— Держи, товарищ майор, а я второй попробую достать.
Минуты через две и второй взрыватель был удален. Плужников степенно поднялся с земли, отряхнулся и неожиданно громко заявил: «Ну, братцы, сегодня придется-таки обмыть эти «игрушки», а?» Засмеявшись, он неторопливо зашагал к своему цеху.
— Борис Матвеевич, — обратился к Данилову Менчиковский, — эти взрыватели необходимо скорее убрать с территории завода. Я не знаю, как они устроены, но здесь может быть какое-нибудь коварство. Вместе с бомбами их везти нельзя.
— Все понятно, товарищ майор, — Данилов взял оба взрывателя и трусцой направился к проходной. Там он вручил опасные коробочки двум дружинникам, коротко пояснил, что делать, и ребята убежали.
Возвратилась шофер Паша, доложила, что задание выполнено, похвалила ребят, которые быстро выгрузили опасный груз из машины.
Тут же к ее грузовику тросом прицепили большую, теперь уже безопасную бомбу, раскачали ее, вытащили из земли и волоком вывезли к месту уничтожения.
Когда представитель военной приемки майор Менчиковский вечером того же дня зашел к себе в кабинет, то дежурный ему доложил, что в сейфе, куда майор положил два взрывателя от 50-килограммовых бомб, был слышен шум, похожий на выстрел. Осторожно открыл сейф и увидел, что один из взрывателей, лежавший в маленьком ящике сейфа, подорван. Второй взрыватель был цел — он лежал на своем месте в нижнем отсеке сфйфа.
Майор поспешно запер сейф, хотел было пойти к Белянскому и рассказать о своем открытии, но тот проводил совещание с начальниками цехов.
А наутро Менчиковский обнаружил, что и второй взрыватель в его сейфе сработал — его «коробочка» была раскрыта внутренним взрывом.
Стало ясно, что авиабомбы, сброшенные на завод 19 сентября, были оборудованы взрывателями замедленного действия. При этом замедление было различным, что, по замыслу противника, должно было вызвать к таким бомбам повышенный страх.
На следующий день «Хейнкель-111» прилетел снова. На этот раз он подошел с восточного направления, оказавшись над аэродромом, куда и упала его первая бомба. Не считая разбросанной взрывом земли, эта бомба никакого вреда не принесла. Зато серия других пришлась на жилые дома заводского поселка. Были разрушены одна секция пятиэтажного дома и два барака. Поврежден водопровод и сеть электропроводки. Убито было двое и шесть человек ранено. Стервятник, как и в первый раз, благополучно скрылся.
В дальнейшем тревоги и налеты на завод стали происходить, как по расписанию. Около тринадцати часов прилетал «он». Конечно, никто не мог сказать, был ли это один и тот же самолет или каждый раз новый. Но прилетал всегда Хе-111 и всегда в одиночку. Очевидно, где-то южнее Воронежа перелетал он линию фронта, и на завод заходил с востока или юго-востока.
23 сентября армейские зенитки, охранявшие железнодорожный узел, самолет к заводу не подпустили, и он сбросил бомбы на соседний поселок.
24-го и 25-го тревоги объявлялись, но налетов не было. Может быть, потому, что стояла солнечная погода.
26 сентября день снова был пасмурный, и «хейнкель» прилетел тем же курсом, что и первый раз. Только вывалился он из облаков километра за два раньше, и серия сброшенных им бомб пришлась на овощную базу и склад горючего, расположенные за территорией завода. Этот налет принес новые жертвы: двое убитых и около десяти человек раненых. Доморощенные заводские зенитки в этот раз стреляли особенно много, так как самолет пролетал вдоль всей территории завода и скрылся невредимый к великой досаде стрелков. Правда, к вечеру по заводу прошел слух, что истребители ПВО сбили немецкий самолет где-то за Доном, но был ли это тот самый?
Налеты вражеских самолетов и та свобода, с которой они проникали к заводу, заставили руководство изыскивать дополнительные средства для защиты объекта.
Как-то, придя на летную станцию, директор и Мосалов попросили собрать летный состав, и директор обратился к летчикам со следующими словами:
— Нехорошо получается, товарищи, фриц нахально летает, свободно бомбит завод, а мы его отпускаем с миром.
— Да еще шумовые эффекты устраиваем, — в тон директору подал реплику кто-то из летчиков, имея в виду стрельбу наших «общественных» зенитчиков.
— Вот-вот, именно шумовые эффекты, — поддержал невеселую шутку Мосалов, — а то и фейерверк ему преподносим. — Он вспомнил случай, когда дежурный по старту, имея в руках ракетный пистолет, выпустил из него красную ракету по пролетавшему над ним вражескому самолету.
— И это в то время, когда на нашем аэродроме стоят десятки боевых самолетов, а около них — отличные летчики, способные расправиться с этими нахалами, — продолжал директор. — Наркомат приказал мне поставить на боевое дежурство несколько машин Ил-2, обеспечить их боекомплектами и держать в постоянной готовности к вылету.
Директор переждал несколько минут, пока улеглось одобрительное возбуждение собравшихся.
— Вот только летчиков для этих дежурных самолетов нам не дают. Специальных летчиков для несения боевого дежурства, — уточнил он. — Говорят, пусть дежурят по очереди ваши заводские летчики, ясно? Прошу обсудить это дело между собой, подумать, как его лучше организовать, а меры надо принимать немедленно.
В результате два звена штурмовиков Ил-2 были поставлены на круглосуточное боевое дежурство на заводском аэродроме. За ними в качестве старшего бортмеханика был закреплен инженер А. Передельский, а летчики назначались на дежурство по очереди. В летных книжках многих летчиков-испытателей остались записи об этих боевых дежурствах и вылетах по тревоге. Когда в городе объявлялась воздушная тревога, «илы» с завода вылетали в различные секторы и дежурили до отбоя тревоги. Но, к сожалению, ни одному из них не довелось как следует сразиться с налетчиками. Один раз летчик Поляков погнался было за вражеским самолетом, даже эрэсами в него стрелял, но тому удалось скрыться.
Безусловно, бомбардировки завода отразились на работе коллектива. Кроме потерь времени на перерывах в работе по тревогам, была, естественно и скованность от напряжения ожидания, от неизвестности. Это незамедлило отразиться на итоговой цифре выпуска штурмовиков.
Правда, в эти же осенние месяцы 1941 года завод заканчивал доводку и облет большой партии ранее изготовленных самолетов Ер-2. В связи с этим на завод прибыла группа специалистов из летно-испытательного института ВВС во главе с инженером Н. М. Кокориным.
Но полностью выполнить испытания и доводку самолетов Ер-2 не удалось — их требовала война. Вся партия, около семидесяти бомбардировщиков Ер-2, была передана в запасную авиабригаду, где из этих самолетов были сформированы авиационные полки особого назначения.
Как ни скоро развертывалось производство штурмовиков Ил-2 на заводе № 18 при активном участии заводов № 24, имени Орджоникидзе и других смежников, потребность в бронированных самолетах росла быстрее их выпуска. Шло стремительное развитие штурмовой авиации.
В Воронеж, в запасную авиабригаду, прибывало все больше и больше летчиков из различных авиационных подразделений. Цель одна — получение самолетов Ил-2. Большей частью это были новички — летчики, впервые знакомившиеся с «илами». Но в июле — августе 1941 года стали появляться и «старички».
На полтора месяца войны хватило первой партии самолетов 4-му штурмовому авиаполку С. Гетьмана, сообщение Совинформбюро о боевых делах которого приводилось выше. 427 боевых вылетов сделали летчики этой славной части.
Конечно, не каждый день войны приносил такой боевой успех полку, как разгром вражеской авиабазы на аэродроме Бобруйска, но и «холостых» вылетов они тоже не помнят. Дорого заплатили фашисты за каждый сбитый «ил», но и неимоверно высокой была плата за боевой опыт, приобретенный в этом краткосрочном «университете» оставшимися в строю летчиками славного штурмового авиационного полка. Недавние «зеленые» юнцы теперь прибыли в Воронеж возмужавшими, опытными бойцами.
И дело не только в том, что люди получили боевое крещение, не раз подвергались смертельной опасности, участвуя в неравных схватках с врагом. Для них, первопроходцев тернистого пути летчиков-штурмовиков, в числе первых начавших воевать на новом, специальном самолете, важно было и другое. В этих первых кровопролитных боях они нащупывали, открывали те драгоценные приемы и маневры, те необходимые элементы тактики боевых действий штурмовиков Ил-2 в условиях Великой Отечественной войны, которым их нигде не учили, так как никто их еще не знал. Потом, позднее появится наставление по тактике для штурмовиков, и его будут изучать в авиационных школах. А теперь этот опыт приходилось добывать в сражениях, порой оплачивая его крупицы самой дорогой ценой…
Правда, штурмовые действия самолетов, то есть решительные атаки с воздуха вражеских войск, применялись давно, едва ли не со времен появления военной авиации. В истории отечественных ВВС отмечен следующий факт.
Осенью 1919 года конный корпус белогвардейского генерала Мамонтова прорвался в тыл войск Южного фронта. Создавшееся критическое положение требовало принятия чрезвычайных мер по ликвидации этой опасности.
В частности, известна записка В. И. Ленина одному из руководителей Главкоавиа:
«4 сентября 1919 г.
(Конница при низком полете аэроплана бессильна против него) т. Склянский! Не можете ли вы ученому военному X, У, Z. заказать ответ (быстро): аэропланы против конницы? Примеры. Полет совсем низко. Примеры. Чтобы дать инструкцию на основании «науки» (я читал однажды об этом, а один «практик», И. Н. Смирнов, смеется — де-чепуха).
ЛЕНИН».
Тогда против конницы Мамонтова стало действовать соединение Красного Воздушного Флота. Красные военлеты на «фарманах» и «вуазенах» пикировали на конные полки Мамонтова, обстреливали их из пулеметов, бомбили, сбрасывали на конников специальные стрелы — заостренные металлические стержни. Такие штурмовые удары были довольно эффективны, так как кроме урона в живой силе они вызывали панику в рядах белоконников. Самолеты рассеивали конницу по степи и тем самым способствовали действиям красных войск.
Маршалу авиации С. А. Красовскому довелось в молодости самому принимать участие в таких штурмовках белых конников. Он вспоминает:
«Осень 1919 года… Главным объектом действий авиации стала белогвардейская конница. Мастером воздушных налетов на кавалерию врага зарекомендовал себя Семен Карпович Маляренко, награжденный орденом Красного Знамени.
…Однажды, когда сообщили, что противник сосредотачивает конницу на левом берегу Волги, отряду поставили задачу найти главные силы, белых и атаковать их с воздуха. Я летал с летчиком Маляренко в качестве летнаба на «вуазене»… Кабину загрузили мелкими бомбами и металлическими стрелами. Пополнили боекомплект для пулемета «люис». Взяли также несколько железных банок с пробитыми в их стенках отверстиями.
Вскоре увидели, как из-за леса… показались большие группы всадников. Маляренко сразу же ринулся в атаку. В лицо ударил ветер, в ушах свистело. С высоты семьсот — восемьсот метров сбросили на конницу стрелы, бомбы, банки, затем снизились и открыли огонь из пулемета. Атаку повторили еще и еще раз… В поисках конницы несколько раз меняли курс… Закончив штурмовку, Маляренко уверенно взял курс домой.
Приземлившись, мы узнали, что на аэродроме находится член Реввоенсовета С. М. Киров. Он остался доволен результатами боевых действий наших экипажей по коннице противника».
С 1926 года штурмовая авиация начала свою историю, как особый вид авиации в составе советских ВВС. Образовывались отдельные штурмовые авиационные полки и бригады. Но вооружены эти части были не специальными самолетами-штурмовиками, а имевшимися тогда самолетами-разведчиками и истребителями, приспособленными для штурмовых действий. Например, переделка разведчика Р-5 в штурмовик Р-5Ш заключалась в основном в оснащении самолета большим количеством вооружения для атаки: устанавливалось до десяти пулеметов, дополнительные бомбодержатели. Существенных мер по защите экипажа самолета-штурмовика от обстрела с земли при этом не принималось: в то время решение этой проблемы было непосильно для нашей промышленности.
Но вот появился специальный бронированный самолет-штурмовик Ил-2. Это был новый вид авиатехники, потребовавший разработки и освоения новой тактики его боевого применения.
При этом создавать и отрабатывать новую тактику, повторяем, приходилось в огне жестоких сражений.
Безусловно, мужали в боях, овладевали наукой побеждать не только те, кто уже воевал на самолетах Ил-2, встретил врагов в звании летчика-штурмовика. Многие, очень многие военные летчики, кому в состав штурмовых полков предстояло войти позднее, учились воевать на других самолетах.
Свой первый боевой вылет 22 июня 1941 года летчик Иван Пстыго совершил на самолете Су-2. Тогда, вскоре после сообщения о начале войны, три девятки ближних бомбардировщиков Су-2 из 211-го авиаполка взлетели с аэродрома г. Котовска и впервые пересекли границу с Румынией. Один из самолетов второй девятки, которой командовал капитан Гудзенко, уверенно вел летчик Иван Пстыго. Шли на большой высоте. Видимость была отличная, самолеты строго держали строй.
Вскоре на скопление фашистских войск на земле пошли серии советских авиабомб. Для Пстыго и его товарищей по полку это была первая в их жизни не учебная, а боевая бомбардировка…
Потом был целый месяц войны, но в памяти у Ивана Ивановича Пстыго — ныне Героя Советского Союза, маршала авиации — остался день 21 июля, когда он был занесен в списки погибших…
В тот день две девятки Су-2 очередной раз бомбили переправы через Прут, плотно прикрытые и зенитной артиллерией, и истребителями противника. Переправы нарушили, но домой возвратились не две девятки, а только четыре машины, в их числе и самолет Пстыго. Остальные Су-2 были или сбиты, или с повреждениями вынужденно сели в разных местах.
Едва успели вернувшиеся летчики немного передохнуть, а техники осмотреть и заправить машины, как снова команда — в бой. И опять на переправы летят Су-2, только их уже всего две тройки во главе с Иваном Пстыго.
Повезло ребятам на этот раз — с ходу прорвались через зенитный заслон и разрушили переправу. Но только взяли курс на базу, как на них навалилась стая «мессеров». Самолет ведущего атаковали три истребителя с крестами. Увертываясь от них, Пстыго слышал постукивание пулемета своего воздушного стрелка Александра Малешкина, а затем его крик по СПУ:
— Ага, гад, напоролся! Товарищ командир, глядите — горит ведь фриц-то, доверните немного влево, я ему еще добавлю…
— Ты лучше гляди в оба за другим, — едва успел скомандовать летчик, как по их самолету сверху хлестанули две очереди снарядов, и пробитый бензобак в левом крыле тут же загорелся. Летчик чудом остался жив и невредим, хотя фонарь кабины был основательно разбит.
Машина горит, мотор дает перебои — надо садиться, благо летят над своей территорией. Впереди — поле поспевшего овса, туда и плюхнулся самолет ведущего, подняв большое облако пыли. Экипажи трех шедших сзади самолетов, возвратившись на базу, доложили командиру полка о гибели Пстыго; на их глазах его самолет упал и взорвался…
А тем временем Иван Пстыго — помятый, но живой — вытаскивал из самолета своего товарища, который был без сознания. Взвалив Малешкина на спину, Пстыго потащил его в заросли подсолнуха, что были недалеко от места падения их самолета. Положил своего стрелка и снова к самолету. Прострелил бензобак, распустил свой парашют, намочил бензином, затолкал в кабину, поджег. А сам — к стрелку. Стал его осматривать, расстегнул комбинезон, разорвал рубашку и увидел две «строчки» на груди и на животе — 3–4 пулевых отверстия. Оказывается, Саша был убит «мессером» еще в полете…
Похоронил своего друга Иван и недели две с отступавшими нашими частями догонял свой полк. Там Пстыго узнал, что похоронка уже отослана родителям.
Затем — Балашовская школа летчиков, куда собирались «безлошадные» летчики и усаживались за изучение штурмовика Ил-2. Самолетов в школе всего было три или четыре, и летная тренировка проходила медленно. Наконец — самостоятельные полеты и направление за машинами в Воронеж.
Пожалуй что, путь в кабину Ил-2 летчика Ивана Ивановича Пстыго был для того времени довольно типичен. Десятки, сотни летчиков шли тогда таким путем.
А вот слава о боевых действиях 65-го штурмового авиаполка росла, может быть, быстрее, чем о других братских полках. В этом немалую роль играли героические дела командира 65-го авиаполка Андрея Никифоровича Витрука. Уже в начале июля 1941 года подполковник А. Н. Витрук — опытный воздушный боец, награжденный орденом Красной Звезды еще за бои с белофиннами, успешно водил группы самолетов Ил-2 на штурмовку вражеских войск в районе города Остров. Там он лично сбил в воздушном бою бомбардировщик «Хейнкель-111», а затем — истребитель Ме-109. Кроме того, что это были первые вражеские самолеты, сбитые на Ил-2, примечателен был сам факт, сама возможность успешно вести воздушный бой на штурмовике Ил-2 даже с истребителем Ме-109.
Опытный командир, волевой летчик, вдумчивый наставник, А. Н. Витрук много, насколько это позволяла обстановка, внимания уделял выработке у своих подчиненных мастерства владения штурмовиком Ил-2. И это давало ощутимые результаты — потери машин в 65-м шап были сравнительно малы. Например — при разгроме большой группы войск противника в районе станции Шапки под Ленинградом группа «илов» под командованием Витрука сумела уничтожить до двадцати танков, не имея потерь со своей стороны.
Затем были ожесточенные сражения с врагом на подступах к Москве, где 65-й шап воевал еще более умело и эффективно. Поэтому уже в начале 1942 года М. И. Калинин вручил А. Н. Витруку орден Ленина и медаль Золотая Звезда.
Известно, что В. И. Ленин придавал определенное значение отзывам и признаниям «из уст противника» (Полн. собр. соч., т. 24, с. 355). Подобные признания можно встретить, например, в книге «Русские ВВС глазами немецкого командования». (Нью-Йорк, 1968 г.) Автор книги В. Швабедиссен — бывший генерал люфтваффе — отмечает: «В конце 1941 года немцы обнаружили, что советская штурмовая авиация становится все сильнее. Эта тенденция обозначалась более четко в последующие годы, так как русское командование превратило создание штурмовой авиации в задачу исключительной, первостепенной важности».
Рассказывая о ленинградском периоде строительства штурмовиков Ил-2, мы упомянули завод № 381 и его поставщиков — Кировский и Ижорский заводы, где осваивалось серийное производство штурмовика. При неустанной заботе ленинградской партийной организации дела на этих заводах продвигались успешно. Отдельные рабочие бригады нового завода прошли стажировку на заводе № 18, конструкторы ОКБ Ильюшина активно помогали ленинградцам, непрерывно участвуя в делах завода, и благодаря всему этому результаты не заставили себя ждать.
В конце мая 1941 года на Комендантском аэродроме Ленинграда появились первые два самолета Ил-2, изготовленные на заводе № 381.
Ради такого события, как первые полеты первых самолетов, построенных новым авиационным заводом, в Ленинград приехали С. В. Ильюшин, летчик-испытатель В. К. Коккинаки, начальник летно-испытательной станции ОКБ В. В. Семенов. От моторного завода прибыли знакомый читателю специалист А. В. Никифоров и механик К. Н. Шмелев.
После тщательного осмотра и контроля самолета и мотора В. К. Коккинаки поднял в воздух первый «ил» ленинградского изготовления. Короткий полет по кругу, посадка, и, подрулив к стоянке, Коккинаки энергично позвал к самолету Семенова. Там между ними состоялся короткий разговор, после чего Семенов полез в кабину самолета, а Коккинаки направился к группе руководителей. Доложив Ильюшину и Филимончуку о том, что «в основном все в порядке», Коккинаки вдруг громко обратился к Никифорову:
— Александр Васильевич, непорядок в моторе — в правом блоке кольца не притерты…
Зная Коккинаки и его манеру шутить в самые серьезные, даже острые моменты жизни, Никифоров отвечал в тон летчику:
— Вас понял, Владимир Константинович, сейчас посмотрим и притрем.
Между тем возле самолета Семенов отчитывал механика за допущенную им оплошность. Оказалось, что монтажники на заводе перепутали концы троса управления триммером руля высоты, который стал отклоняться не в ту сторону. Коккинаки это обнаружил только в полете и, как опытный летчик, вышел из положения. Не желая портить настроение директору и Сергею Владимировичу, летчик не стал громогласно докладывать им о дефекте, а сказал только Семенову.
Дефект быстро устранили, и Коккинаки сделал еще несколько полетов на первенце 381-го завода.
На другой день Коккинаки облетал второй штурмовик производства ленинградского завода, после чего вся комиссия уехала в Москву.
К сожалению, на этом счет «илов», полностью построенных в Ленинграде, был оборван войной. Сразу же после нападения гитлеровцев на нашу страну заводу № 381 было предложено покинуть Ленинград и перебазироваться далеко на восток. Там он вновь развернул производство, но штурмовиками занимался сравнительно немного, вооружив машинами своего производства несколько штурмовых авиаполков.
Заводы имени Кирова и Ижорский еще некоторое время изготовляли бронекорпуса для Ил-2, но также недолго.
Безусловно, вынужденное отключение таких мощных предприятий от изготовления бронированных штурмовиков Ильюшина было очень чувствительно. И тем больше требований предъявлялось к заводу № 18 и его смежникам — фронт остро нуждался в самолетах-штурмовиках.
Быстрое продвижение вражеских армий ставило под удар военно-промышленную базу Советского государства.
«Перед партией, советским народом встала труднейшая, не предвиденная ранее в таких масштабах задача — в предельно короткий срок переместить в глубокий тыл огромное количество промышленных предприятий, оборудование, сырье, различные материалы и культурные ценности; эвакуировать многомиллионное население».
24 июня 1941 года Политбюро ЦК создает Совет по эвакуации. Его председателем назначается Н. М. Шверник, а заместителями — А. Н. Косыгин и М. Г. Первухин. 27 июня ЦК ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров СССР принимают постановление «О порядке вывоза и размещения людских контингентов и ценного имущества».
Перебазирование на восток принимает плановый характер, становится общенародным делом, главным законом которого было указание: «Выдавать продукцию до последней возможности!»
Особое внимание уделялось перемещению предприятий, выпускавших военную продукцию. Рабочие, специалисты и их семьи были в центре внимания тех, кто организовывал это великое перемещение.
Ведь для того, чтобы выиграть войну, требовалось не только своевременно вывезти оборудование заводов, не оставить врагу материальные ценности, но и в неимоверно короткие сроки развернуть вывезенные заводы на новых местах и давать фронту вооружение и боеприпасы.
Указание об эвакуации на восток было передано на завод № 18 в первых числах октября 1941 года.
Прежде чем объявить это указание коллективу, руководство, насколько позволяли время и обстановка, провело некоторую подготовительную работу. Затем директор собрал у себя специальное совещание по эвакуации — последнее в Воронеже совещание всех начальников цехов и отделов совместно с секретарями партийных организаций. Это совещание запомнилось многим…
Несмотря на то что в приемной директора и возле нее собралось много народа, было необычно тихо. Не слышалось привычных для подобных случаев шуток и смеха. Люди стояли молча, были сумрачны, понимая, что их собирают по какому-то чрезвычайно важному делу.
В назначенное время секретарь директора пригласила всех в кабинет.
Директор сидел на своем месте и о чем-то тихо разговаривал с Мосаловым, Востровым и Белянским, склонившимися к нему со своих мест. Кроме них за столом сидели заместители директора, а также представители горкома партии и горисполкома.
Вошедшие быстро расселись, и в наступившей тишине директор, глядя в слегка дрожавшую у него в руках бумагу, сообщил, что получен приказ об эвакуации завода на восток. По рядам собравшихся после слов директора прокатилась волна приглушенных возгласов.
Шенкман положил на стол бумагу и, словно освободясь от давившей на него тяжести, уже в обычной своей манере, отрывочными, резкими фразами рассказал о том, что в соответствии с указанием Наркомата авиапромышленности, руководством и партийным комитетом завода разработан план эвакуации предприятия. Этот план должен стать программой жизни всего заводского коллектива на ближайшее время.
Основная идея плана состояла в том, чтобы, осуществляя перебазирование завода на новую площадку где-то на востоке, одновременно продолжать выпуск самолетов Ил-2 в Воронеже.
Планом предусматривалось, что перебазирование цехов и отделов должно осуществляться последовательно, с учетом места, занимаемого подразделением в технологическом процессе постройки самолетов. Первыми уезжают конструкторы и технологи с чертежами и другой технической документацией. Вместе с ними едет часть сотрудников отделов главного механика, энергетика, плановый отдел, бухгалтерия. Все сотрудники едут со своими семьями. Следом за ними отправляются цехи подготовки производства. Эти подразделения на новом месте должны проводить подготовку к развертыванию основного производства.
Но эвакуация подразделений завода без остановки работы в Воронеже еще не гарантировала бесперебойный выпуск самолетов. Цикл постройки Ил-2 достаточно велик, и если на новом месте его выполнять с начальной стадии, то изготовленные там самолеты взлетели бы не скоро. Поэтому почти одновременно с конструкторами и технологами в дальний путь должны были ехать ящики с деталями, узлами, агрегатами штурмовиков, изготовленными в Воронеже. Это была часть задела цехов завода, продолжавших круглосуточно выдавать продукцию.
Коллективы цехов основного производства делились на две части. Одни оставались в Воронеже и до определенного времени продолжали выпуск самолетов. Другие уезжали на новую площадку, где им предстояло начать освоение новой территории и налаживать выпуск самолетов сначала из воронежских деталей и агрегатов, а затем и самостоятельно. По мере выполнения установленной программы заготовительные и агрегатные цехи должны были сниматься с воронежской площадки и перебазироваться на новую. Цех главной сборки и летно-испытательная станция выезжали из Воронежа позднее всех, после выпуска последнего самолета.
Теперь, когда прошедшие десятилетия очистили описываемые события от шелухи «мелочей», план перебазирования завода № 18 предстает во всей своей деловитости. Сейчас и сам план и его выполнение не только вполне понятны в своей осмысленности и абсолютной необходимости, но и восхищают и вызывают глубокое уважение.
В те времена такого ощущения у многих работников завода не было. Только сейчас, через призму времени, особенно четко видна заслуга партийной организации и руководства в том, что они не допустили в коллективе паники, хаоса, неорганизованности.
Истина гласит, что в любом деле главное — люди. Нелегко демонтировать несметное количество станков и машин, перевезти их на новое место и пустить в ход. Не просто без потерь и своевременно осуществить транспортировку многих сотен тонн деталей, агрегатов, оборудования и материалов. Но снять с обжитых, насиженных мест тысячи семей работников завода, направить их в неизвестные дали и там расселить, устроить — дело куда более сложное.
То, что работающие на заводе должны уехать со своими цехами и отделами и по прибытии продолжать работать, было, бесспорно, естественно и не вызывало разнотолков. Но семьи…
На заводе работало много жителей окрестных деревень, среди них значительное количество женщин. Их отъезд с заводом в дальние края сразу стал под сомнение. Что предпринять?
Обком выдал парторгу ЦК Н. И. Мосалову официальный мандат, по которому он являлся представителем Советской власти, имеющим право мобилизации людей на завод, как в армию. Разъезжая с этим мандатом из деревни в деревню, парторг вручал заводским рабочим повестки об их мобилизации с указанием дня и часа явки на завод для отправки на новое место работы. Конечно, приходилось много разговаривать, убеждать. К тому же все это относилось только к мужчинам. А как быть с женщинами? Они ведь не подлежат мобилизации. Здесь могли помочь только уговоры, разъяснительные беседы. Но результаты их были весьма скромными, так как у каждой женщины, как правило, было свое хозяйство, дом, семья. Словом, пришлось много поработать с людьми.
Особенно трудно пришлось парторгу Мосалову, когда директор откомандировал Белянского и Шашенкова на новое место, а затем и сам туда уехал. Остался Николай Иванович и за главного администратора, и за парторга.
Заместитель директора М. П. Трегубов был до предела занят обеспечением завода транспортом. На завод ежесуточно подавалось около сотни вагонов и железнодорожных платформ под погрузку.
Л. Н. Ефремов и Б. М. Данилов круглосуточно работали на демонтаже и погрузке оборудования. Заводские бригады под их руководством четко загружали поданный транспорт цеховым имуществом, не допуская простоя вагонов. Потарапливали и налеты немецких бомбардировщиков, хотя до завода им стало добираться труднее, так как усилилась противовоздушная оборона города, да и звено дежурных «илов», поднимавшихся по тревоге, отпугивало налетчиков.
Заместители секретаря парткома Трусенко и Пестов обеспечивали эвакуацию людей. Для вывозки работников завода и их семей на завод подавались товарные двухосные вагоны, которые здесь же, на подъездных путях переоборудовались под теплушки. В каждом вагоне, по обе стороны от дверей, устраивались нары. Одна дверь закрывалась наглухо, и в этой зоне устанавливалась чугунная печка, труба от которой выводилась через крышу. Тут же сколачивались из досок общий стол со скамейками и ящик для угля и дров.
Первый заводской эшелон, с которым, как уже говорилось, на новое место отправили конструкторский, технологический и другие отделы, а также часть службы подготовки производства, отошел от заводской платформы 11 октября 1941 года.
Никто, кроме узкого круга людей, не знал, куда перебазируется завод. Одно было ясно — куда-то на восток, может быть, в Сибирь или на Урал. Построены ли там заводские корпуса? Где будут жить люди — ведь надвигается зима, а там она, наверное, пожестче, чем в Воронеже? Десятки подобных вопросов оставались пока без ответа.
На заводе все делалось с таким расчетом, чтобы на новом месте в кратчайшие сроки можно было развернуть производство. «Как бы чего не забыть», — эта мысль, пожалуй, была наиболее распространенной в ту пору.
Эшелоны грузились круглосуточно, так же работали и люди. Работали, не считаясь со временем, со своей специальностью, должностью. Делали то, что было необходимо.
Добрым словом надо помянуть специалистов службы главного механика и энергетика. Многие из них не так давно любовно оснащали заводские цехи первоклассным оборудованием, а вот теперь, в тяжкий час годины горькой, им же пришлось разорять плоды своих трудов… Хотя слово «разорять» сюда не подходит, оно слишком грубо. Оно просто несовместимо с работой, например, бригады уникального мастера-монтажника Андрея Ивановича Талтынова. Под его руководством люди демонтировали станки так аккуратно, так заботливо консервировали и защищали от повреждений все уязвимые места дорогостоящих машин, что вызывали искреннее уважение.
Так же с большой ответственностью за сохранность ценного оборудования работала на погрузке бригада такелажников во главе с Константином Константиновичем Ломовских. Этот изумительный мастер обладал редким талантом обращения с большими грузами. Он каким-то особым чутьем безошибочно определял, куда требуется подложить, где приподнять, как захватить тросом или канатом груз, чтобы с минимальными усилиями, без ударов и поломок водрузить его на железнодорожную платформу или в вагон.
И вот путь на восток. Забитые составами станции. Томительные стоянки эшелона в пути, толчея около вагонной «буржуйки», которая должна была всех накормить. Холодные ночи и первый снег где-то под Пензой. А над всем этим — сознание гнетущей неизвестности…
Утром 19 октября первый эшелон эвакуированного завода № 18 остановился на очередной станции или разъезде с небольшой будочкой, заменявшей вокзал.
Недалеко от станции начиналась площадка огромного строительства, обнесенная изгородью из колючей проволоки. Размеры строительства были столь велики, что определить его границы от эшелона было невозможно — они не просматривались.
Прошло не менее двух часов со времени остановки эшелона. Эвакуированные уже успели запастись топливом для вагонных буржуек. Был приготовлен и съеден немудреный завтрак, а положение не менялось. Наконец появились начальник эшелона И. Т. Измалков и главный инженер Н. Д. Востров. Собрали старших по вагонам и объявили: «Приехали…»
Для начала прибывшим дали довольно простую задачу — выгрузить из вагонов привезенное имущество. В основном это были ящики с чертежами и деталями, а также сейфы, столы, шкафы и другая мебель конструкторского и технологического отделов. Вскоре длинную эстакаду покрыли горой вещей, порожние вагоны были отодвинуты, а им на смену поданы груженые. И здесь обнаружилась неопытность новичков в разгрузочных делах. Они умудрились так забить эстакаду беспорядочно расставленными грузами из первых вагонов, что разгружать последующие было уже некуда. Пришлось срочно делать из бревен и досок, лежащих рядом, помосты-спуски и по ним спускать грузы с эстакады на землю. Отряд разбился на две группы. Одни продолжали разгружать вагоны. Вторые занялись перетаскиванием имущества в бытовки соседнего с эстакадой корпуса, строительство которых было почти закончено, даже стекла вставлены в окна.
Со столами и другими некрупными грузами было просто — взяли два человека и понесли до места. Но когда дело дошло до тяжестей, непосильных двоим, стало хуже. Требовались какие-то транспортные средства, но их не было. Лева Соколов первым обратил внимание на брошенные строителями деревянные салазки.
— Братцы, транспорт есть, давайте ко мне!
Попробовали погрузить на эти салазки ящики с чертежами и потащить их по грязи — получилось. Хотя для движения потребовались усилия немалые, но цель была достигнута. Это уже было хорошо, но салазки-то одни, а грузов много. Тут же появились импровизированные варианты салазок, сколоченные из досок, — волокуши. Анатолий Соболев притащил пару обрезков соснового кругляка. Появились ваги-рычаги, с помощью которых поднимались углы тяжелых ящиков, сейфов и под них подкладывались бревна или обрезки водопроводных труб. На них грузы катили по заводскому двору к корпусам. Навыки приобретались на ходу и все более укреплялись с каждым часом работы. А после того как из походной кухни такелажникам-энтузиастам было выдано по миске густого кулеша с мясными консервами и по нескольку ломтей хлеба, работа еще более заспорилась, хотя начался снегопад. Еще до наступления темноты все грузы, прибывшие с первым эшелоном, были выгружены из вагонов и развезены по разным углам большого корпуса нового завода. И это оказалось очень кстати, так как вечером повалил густой снег, завьюжило.
Еще одна ночь проведена в вагонах, а наутро команда: одиночкам выгружаться и расселяться в бараках около завода. Семейные поедут дальше, отвезут семьи по ближним деревням и возвратятся на завод.
Поезд снова тронулся. До станции назначения простиралось километров шестьдесят белой, до горизонта ровной, заснеженной степи. Вот тебе и близкие деревни!
Станция порядочная, с вокзалом. Привокзальная площадь и значительная часть улицы станционного поселка заставлены санями. Лошади не выпряжены. Видно, ожидают эвакуированных. По-военному прозвучала команда:
— Выгружайся-а-а!
А кто куда, с кем, в какие деревни поедет — предстояло решать самим: договориться с колхозницами, приехавшими за «беженцами», как часто тогда называли эвакуированных.
Женщины быстро нашли общий язык с группой крестьянок. Быстро погрузили свой нехитрый скарб на розвальни, и снова в путь, в разные степные деревни. Конечно, больше всех были довольны ребята. Многие из них впервые ехали на лошади, да еще в «заправдашних» санях-розвальнях по сверкающему белизной насту. Веселая перекличка, детский смех, словно бы и нет никакой войны, а просто едут в гости… Но скорбные лица крестьянок, их однотипные рассказы — «наш-то погиб», «от нашего, как ушел, ничего не слыхать» — ежеминутно напоминали о жестокой действительности.
Следующий день ушел на устройство быта, заготовку топлива. А на третий день мужчины снова шагали по знакомому шоссе к своему месту работы — разгрузочной эстакаде, куда уже прибыл следующий эшелон из Воронежа.
В конце октября, после отправки первых эшелонов с оборудованием и людьми, А. А. Белянского и А. Н. Шашенкова вызвал к себе директор. Сказав, что с новой площадкой очень плохая связь, не ясно, как там развертываются дела, он заявил им, что, наверное, они оба там сейчас нужнее, чем тут и предложил побыстрее собраться и вылететь на новое место. Повез их летчик К. Рыков на самолете Ли-2.
На Белянского при этом было возложено дополнительное задание. Ему выдали целый чемодан денег — около миллиона рублей. Многие работники завода уехали с эшелонами, не успев получить подъемных денег, многим уже полагалась очередная зарплата, а завод еще обеспечивался Воронежским банком, вот эти деньги и поручили ему доставить в кассу завода на новом месте. Рыков ранее летал по этому маршруту, поэтому благополучно доставил их и посадил самолет на поле будущего аэродрома завода, хотя было уже довольно темно.
На следующее по прибытии утро все руководство собралось на заводской площадке. Ранее прошедший здесь обильный снегопад сменился оттепелью, все растаяло, образовалась непролазная липкая грязь… Недостроенные корпуса цехов, оборудование, лежащее в грязи в разных местах заводского двора, больше всего в районе разгрузочной эстакады. Примитивная транспортировка вручную на катках… Все это резало свежий глаз. А главное, что поразило Белянского, — это сравнительно небольшое количество людей, работавших на перетаскивании станков и другого оборудования.
— Где же люди, ведь их уже порядочно должно сюда приехать? — спрашивает Белянский.
— Многие повезли семьи по деревням, устраивают их там, — услышал он в ответ.
Это было вопиющее несоответствие. В то время, когда каждая пара рук на счету, когда важны выигранные не только дни, но и часы, когда завод рассыпан по двору и недостроенным корпусам — в это напряженное время заводские работники разъезжают по деревням!.. При этом потерей времени на перевозку семьи в деревню дело не ограничивается. Вернулся человек из этой поездки, приступил к работе, надо идти после полуторасменной работы домой, а дома-то и нет. Кто и как устроит его быт, если семья далеко и не она о нем, а он о ней должен заботиться? Какой он работник в такой обстановке?..
Обо всем этом с жаром говорилось на первой летучке, которую собрал Белянский в то пасмурное утро в недостроенном корпусе агрегатных цехов.
— Ну а станки почему так робко расставляете? — вновь спрашивает Белинский.
— Потому что нет еще общей планировки от проектировщиков.
— Почему же сами не сделали планировку? Нам здесь жить и работать, мы здесь хозяева, с нас спрос, значит, нужно быть хозяевами во всем.
И тут же на одной из стен этого корпуса мелом начали рисовать эскиз генеральной планировки завода. Проработали несколько часов, но зато всем руководителям стало ясно, кто где располагается, кто его сосед, куда каждому тащить свое имущество. Посадили специалистов, чтобы они перенесли эту планировку на бумагу, оформили и направили ее на утверждение. А сами — действовать!
Но легко сказать — действовать. Для этого прежде всего нужны люди, а многие из них еще устраивались в деревнях. Едут и заводские руководители, но не в деревни, а к местным властям, как привыкли в Воронеже, в обком.
Перед поездкой в обком заводчане явились к своему непосредственному начальнику — в 15-е Главное управление наркомавиапрома — к Д. Е. Кофману.
— Вот, Давид Ефимович, так и так. Не можем мы согласиться с расселением наших работников по всей степи безбрежной. Поедемте с нами в обком, будем искать более приемлемое решение этого вопроса. Ведь дело-то идет о скорейшем выпуске нашим заводом грозного, очень нужного оружия.
— Давайте поедем, — отвечает Кофман, — но толку от этого посещения не будет, мы уже пробовали. Руководство здешнего обкома, как это ни странно, еще живет мерками мирного времени, не поняло обстановки, само ничего не решает. А вот сегодня приезжает сюда заместитель нашего наркома Петр Васильевич Дементьев, давайте подождем его и вместе будем действовать.
Д. Е. Кофман, к сожалению, оказался прав. Делегации во главе с П. В. Дементьевым не удалось найти общего языка с местным руководством. Возвратившись в Москву, Дементьев доложил о ненормальностях обстановки на новостройке. А еще через несколько дней руководители авиазаводов с новой площадки были вызваны в обком ВКП (б), где уже с ними решал все вопросы новый секретарь В. Д. Никитин, хорошо знакомый воронежцам по совместной работе.
Никитин, быстро разобравшись в обстановке, тут же обратился в ГКО и получил разрешение на разбронирование большого количества государственных помещений и жилых домов в соседнем с новостройкой городе. Туда и стали поселять эвакуированных заводчан с семьями.
Эшелоны из Воронежа прибывали регулярно. С каждым составом, привозившим оборудование цехов, материалы и детали самолетов, приезжали и работники завода с семьями. Они тут же включались в разгрузку транспортов и размещение оборудования в новых корпусах.
Безусловно, прибывающих интересовало новое место, и они забрасывали «старожилов» вопросами. Последних же продолжала волновать обстановка в Воронеже, дела на заводе. Для них по-прежнему родным домом оставался Воронежский завод.
Первая весточка оттуда, с родины, была трагична. Оказалось, что на второй день после отъезда первого эшелона — 12 октября — произошел очередной налет на завод. Крупная бомба попала в крыльевой цех, были жертвы… Но завод работает, «илы» взлетают с заводского аэродрома и уходят на фронт. Основная идея плана эвакуации завода — не прекращать выпуск самолетов при перебазировании — успешно реализуется, и это очень здорово!
Ответная информация прибывающим товарищам была не столь утешительна. Огромный корпус агрегатных цехов и такой же корпус главной сборки самолетов еще не имеют крыш. Правда, расположенные в два этажа вдоль этих корпусов бытовки почти готовы, и в них разместились технические отделы, администрация и цеховые службы. В корпусах для заготовительных цехов не закончено возведение стен. Для кузницы, компрессорной еще только закладываются фундаменты, то же и для ряда других корпусов. Отсутствуют складские помещения. На аэродроме не закончено строительство летного поля, нет хранилищ бензина и масла. В корпусах нет воды, отсутствует канализация, не закончена электропроводка. Нет жилья для работников завода.
Словом, мало что могло порадовать людей на новом месте. А тут зима начала все более активизироваться. При этом оказалось, что для здешних мест характерным является ветерок, усиливающийся по мере того, как крепчает мороз.
А «конвейер» эшелонов, перевозивших оборудование и людей из Воронежа, действовал непрерывно. И для заводчан, собравшихся на новой площадке, главной задачей было принять оборудование, расставить его по цехам в новых корпусах и привести в действие.
Так же, как и в первый день, грузы катились по заводскому двору на обрезках труб и бревнышках. Правда, появился еще один вид транспортного средства — металлический лист с привязанной к нему веревкой или тросом. Станок устанавливался на лист, несколько человек впрягалось в тросовую петлю, один-два помогали сзади — и станок ехал по подмерзшей к тому времени, покрытой снежком дороге.
Работа изматывала всех до изнеможения. Вечером в бараки люди возвращались вконец обессиленные, грязные, голодные. Не было слышно обычных шуток и «розыгрышей» — все стремились забраться на нары и побыстрее заснуть.
На разгрузке заводского оборудования работали не только мужчины, но и женщины. Например, отлично трудилась дружная бригада женщин под командованием технолога ОГТ молодой, задорной Татьяны Сергеевны Кривченко. Эта бригада не только не отставала от многих мужских бригад, но и порой задавала им тон.
Приезжавший в те дни на завод № 18 С. В. Ильюшин вспоминает: «…Останавливались составы, и тяжелейшее, сложнейшее оборудование словно ветром сдувало с платформ…»
И не случайно произошло так, что при эвакуации из Москвы ОКБ Ильюшина было направлено именно в тот город, в районе которого разместилась новая площадка завода № 18. Конструкторский коллектив, автор штурмовика Ил-2 должны находиться поблизости от ведущего завода, выпускающего эту машину, чтобы помогать заводу в трудное время.
Под ОКБ Ильюшина отвели небольшой двухэтажный особняк с зеркальными окнами — бывший книжный магазин. Прежде чем начать перетаскивать в этот домик имущество с вокзала, где стояли товарные вагоны, в которых прибыли конструкторы, им пришлось основательно потрудиться над уборкой помещения — скрести, мыть, утеплять окна. В большой комнате на втором этаже установили печку-буржуйку, затопили ее бумагой, помещение стало прогреваться, повеяло жилым духом…
Совсем немного вещей захватили конструкторы с собой из Москвы: только чертежи, необходимые справочные материалы да кое-что из мебели. Но когда все это немудреное хозяйство затащили в свои новые «апартаменты», то повернуться там стало почти невозможно.
В разгар этой «битвы» в конструкторском доме появился Сергей Владимирович Ильюшин. Он, как всегда, принял самое деятельное участие в общих хлопотах по устройству рабочих мест в новом помещении, напомнив при этом народную мудрость, что не место красит человека, а наоборот…
Сергей Владимирович Ильюшин принадлежал к тому типу руководителей, которые считают себя обязанными быть во главе всегда, везде и во всех делах своего коллектива.
В конструировании он увлекал всех своими идеями, принимая во внимание при этом и дельные мысли своих помощников. Он мог запальчиво спорить, отстаивая свое мнение, но и соглашался с предложениями более рациональными.
Следуя своему пониманию руководителя-вожака, Ильюшин и здесь, в эвакуации, был впереди. И никого не удивляло, что Сергей Владимирович вместе со всеми таскал и расставлял вещи, устраивал свое ОКБ на новом месте.
Поздно вечером первого дня пребывания в «зеркальном» особняке конструкторы расстелили на полу комнат матрацы и, не раздеваясь, вповалку улеглись спать — устали изрядно. Сергей Владимирович был здесь же, спал рядом со всеми, укрывшись своей видавшей виды меховой кожанкой.
В течение нескольких дней, пока конструкторов расселяли в городских домах, они так и жили в своем ОКБ. Но вот вскоре все были размещены. Начались рабочие будни. Каждый имел задание. Некоторые трудились непосредственно в бюро — Сергей Владимирович торопил с проработкой различных вариантов конструкций. Но многие сотрудники ОКБ направлялись на заводскую площадку и включались в работу по разгрузке и транспортировке заводского оборудования. Эта была работа для всех. Здесь аэродинамик не отличался от прочниста, а конструктор шасси от электрика. Впрочем, слесарь, если и отличался от конструктора, то только тем, что увереннее орудовал вагой при транспортировке станков от эстакады в цех.
Конечно, не легко давалась инженерам непривычная работа грузчиков-такелажников. Но из всех трудностей военного времени наиболее запомнились тяжелые поездки в неотапливаемых дачных поездах из города на завод и обратно… Совершенно измотанные добирались люди до своих коек, порой думая, что уж завтра не будет сил выйти на работу. А наступал рассвет, и они снова спешили на заводскую площадку, где с каждым днем становилось все более оживленно.
С раннего утра каждого дня территория завода превращалась в огромный человеческий муравейник, где каждый был предельно занят. Люди работали самоотверженно. Торопила и начавшаяся зима. Также всех подгоняло и страстное желание поскорее включиться в основную работу, желание побыстрее закончить с разрухой, навести порядок на новом месте, выйти из ненавистного состояния вынужденного простоя, сделать завод снова полнокровно действующим, выпускающим грозные «илы».
Собравшийся на новой площадке в полном составе партийный комитет завода возглавил организацию всех работ по разгрузке эшелонов и расстановке оборудования. Здесь коммунисты возглавляли самые трудные участки и вели за собой людей. Во всей этой сложной, подчас очень трудной обстановке главным стимулом, заставлявшим людей самоотверженно трудиться, было стремление походить на тех, кто был на фронте. Как бы ни было трудно здесь, в любой тяжелейшей ситуации помогала одна мысль: «А им там тяжелее». Она сразу как-то уменьшала, принижала значимость тыловых трудностей.
Эвакуация завода совпала с периодом ожесточенных сражений на подступах к Москве. Как ни скупы были сводки Совинформбюро, но и по ним, а также по рассказам людей с предприятий, эвакуированных из Москвы, здесь могли составить себе хотя бы общее представление о серьезности и напряженности положения на фронтах перед столицей. Представление достаточное, чтобы понять: там решается если не все, то очень и очень многое…
Более полная картина военной обстановки близ Москвы станет всем известной значительно позднее. Тогда массы людей не знали, что по плану операции «Тайфун» для захвата Москвы противник сосредоточил огромное количество войск. Только много времени спустя после окончания войны миру станет известно чудовищное заявление Гитлера: «Там, где стоит сегодня Москва, будет создано огромное море, которое навсегда скроет от цивилизованного мира столицу русского народа».
Новостройка, на которую перебазировался завод № 18, входила в число новых авиазаводов, строительство которых велось по решению Политбюро ЦК ВКП (б), принятому в сентябре 1939 года. Возглавлял эту стройку крупный инженер-строитель, генерал А. П. Лепилов. Главным инженером был В. В. Смирнов, а его заместителями — П. К. Георгиевский и И. И. Абрамович. Все строительство, масштабы которого позволяли определить его как одно из крупнейших строительств нашей страны, было разбито на ряд самостоятельных строительных районов, начальниками которых были: Г. Н. Серебряный, Ф. Г. Долгов, Я. Д. Кренгауз, Г. Ф. Ивойлов. Также в самостоятельный строительный район, весьма внушительный по размерам и объемам работ, был выделен район обеспечения, во главе которого стоял инженер-строитель В. В. Волков. Одним из главных объектов этого района являлся центральный механический завод, изготовлявший строительные металлоконструкции для всей стройки, выпуск которых достигал четырех тысяч тонн ежемесячно.
Огромные размеры строительной площадки и чрезвычайно сжатые сроки строительства авиакомплекса требовали особо четкой организации партийно-политической работы в многотысячном коллективе строителей. Здесь, как в армии, был создан политотдел, во главе которого поставили опытного, энергичного политработника А. Н. Краснова. Через партийные комитеты строительных районов, партгруппы на участках и в бригадах политотдел сплачивал коллектив, нацеливал его на ударную, самоотверженную работу.
За четвертый квартал 1940 года были в основном закончены подготовительные работы и создан жилой поселок для строителей. А с января 1941 года все строительные районы приступили к основному строительству. В конце апреля — начале мая начался монтаж металлоконструкций в каркасы корпусов будущих авиазаводов.
В конце апреля 1941 года нарком авиапромышленности А. И. Шахурин вызвал к себе группу специалистов Наркомата и обратился к ним со следующими словами:
— Вам, товарищи, поручается поехать на новостройку в город Энск, подробно ознакомиться с состоянием строительства там группы авиазаводов. Вместе с руководством строительства необходимо разработать рабочие графики окончания строительства основных заводских корпусов по каждому заводу, монтажа в них технологического оборудования и сдачи этих заводов, а также жилого поселка в эксплуатацию. Старшим группы назначается товарищ Кофман. Действовать прошу быстро и четко.
Более полутора месяцев работала эта группа на новостройке, выполняя сложное задание наркома. Наконец 20 июня Кофман с товарищами были готовы выехать в Москву для обстоятельного доклада. Выехали. Весть о начале войны застала их в пути.
На доклад к Шахурину группа Кофмана попала только через неделю после приезда — нарком был круглосуточно занят.
И, конечно, все подготовленные до войны планы и графики освоения новостройки теперь, во время войны, оказались непригодными. Даже сама первоначальная цель строительства — создание группы новых авиационных заводов, которым были даны номера, назначены их директора — теперь, в конце июня 1941 года, стала принципиально, иной. Строящиеся предприятия необходимо было не в 1943 году, как первоначально планировалось, а срочно, в течение 2–3 месяцев 1941 года подготовить к приему эвакуируемых авиазаводов и их коллективов.
А. И. Шахурин, прилетевший на стройку 22 октября 1941 года, вспоминает:
«Новая площадка, куда я приехал с аэродрома, представляла зрелище не совсем обычное. Группа новых, недостроенных корпусов заводов. Огромная масса людей снует, на первый взгляд, беспорядочно, грязь и неустроенность самой территории. Некоторые корпуса еще не начали строить (кузнечный для самолетостроительного и литейный для моторного заводов). Железнодорожные пути были проложены внутри ряда цехов, что облегчало разгрузку оборудования. Рабочие и мастера Московского авиазавода спрашивали, как в Москве, давно ли я оттуда. Я рассказывал, что сейчас в Москве остались те, кто должен остаться. Москва обеспечена всеми видами оружия, и враг не пройдет. Спрашиваю, как у них дела. Оказавшийся поблизости начальник цеха рассказал, что делается сейчас в этом корпусе. Состоялась беседа с рабочими Воронежского завода. «Не сумели, — говорю я им, — закончить строительство завода до вашего приезда. Очень трудно вам будет и с жильем и с питанием, особенно в первое время». Они меня успокаивают: «Это ничего, главное — завод хороший, скорее бы выпускать самолеты…»
Вывозка оборудования с территории завода № 18 в Воронеже подходила к концу. Обезлюдел заводской поселок, пустыми и неуютными стали заводские корпуса. И только в цехе, где стоял громадный гидропресс «Бердсборо» было людно и шумно.
Здесь шел демонтаж пресса-гиганта и погрузка его на железнодорожные платформы.
Вес отдельных узлов этого пресса достигал восьмидесяти тонн при соответствующих габаритах. Поэтому в операции разборки и погрузки «Бердсборо» принимал участие специальный железнодорожный кран с замечательной бригадой специалистов-путейцев.
Командовавший операцией демонтажа пресса Б. М. Данилов дал указание подорвать цеховую стену. Затем автогеном подрезали и обрушили вниз перекрытия и крышу над прессом, и гигант оголился. Бригада мастера А. И. Талтынова — та, что три года назад вела монтаж этого уникального пресса, — начала быстро и аккуратно его разбирать, заботясь о том, чтобы не растерять ни одной гаечки.
Такелажники во главе с К. К. Ломовских тут же готовили блоки пресса для погрузки, а путейцы своим краном бережно укладывали их на платформы.
Вот в разгар этой дружной работы над заводом и появился немецкий самолет-разведчик. Сперва он прошел стороной, видимо, опасаясь зениток. Затем осмелел и пролетел над местом погрузки пресса. Возвратившись, он принялся обстреливать работавших из пулеметов — заходил раза три…
К счастью, никто от обстрела не пострадал, но все поняли, что следом можно ожидать бомбардировщиков. Темп работ возрос до предела, и ночью платформы с блоками пресса были выведены за границы завода.
Итак — теперь можно было сказать, что все оборудование заводских цехов, лабораторий и отделов было полностью с завода вывезено. В это время в Воронеж на денек прилетел с новой площадки А. А. Белянский — лично проверить обстановку. Сказал, что секретарь обкома В. Д. Никитин подсказывает — если будет возможность, забрать с других заводов Воронежа и из городского хозяйства ценное оборудование. Так и сделали.
Поехали на завод имени Ленина, который изготавливал оборудование для хлебозаводов, и погрузили два комплекта на занаряженные для завода № 18 платформы. Так же поступили с тремя компрессорами для кислородного завода — их вывезли с завода «Автоген».
У себя на заводе дотошные механики выкопали и погрузили в эшелон несколько километров электрокабелей. Словом — забрали по-хозяйски все, что могло пригодиться на новом месте. В том числе было вывезено из Воронежа сорок новеньких трамвайных вагонов.
Многие подробности перемещения головного завода № 18, описанные здесь, в значительной мере повторялись при эвакуации и завода № 24 имени Фрунзе и завода имени Орджоникидзе и других предприятий.
Перебазирование авиамоторного завода № 24 имени М. В. Фрунзе из Москвы на новую площадку началось в середине октября 1941 года, когда враг вплотную подошел к столице. Погрузка заводского оборудования и людей в эшелоны производилась круглосуточно и в очень высоком темпе. Все понимали, что вынужденное перебазирование завода на новую площадку должно быть выполнено в кратчайший срок, так как его продукция очень нужна фронту.
Обстоятельства не дали возможности фрунзенцам совместить с эвакуацией завода выпуск моторов на московской площадке, как это сделали воронежцы на заводе № 18. Испытания, а следовательно, и выпуск моторов АМ-38 прекратились с началом эвакуации завода. Отсюда одной из главных задач перед коллективом было всемерное ускорение перевозки на новую площадку всего задела моторов, а также — испытательной станции и цеха главной сборки. Это мероприятие должно было обеспечить ускорение начала выпуска моторов на новом месте.
Хотя москвичам на новом месте «повезло» больше, чем воронежцам — готовность корпусов их нового завода была несколько выше, — но в целом и моторный завод в октябре 41-го также был еще в большей степени строительной площадкой: недостроенные заводские корпуса без отопления и освещения, а то и без окон.
Руководство завода во главе с директором Михаилом Сергеевичем Жезловым — старым большевиком, участником гражданской войны, опытным, энергичным человеком, партком с парторгом ЦК на заводе Петром Николаевичем Лысовым, налаживая работу на новой площадке, много заботились и о быте рабочих.
Очень важно было то, что во всем этом кажущемся хаосе при ближайшем рассмотрении виделись и действовали четкая техническая линия, единый план, проводимые специалистами завода под руководством главного инженера А. А. Куинджи и его помощников — начальника производства В. В. Чернышева и начальников заводских технических служб.
Работы по вводу в строй испытательной станции на заводе возглавлял талантливый инженер Александр Федорович Зайцев. Так как строительство основного корпуса «испыталовки» еще не было завершено, то инженеры, механики, мотористы своими силами смонтировали несколько времянок. Выкатные станки для испытания авиамоторов со всей подводкой к ним топлива, масла, воды, электроэнергии и системами управления и контроля накрыли временными деревянными будками. Первая очередь испытательной станции была готова.
И вот наступил торжественный день. 25 декабря 1941 года окрестности площадки нового авиамоторного завода впервые услышали «голос» авиамотора АМ-38.
Для завода имени Орджоникидзе операция по эвакуации началась с команды о прекращении производства в цехах. Произошло это также в середине октября 1941 года. К этому времени завод был передан в Наркомат бронетанковой промышленности, который поначалу стремился освободиться от «чужих» заказов. Поэтому при распределении эшелонов с имуществом завода нарком В. А. Малышев приказал директору завода В. И. Засульскому отправить все бронекорпуса Ил-2, задел деталей и материалы в адрес завода № 18.
Заводчане со знанием дела и пониманием трудностей освоения производства бронекорпусов постарались скомплектовать и погрузить не только материалы и задел деталей, но и штампы и всю производственную оснастку цехов, изготовлявших бронекорпуса. Все это уехало по новому адресу завода № 18.
Последние эшелоны завода имени Орджоникидзе уходили из города уже под бомбежкой. Несколько крупных бомб попало в заводские корпуса. Были разбиты подъездные пути. В эти тревожные дни на завод приезжал секретарь ЦК ВКП(б) А. С. Щербаков. Он ободрил рабочих, помог им делом…
Вот и долгожданный заснеженный Свердловск — конец пути. Но оказалось, что радость их была преждевременной. Здесь В. И. Засульского уже ждало новое назначение и указание из Москвы — следовать к новому месту расположения завода № 18 и там организовывать новый авиазавод для производства бронекорпусов штурмовика Ил-2.
Директор нового завода В. И. Засульский и его главный инженер Б. А. Дубовиков собрали около двухсот специалистов и рабочих, которые на заводе занимались изготовлением бронекорпусов, снова все погрузились в эшелон с семьями и направились к новому месту работы…
Фронт работ на новой площадке завода № 18 непрерывно расширялся. Прибывшие из Воронежа и развезенные по цехам станки и другое оборудование нужно было скорее пустить в дело. Для этого необходимо было выполнить как минимум два условия: закрепить станки на фундаменте и подать к ним электроэнергию.
Едва станок втаскивали в тот или иной цех и ставили на место по планировке, как к нему направлялись электрики. И пока несколько работниц цеха снимали со станка упаковочную бумагу и обтирали консервационную смазку, монтеры подключали к нему временную электропроводку.
А как же закрепление станка? Фундамент обязательно нужен, ведь без него станок потеряет точность. Но земляной пол в цехе так промерз, что его нужно долбить пневмомолотками, которых было еще слишком мало. Да и бетон фундамента, чтобы не замерз, необходимо подогревать. А как и чем?
Морозец между тем крепчал, станки покрылись инеем. Голой рукой за рукоятки не берись — прилипнет. Что же делать? Вероятно, никто из высокого начальства не давал команды разводить костры в цехах. Правилами противопожарной безопасности это, безусловно, запрещено. Но они загорелись, эти костры. Вначале робкие, случайные, а затем «организованные», в железных бочках, на листовом железе. Конечно, дымные, но вселявшие жизнь в промерзшие заводские корпуса, в заснеженные цехи.
Отогрелись руки у огня, и вроде бы теплее стало в цехе, меньше обжигает металл станка, даже можно попробовать его запустить… Щелчок выключателя — и загорелась лампочка освещения. Хорошо… Нажата кнопка «Пуск» — ожил станок, завертелся патрон, пошел суппорт. Ура-а-а, работает! Радостью светятся лица. А как же, ведь это означает, что оживает завод, кончается период надоевшей, ох как надоевшей всем эвакуации. Растет и крепнет вера в себя, в свой коллектив, в то, что мы все можем!
Но перевозкой и установкой в цехах станков далеко не исчерпывались трудности становления производства на новом месте. Прежние тяжести показались игрушечными по сравнению с прибывшим кузнечно-прессовым оборудованием. И главным среди «мастодонтов» был огромный пресс «Бердсборо».
Партийный комитет, придавая чрезвычайно важное значение быстрейшему вводу пресса, обеспечил четкое руководство этими работами.
На монтаже гигантского пресса зимой при сильных морозах особенно отчетливо проявилась организующая роль партийного звена в группе монтажников. Можно сказать, что это было настоящее сражение, в котором коммунисты и комсомольцы поднимали в атаки свои подразделения, были на самых трудных участках, показывая примеры героического труда.
Очень важно было то, что на монтаже пресса работали те же специалисты бригады А. Талтынова и такелажники К. Ломовских, которые однажды его уже устанавливали, а затем демонтировали. Но здесь кроме уличных морозных условий дополнительные трудности создавало и отсутствие подъемного крана большой грузоподъемности. Что делать?
Выход подсказал М. И. Агальцев. Он со своими помощниками сконструировал мощную треногу из железных балок. Она, как гигантский паук, стала над всей монтажной площадкой. И вот с помощью такого устройства и двух подвешенных к нему талей блоки пресса постепенно стали занимать свои места. Образцово, по-хозяйски проведенные демонтаж и упаковка агрегатов и деталей пресса в Воронеже обеспечили полную сохранность всех его частей.
Круглосуточная вахта на монтаже «Бердсборо» успешно продолжалась. Ни морозы, ни вьюги не сбивали графика работ. И люди сделали чудо: смонтировали и пустили пресс за двадцать пять суток!
Не стояли дела и на других участках. Стапели сборочных цехов, аккуратно размеченные и разобранные в Воронеже, значительно скромнее, незаметнее, чем их собратья-станки, проследовали из вагонов к отведенным им местам и… Вот их-то уже нельзя было собирать на «живую нитку», временно. Без заранее заготовленного фундамента здесь не обойтись. И снова загорелись костры, отогревая мерзлую землю полов. Появился автокомпрессор, теперь можно долбить ямы под фундаменты. Правда, отбойные молотки часто останавливаются, так как в них замерзала вода-конденсат. И здесь снова приходили на помощь костры — возле них отогревались и молотки и люди.
Прибыл бетон. Чтобы он не замерз в фундаментных ямах, электрики предложили устроить прогрев бетона через арматуру с помощью сварочных трансформаторов. Попробовали — получается. Тогда осмелели и стали применять этот способ шире. Далее — научились укладывать бетонные полы в цехах, прогревая их через металлическую сетку. Цехи на глазах стали обретать обжитой, рабочий вид. А как только передвижные компрессоры подали в сеть сжатый воздух, запели пневмодрели, деловито затрещали автоматные очереди пневмомолотков, возвещая о том, что цехи ожили. В них скоро вновь начнут рождаться «илы».
А где же агрегаты самолетов, которые привезли из Воронежа? Они на своем месте — в цехе главной сборки. Правда, значительная часть огромного цеха еще не имеет крыши. Но хорошо и то, что эта непокрытая часть ближе к выходным воротам. А в глубине цеха снег начисто выметен, и уже выстроились в два ряда фюзеляжи партии штурмовиков, которым предстоит быть первыми самолетами, построенными на новом месте.
С каждым днем оживленнее становилась главная сборка — приезжали ее хозяева из Воронежа, закончив там выпуск последних крылатых машин. Буквально на глазах преображался и сам цех: строители завершали свои дела. Снегопадам и метелям сюда уже ход заказан. Вот только с морозом пока еще сладу нет. В ноябре 41-го температура доходила до тридцати и более градусов.
Не так уж долго, как многие думали, пришлось ждать того дня, когда в цех наконец потребовали конструкторов не для перевозки каких-то грузов или оформления транспортного наряда, а для работы по специальности. При сборке самолета возникли какие-то вопросы, требующие ответов специалистов, появились неувязки, требующие компетентного решения. Без этого ОТК и военный приемщик не принимали ту или иную операцию. Действовал установленный порядок без каких-либо скидок на тяжелые условия. Законы строительства боевых самолетов незыблемы: все должно быть сделано строго по чертежу и с отличным качеством. «Илы» не должны подводить летчиков в бою!
В цехах вновь был введен военный распорядок рабочих суток — две удлиненные смены по десять — двенадцать часов. А на многих участках появилось дополнительное правило: работу не прекращать, пока не выполнишь задание.
Для партийного комитета и лично для парторга ЦК Н. И. Мосалова все вопросы, связанные с комплектованием, размещением, обеспечением питанием и устройством быта работников завода, стали главными заботами на новом месте. Здесь ежедневно возникало много острейших ситуаций и вопросов, требовавших решений немедленных, так как они были связаны с людьми.
Много трудностей рождает переселение человека на новое место. Еще больше их возникает при переселении семьи. Простые житейские дела — помыться в бане, постирать белье, постричься — выросли в проблемы, потому что бани, прачечные, парикмахерские необходимо организовывать заново, с нуля. У человека порвалась одежда, порвались ботинки — нужна ремонтная служба, ее также необходимо создавать заново. Все это были заботы партийных организаций и руководителей заводов в первую очередь.
Но основные задачи материально-технического обеспечения заводов решались централизованно — через Государственный Комитет Обороны.
Нужды каждого завода и промышленного района в целом постоянно фиксировались 15-м Главным управлением, докладывались наркому и в конце каждого квартала представлялись в аппарат ЦК ВКП(б). При непосредственном участии таких специалистов из аппарата ЦК, как А. В. Будников, А. И. Тугеев, Г. М. Григорян и других в течение трех-четырех дней подготавливалось согласованное с заинтересованными ведомствами решение ГКО на каждый квартал. При этом нередко отдельные наркомы приглашались в Центральный Комитет для согласования очередного решения.
Необходимо подчеркнуть, что со стороны Центрального Комитета партии осуществлялся жесткий контроль исполнения упомянутых решений ГКО всеми участниками работ, начиная с Наркомата авиационной промышленности и всех его заводов. При этом невыполнение заданий или срывы сроков были так редки, что рассматривались как чрезвычайные происшествия.
Что же включалось в ежеквартальные решения ГКО по новому промышленному району?
Прежде всего — поставки материалов и комплектующих изделий для штурмовиков Ил-2 от заводов-смежников. Далее, в решения входили задания по обеспечению заводов авиационного комплекса продуктами питания. Большое внимание также постоянно уделялось промышленному и жилищному строительству в новом заводском районе и медицинскому обслуживанию его населения.
Такое внимание Центрального Комитета и ГКО при повседневной активной помощи со стороны обкома партии, его секретарей В. Д. Никитина и Ф. Н. Муратова создавали авиазаводам максимально возможные для военного времени условия работы.
В связи с эвакуацией завода № 18 запасная авиабригада, в которой формировались штурмовые авиаполки, также получила команду на перебазирование из Воронежа. Наземное имущество авиабригады, ее кадровый состав с семьями, а также летно-технический состав строевых авиаполков, прибывших в Воронеж за «илами», отправили железнодорожными эшелонами. А всем наличным в авиабригаде самолетам Ил-2 — их насчитывалось около полусотни — надлежало срочно перелететь в Заволжье и подготовиться для участия в военном параде 7 ноября 1941 года в Куйбышеве.
Надо сказать, что в связи с обострившейся военной обстановкой все иностранные посольства и миссии по предложению Советского правительства были эвакуированы из Москвы в Куйбышев. И очень важно было продемонстрировать дипломатическому корпусу, что Красная Армия имеет мощные резервы. Что, в частности, «уничтоженная», по лживым словам геббельсовской пропаганды, советская авиация даже далеко в тылу находится в боевой готовности.
Сводный авиаполк штурмовиков Ил-2 для парада под Куйбышевым привел полковой комиссар А. И. Подольский. Его, естественно, волновало — смогут ли самолеты Ил-2 запасных полков, то есть учебные, много летавшие самолеты, вскоре после довольно длительного перелета из Воронежа принять участие в параде?
Но подробно обсудив этот вопрос с главным инженером авиабригады Ф. В. Кравченко и лично убедившись в том, что специалисты авиазаводов № 24 и № 18 совместно с техсоставом полков добросовестно и быстро проводят техническое обслуживание каждого самолета, устраняя в нем малейшие неполадки, он успокоился.
На параде четкий строй штурмовиков, потрясая окрестности мощным ревом моторов, пронесся над площадью города Куйбышева, заполненной гостями и колоннами сухопутных войск.
Этот парад показал, что в тылу Советского государства имеются значительные военные резервы. Ведь только в авиационной части парада участвовало около 700 самолетов различных типов.
Конечно, парад в Куйбышеве был только небольшим эпизодом в жизни авиабригады на новом месте. Трудности начались с того, что авиабригада перебазировалась не на какую-нибудь, пусть незаконченную стройку, а на голое место в буквальном смысле слова. Ей были отведены степные участки вблизи двух районных центров, километрах в семидесяти от площадки завода № 18. Степь была действительно ровная — готовые грунтовые аэродромы, но больше там ничего не было. Где размещать людей? И вот на каждом из степных аэродромов запасных авиаполков бригады возникли поселки из землянок, получившие меткое название «копай-город».
Вскоре в землянках и в местных школах были оборудованы учебные классы, и свою учебу летчики продолжили. Но трудности не уменьшились, так как летно-технический состав со всех фронтов прибывал и прибывал в авиабригаду.
По указанию ГКО Подольский скомплектовал из бригадных самолетов Ил-2 штурмовой авиаполк и направил его на защиту Москвы. Очень просился тогда полковой комиссар улететь во главе этого авиаполка, но разрешения не получил.
Этот авиаполк стал первым гвардейским среди штурмовых авиаполков. В конце войны он назывался: 6-й Московский гвардейский, орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова штурмовой авиационный полк.
Находясь далеко от Москвы, коллективы заводов и ОКБ Ильюшина в то же время никогда не чувствовали себя оторванными от нее, повседневно жили ее заботами и делами.
Торжественное заседание в Москве вечером 6 ноября 1941 года, парад войск на Красной площади 7 ноября — как это много значило для всего советского народа! Крепко стоит Москва! Но ей нужна помощь всей страны, ей очень нужны были боевые самолеты Ил-2, и заводские коллективы торопились наверстать упущенное в связи с эвакуацией.
Уже через месяц после прихода первого эшелона в цехе главной сборки завода № 18 на новой площадке были собраны первые штурмовики Ил-2. В бытовках этого цеха, да и в других цехах стали появляться «спальные» уголки. Люди перестали уходить из цехов после смены, оставаясь на заводе. На улице лютует зима, а в бараках общежитий уюта не много. Да и семьи у большинства работников были в деревнях. Куда и зачем уходить с завода? Здесь, в бытовках, относительно тепло, в цеховом буфете покормят, и работать можно без оглядки, пока задание не выполнишь…
10 декабря был выпущен в полет первый штурмовик Ил-2, построенный на новой площадке завода. Поднять в воздух эту машину поручили заместителю начальника летно-испытательной станции летчику-испытателю подполковнику Евгению Никитовичу Ломакину. Готовила ее к полету бригада бортмеханика Н. М. Смирницкого.
Некоторым посчастливилось увидеть этот исторический полет, многие слышали «голосок» своего детища. Все находившиеся на заводской площадке горячо обсуждали это огромное событие в их жизни. Как же иначе назовешь его, ведь уже здесь, на недостроенной, необжитой площадке, которую чаще зовут строительством, нежели заводом, построен и летает самолет Ил-2!
Этот полет был не только да, наверное, и не столько техническим достижением заводского коллектива, а тем моральным фактором, который помог сделать важный психологический перелом в сознании многих работников завода, — мы вновь твердо стоим на родной земле, прижились и даем плоды! Вот что для многих означал полет первого штурмовика, собранного на новом месте, вот о чем пел его мотор в тот памятный день…
А морозы тогда стояли действительно знатные. И не только морозы, но и ветры, и снегопады, и вьюги.
Примыкавшее к заводу поле, на котором началось строительство аэродрома, заносило сугробами, а расчищать его было нечем. Памятный полет Ил-2 готовили на площадке соседнего транспортного отряда. Там не было самолетов с моторами водяного охлаждения, и воду для «ила» пришлось греть на костре в каких-то чанах.
Но это был один самолет. А когда их появилось много? В главной сборке военные представители принимают одну за другой готовые машины. Но условий для их облета нет. Наркомат авиапромышленности дает указание: принятые военпредом самолеты отрабатывать на земле, а затем вновь частично разбирать, грузить на железнодорожные платформы и направлять в Москву. Организовать это нужно немедленно, штурмовики очень нужны на фронте!
… Заканчивался декабрь 1941 года. Уже пришел на новую площадку последний эшелон с оборудованием и рабочими завода № 18. Перебазирование большого предприятия заняло два с половиной месяца. Уже добрая половина станков, самых нужных, работала на новом месте, и число их наращивалось каждодневно. Уже поднялся в воздух первый штурмовик Ил-2, построенный на новом месте. В тот памятный день на оперативном совещании директор сообщил, что последний самолет Ил-2, собранный на старой площадке в Воронеже, облетан и сдан воинской части в начале ноября 1941 года. Таким образом, новенькие «илы» с маркой завода № 18 не поднимались в воздух из-за эвакуации лишь в течение тридцати пяти дней.
…Уже пережили люди радость первого крупного военного успеха — контрнаступления наших войск под Москвой, перечитывали и берегли номер «Правды» от 13 декабря с заветными словами: «… Войска нашего Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери».
…Уже в цехе главной сборки количество сданных военпреду «илов» переваливало за десяток и продолжало расти. И хотя производственная жизнь и быт заводчан только начинали налаживаться, эта неустроенность уже начинала восприниматься как нечто временное, устранимое. Порой казалось, что в этой бурной жизни военного времени начинают просматриваться черты размеренности, напоминающие времена довоенные, как вдруг…
23 декабря 1941 года поздно вечером директор получил правительственную телеграмму:
«…Вы подвели нашу страну и нашу Красную Армию. Вы не изволите до сих пор выпускать Ил-2. Самолеты Ил-2 нужны нашей Красной Армии теперь как воздух, как хлеб…
Сталин».
Далее в телеграмме содержалось жесткое требование выпускать как можно больше «илов» для фронта.
Дежурный по заводу тут же получил указание организовать к четырем часам утра сбор руководителей основных подразделений завода. Часть людей оказалась на местах, за отсутствующими послали автобус.
Впервые за время работы на новой площадке в кабинете директора собралось столько людей, да еще ночью. Все понимали, что для такого «аврала» есть веские причины, но слова телеграммы для подавляющего большинства явились полной неожиданностью.
— Да, товарищи, — первым нарушил тишину, наступившую после чтения телеграммы А. А. Белянский, — наш коллектив проделал большую и очень трудную работу. По меркам мирного времени мы совершили чуть ли не подвиг. Но сейчас, когда идет не просто жесточайшая война, а решается вопрос быть или не быть Советскому государству, сейчас от нас требуется значительно больше. Именно поэтому так резок тон телеграммы.
— Правильно, Александр Александрович, думаю, что сейчас очень важно довести смысл этого указания Сталина до сознания всех коммунистов, — с этими словами парторг П. М. Федоренко взял из рук директора телеграмму и продолжал: — А вот эти слова: «Ил-2 нужны Красной Армии как воздух, как хлеб», — должны знать на заводе буквально все, чтобы они стали нашим девизом, чтобы их смысл воодушевил всех, весь наш коллектив на еще более активную работу.
Сразу же после совещания у директора П. М. Федоренко собрал в парткоме секретарей цеховых парторганизаций и разъяснил им задачу. Руководители завода разошлись по основным подразделениям и провели короткие митинги-совещания на стыке ночной и дневной смен. Довели до сведения всех работающих смысл телеграммы-требования Верховного Главнокомандующего и тут же наметили конкретные обязательства по росту выпуска самолетов, которые нужны «как воздух, как хлеб».
Следует сказать, что в технических и плановом отделах завода разработка плана развертывания производства на новой площадке проводилась уже с ноября 1941 года. Телеграмма подхлестнула, ускорила эту работу.
Активное подключение цеховых коллективов, их конкретные обязательства по выпуску деталей, агрегатов, самолетов, которыми заканчивались цеховые собрания в тот памятный день, позволили руководству сформулировать также конкретный ответ заводского коллектива на жесткую претензию Верховного.
В конце дня 24 декабря с завода ушла телеграмма следующего содержания:
«Москва. Кремль. Сталину.
Вашу справедливую оценку нашей плохой работы довели до всего коллектива. Во исполнение Вашего телеграфного указания сообщаем, что завод достигнет в конце декабря ежедневного выпуска трех машин. С 5 января — по четыре машины. С 19 января — по шесть машин. С 26 января — по семь машин. Основной причиной отставания завода по развертыванию выпуска самолетов является размещение нас на недостроенной части завода. В настоящее время недостроены корпус агрегатных цехов, кузница, корпус заготовителъно-штамповочных цехов, компрессорная. Отсутствуют тепло, воздух, кислород и достаточное количество жилья для рабочих.
Просим Вашей помощи по ускорению окончания строительства и ускорению налаживания снабжения завода готовыми изделиями, материалами. Просим также обязать соответствующие организации о мобилизации для нас недостающих рабочих и об улучшении питания рабочих.
Коллектив завода обязуется позорное отставание немедленно ликвидировать».
Рассказывая о грозной, мобилизующей телеграмме Верховного Главнокомандующего, прослеживая развитие этого эпизода на примере завода № 18, не следует забывать и о других коллективах, связанных с «илами».
Областная партийная организация, ее первый секретарь В. Д. Никитин приняли эту телеграмму как руководство к неуклонному действию. При содействии обкома на заводе № 24, на заводе авиационного вооружения, на других предприятиях — участниках строительства Ил-2 телеграмма Верховного стала центром внимания. Она мобилизовала людей, давала резкий, ускоряющий стимул всем действиям коллективов.
Так же, как и на заводах, во всех подразделениях 1-й запасной авиационной бригады прошли специальные партийные собрания, на которых командование разъясняло летному и техническому составу остроту создавшегося положения, мобилизовывало людей на всемерную помощь авиазаводам по развертыванию производства «илов».
Пятьдесят один штурмовой авиаполк из самолетов Ил-2 сформировала 1-я заб за 1941 год. И все эти авиаполки успешно воевали, некоторые из них активно действовали при защите столицы. Именно активные действия этих первых десятков штурмовых авиаполков продемонстрировали высокие боевые качества ильюшинских штурмовиков. Именно они показали высокую эффективность применения этого рода оружия против механизированных армий врага, они заслужили столь высокую оценку: «нужны как воздух, как хлеб».
Но все эти великолепные дела теперь, в декабре 41-го, были уже в прошлом, все это было сделано еще в Воронеже, откуда на войну ушли 1134 «ила». А отсюда, с новой площадки, «илы» еще не начали улетать на фронт — в этом Верховный справедливо обвинял всех причастных к их выпуску.
— Эта телеграмма подхлестнула всех нас — и заводчан, и военных, заставила быстрее и своими силами решать возникавшие многочисленные проблемы, — вспоминает А. И. Подольский, бывший командир 1-й заб, ныне генерал-полковник авиации. — Прежде всего нужно было всячески помогать заводам быстрее наладить производство штурмовиков на новой площадке. И мы направили часть летного и весь прибывший к нам технический состав будущих авиаполков на авиазаводы для работы там в различных цехах. Это было и своевременно и довольно эффективно, так как эвакуация принесла заводам некоторые потери в кадрах. По просьбе авиамоторного завода мы организовали систематические перевозки стального литья с далеких сибирских заводов, используя имеющиеся у нас самолеты ТБ-3. Словом, задача у всех нас была одна — дать фронту больше грозных «илов»…
Огромные плакаты протянулись по корпусам, по цехам: «Ил-2 нужны Красной Армии как воздух, как хлеб. Сталин». Эти слова понятны каждому. Они входили в сознание как неотразимое требование, обращенное к любому заводчанину, чем бы он ни занимался, какую бы работу ни выполнял.
Грозная предупреждающая телеграмма Верховного Главнокомандующего заставила не только руководящий состав, но и буквально каждого работника пересмотреть свое отношение к выполнению возложенных на него обязанностей. Каждый по-новому и очень остро почувствовал личную ответственность за судьбу Родины. Это обостренное чувство ответственности заставило по-иному относиться к трудностям — не прятаться за них, а находить силы и способы для преодоления помех, не прося помощи. Коллективы начали работать подлинно по-фронтовому, отрешившись от нормативов и методов работы мирного времени. Единственным нормативом — законом для всех, стало простое и понятное требование: не выполнил дневного задания — не имеешь права покидать рабочее место! Это заставило мастеров более четко определять дневные задания на участках. Это же заставило администрацию и общественные организации создать активную и гибкую систему морального и материального стимулирования работы.
Четко действовали цеховые и заводские витрины Почета. Очень активно работали заводские многотиражки на каждом заводе нового промрайона. Словом, все было нацелено на выполнение главной задачи — дать фронту больше боевых машин.
29 декабря 1941 года в тринадцать часов с заводской площадки отошел первый железнодорожный эшелон со штурмовиками Ил-2, изготовленными заводом № 18 на новом месте. Двадцать девять самолетов вез этот эшелон — всю продукцию завода, выпущенную в декабре 41-го. Курс — Москва.
В вагоне-теплушке этого эшелона разместилась заводская бригада сборщиков во главе с заместителем начальника отдела эксплуатации и ремонта С. Е. Малышевым и старшим инженером А. З. Хорошиным. Тут же ехали заводские летчики-испытатели К. К. Рыков и С. Д. Королев, а также механики летно-испытательной станции во главе с М. А. Корсунским.
Эшелон очень спешил. На станциях его ждали и встречали расторопные бригады железнодорожников. Чрезвычайно быстро производили осмотр, смазку, смену паровоза. Заводская бригада едва успевала проверить крепления самолетов, как уже раздавался звонок и эшелон следовал дальше.
В Москве эшелон подали на железнодорожную ветку одного из пригородных заводов, когда стрелки часов перешли за одиннадцать ночи 31 декабря. Сам этот завод был эвакуирован. Эшелон подкатили к огромному ангару. Все промерзло. Темно. Никого, кроме охраны, нет. Через несколько минут наступит новый 1942 год.
Рано утром 1 января появилось заводское начальство, а с ним какой-то человек, одетый в летный комбинезон, унты и шапку-ушанку.
— Что-то рановато они своего летчика привели, — успел шепнуть Хорошин Малышеву.
А «летчик» подошел к группе заводчан, бодро со всеми поздоровался, поздравил с благополучным прибытием. Он оказался Петром Васильевичем Дементьевым — заместителем наркома авиапромышленности.
Так нужны и важны были тогда «илы», что и эшелон с ними шел по «зеленой улице», и организовывать их сборку приехал сам Дементьев.
Вот прозвучало несколько четких, энергичных команд замнаркома, и работа закипела. Эшелон быстро закатили в ангар и там разгрузили. Заводская бригада приступила к сборке самолетов. В помощь ей придали небольшую группу из ремонтных мастерских, и, несмотря на свирепый холод, самолеты один за другим стали обретать знакомые формы.
Уже на второй день заводской летчик-испытатель С. Д. Королев поднял в воздух первый штурмовик Ил-2, собранный на заводе. После Королева место в кабине самолета занял летчик воинской части. Короткое наставление — и он уже в воздухе. Полет по кругу, несколько эволюции, посадка. Самолет подруливает к стоянке, дозаправляется. Военный механик получает бортсумку, документацию, чехлы, укладывает все это в бомбоотсек. А через несколько минут самолет взлетает и берет курс на аэродром формирования своего полка, который в те дни размещался на Центральном аэродроме, что на Ленинградском проспекте против станции метро «Аэропорт»…
Организацию передачи штурмовиков в воинские части взял на себя М. М. Мясоедов — представитель Управления ВВС.
Приемку самолетов от заводских летчиков осуществляли несколько военных летчиков, уже воевавших на «илах». Работы продвигались быстро, люди практически не выходили с завода. Основной помехой сборщикам были чрезвычайно сильные морозы января 42-го, и здесь также выручали костры-жаровни.
Восемь суток заняла операция сборки, облета и сдачи воинской части двадцати девяти штурмовиков, прибывших с первым эшелоном. И это было выполнено с соблюдением всех правил сдачи-приемки военной продукции, с предъявлением жестких требований к качеству и безотказности работы каждого механизма. Так же, как на заводе, после приемки ОТК самолеты предъявлялись военным представителям. Здесь отлично потрудились два военных представителя — Рябошапко и Рябков, принимавшие машины, собранные на подмосковном заводе. Успеху сопутствовало и то обстоятельство, что винтомоторные установки этих машин были хорошо отработаны еще на родном заводе механиками ЛИС.
Следующий эшелон самолетов, изготовленных на новой площадке, прибыл в Москву в середине января. Приехала новая группа работников ЛИС во главе с ее начальником А. Т. Маковецким.
Местом сборки машин второй партии была территория уже другого московского эвакуированного завода. Здесь сборку «илов» организовали в помещении большого сборочного цеха. Правда, отопление этого цеха тоже не работало, но все же здесь было поуютнее, чем в предыдущем ангаре. Со вторым эшелоном прибыл еще один заводской летчик-испытатель — В. А. Комаровский. Образовался филиал летно-испытательной станции. Летчики поднимали в морозное московское небо только что собранные штурмовики, придирчиво испытывали их, пикируя на засыпанные снегом молчаливые домики столичной окраины, или, свечой взмывая в небо, оглашали окрестности мощным ревом моторов.
Три эшелона, около сотни самолетов, построенных на новом месте, собрали бригады завода № 18 в Москве. Испытанные в воздухе «илы» тут же улетали на фронт.
В заводском архиве хранится приказ Народного комиссара авиационной промышленности от 29 января 1942 года за № 20, согласно которому за отличные успехи в проведении сборки штурмовиков были отмечены работники завода № 18 С. Е. Малышев, А. З. Хорошин и другие, а также руководитель бригады московских авиаремонтных мастерских А. Т. Карев.
Но это было очень накладно — разбирать готовые самолеты, везти их на большое расстояние и снова собирать. Такая «процедура» годилась только в качестве временной, вынужденной меры. И как только аэродром завода на новом месте получил минимальное оборудование и возможности для летных испытаний самолетов, погрузка «илов» в эшелоны прекратилась.
В те же дни — конца 1941 года — начальник 15-го Главного управления Д. Кофман получил от наркома А. И. Шахурина указание срочно подыскать в новом промышленном районе площадку для «посадки» еще одного, ранее не планировавшегося предприятия — завода бронекорпусов, получившего номер 207, эшелон которого следует сюда.
Обсудив ситуацию с руководством строительства, решили предоставить новому заводу территорию механического завода с участка В. В. Волкова. К тому времени металлоконструкции для корпусов новостройки были уже этим заводом изготовлены, и строители могли пойти на передачу мехзавода промышленности.
Так что когда эшелон В. И. Засульского с основным составом руководителей нового предприятия авиапромышленности — завода № 207 — прибыл в новый промрайон, ему сразу же было указано место его расположения. Произошло это в первых числах января 1942 года, когда все руководство авиакомплекса и обком партии находились под впечатлением жесткой телеграммы Верховного и были озабочены выполнением требований ГКО.
Никому не требовалось разъяснять важность, точнее, абсолютную необходимость быстрейшего налаживания работ на заводе № 207. Ведь без бронекорпусов не может быть и штурмовиков Ил-2, к изготовлению которых, как видно из телеграммы Сталина, был подключен еще один завод — Н-ский, где директором был А. Т. Третьяков. Поэтому внимание к нуждам завода Засульского было максимально возможным для тех условий.
Конечно, мехзавод и его жилой поселок, состоявший в основном из деревянных бараков, не выдерживали сравнения с заводом в Подольске. Но главным было то, что подольчане с ходу могли начинать работать в нескольких отапливаемых производственных корпусах.
Замечательно и также очень важно было и то, что эшелон с деталями бронекорпусов, оснасткой и материалами, так обстоятельно снаряженный в Подольске и адресованный заводу № 18, пришел еще до приезда самих подольчан. Теперь у Засульского и его помощников было с чего начинать производство на новом месте. И они начали.
Завод № 207 при всеобщем внимании и помощи быстро становился солидным предприятием. Параллельно с расширением производства шло строительство недостающих помещений. Для оснащения цехов нового завода все предприятия промрайона выделили различное оборудование. Б. А. Дубовиков до сих пор вспоминает, как директор завода № 18 Шенкман лично привез им микроскоп для заводской лаборатории.
От обкома Засульский получил разрешение направлять к себе на завод со всех окрестных железнодорожных станций бесхозное оборудование и станки. Механики завода, объезжая эти станции, неожиданно нашли… три гидропресса, заказанные ими еще до войны и изготовленные для них в Таганроге. Это было не просто удачей, а чудом, обеспечивающим главный участок их производства — штамповку бронедеталей.
Но трудностей у них все же хватало. Взять хотя бы то, что площадка завода находилась на отшибе, примерно в двадцати километрах от основного авиакомплекса. Связь — единственная железнодорожная ветка, которую зимой заносит любая метель. Тогда выручали кони и крестьянские сани…
Самоотверженный труд подольчан, вдумчиво проведенная ими эвакуация своего производства, а также дружная поддержка, оказанная заводу № 207 всеми его соседями, не замедлили дать благоприятные результаты.
Уже в феврале 1942 года завод Засульского передал заводу № 18 первую партию бронекорпусов, собранных на новом месте.
А тут вдруг подольчане получили совершенно неожиданный подарок. В их адрес прибыла партия бронекорпусов, изготовленных в Ленинграде. Правда, эти шесть десятков ленинградских изделий не были полностью закончены, не приняты военной приемкой. Но сами корпуса были комплектными, и опытные подольские мастера быстро довели их до соответствия требованиям и передали самолетостроителям. Было это очень кстати, так как завод № 18, выполняя обязательства, взятые в ответе Сталину, успешно развертывал производство, и бронекорпусов требовалось все больше и больше.
Как только завод № 18 перестал грузить самолеты на железнодорожные платформы, как только «илы» стали облетывать на заводском аэродроме, а это произошло в конце января — начале февраля 1942 года, стали стремительно развертываться подразделения 1-й заб, которой командовал полковник А. И. Подольский.
Конечной задачей 1-й заб было направление на все участки фронта как можно большего количества авиационных штурмовых полков, вооруженных самолетами Ил-2. С этой целью в 1-ю заб из воинских частей и авиашкол направлялись летчики, а также военно-инженерный и технический состав, а с восемнадцатого и Н-ского авиазаводов авиабригада получала самолеты-штурмовики. Сформированные в авиабригаде авиационные полки обучались технической эксплуатации самолета Ил-2, проходили курс летно-тактической боевой подготовки, получали новенькие «илы» и улетали на них воевать.
Эта рожденная в канун Великой Отечественной войны, на первый взгляд, нехитрая схема организации работ значительно осложнялась ее лавинообразным темпом нарастания и поистине невиданно большими масштабами.
Заводские специалисты всех предприятий, строивших штурмовики, помогали военным освоить Ил-2 и особенности его эксплуатации. Так, на заводе № 18 был организован и на протяжении всей войны активно действовал учебный центр. Десятки групп летного и технического состава воинских частей изучали здесь конструкцию и основы эксплуатации самолета. С большим упорством и любовью непрерывно пополнял экспонатами кабинеты центра его начальник А. Н. Беликов. Он же подбирал преподавателей, составлял расписания и программы занятий, словом, полностью руководил учебным процессом. Основными преподавателями были начальники бригад заводского конструкторского отдела. Здесь занимались теоретической подготовкой военных. Практика у них начиналась в заводских цехах и продолжалась на летно-испытательной станции завода.
Но как только «илы» начали летать над заводами авиакомплекса, в кабинете полковника А. И. Подольского частенько стали возникать шумные разговоры. Каждый из десятков стоявших тогда в очереди авиаполков хотел поскорее получить штурмовики, освоить их и улететь воевать.
Авиабригаде потребовалось увеличить количество учебных авиаполков — их стало четыре вместо двух. Затем каждая эскадрилья обзавелась своим полевым аэродромом, чтобы обучать очередной полк без помех соседям. Так вокруг заводской зоны в радиусе до ста километров стали работать тринадцать учебно-тренировочных аэродромов 1-й заб. В отдельные месяцы авиабригада формировала, обучала и направляла в действующую армию более двадцати штурмовых авиаполков. А всего с новой площадки за 1942 год было направлено на различные фронты штурмовых полков в три с половиной раза больше, чем из Воронежа, и этот процесс продолжал интенсивно развиваться.
Десятки различных цехов действовали в составе завода № 18. Разнообразна их продукция, но вся она в конце концов поступала в цех главной сборки.
Много заводов-смежников изготовляли различные изделия, без которых не будет штурмовика Ил-2. Тут и его «сердце» — мотор АМ-38, и его пушки, пулеметы, приборы и прочее. И все эти изделия также поступали в цех главной сборки. Именно здесь, в этом огромном, по размерам схожим с футбольным полем цехе, происходило чудесное превращение: из бесчисленного множества больших и малых комплектующих изделий и элементов образовывался грозный штурмовик.
Сложным, очень многолюдным и многоотраслевым предприятием являлся цех главной сборки. Можно сказать, это был целый завод внутри завода.
Понятно, что раз все цехи и все смежники работали на главную сборку, то именно она и задавала ритм работы, являлась показателем ее интенсивности. Количество самолетов-штурмовиков, выдаваемых главной сборкой за сутки, — было основным показателем работы завода № 18, а через него и всей большой кооперации предприятий.
Отсюда — то большое внимание к этому центральному участку и партийного комитета и дирекции завода. Внимание к организации работ, к подбору руководящих кадров и обеспечению всех участников цеха достаточным количеством специалистов. Внимание к технологическим вопросам, к поискам наиболее рациональных методов и порядка сборки тех или иных систем и установок на самолете, к оснащению сборочных и контрольных операций различными приспособлениями. Словом — непрерывные поиски решений, сокращающих трудозатраты на один самолет, позволяющих увеличить выпуск штурмовиков.
Итак, на главную сборку работали все. В то же время сам коллектив сборщиков, понимая свою роль и ответственность, постоянно трудился образцово. В отличие от остальных цехов завода главная сборка, вначале также работавшая в две удлиненные смены, вскоре перешла на работу по суткам.
Рано утром смена, которую возглавлял Е. Г. Шелатонь, закончив цеховые испытания собранной ею партии самолетов, выкатывала их из цеха, передавала ЛИС и шла отдыхать. А в это время следующая смена во главе с Л. А. Соколовым закатывала в цех фюзеляжи, получала все остальные агрегаты и приступала к сборке «своих» самолетов, которые через сутки они должны будут сдать готовыми.
Все операции и люди в каждой смене распределены по участкам, начальниками которых работали наиболее опытные специалисты. Например, участок шасси возглавлял Б. С. Гельзин, участком винтомоторной установки командовал С. А. Гребенников. Эти специалисты так же, как и многие другие начальники участков и мастера, выросли на заводе, участвовали в строительстве всех самолетов, ранее выпущенных заводом, и обладали большим производственным опытом.
Начальник участка — это крупный руководитель, ему подчинялись два старших мастера, под командованием которых находилось десять — двенадцать производственных групп во главе с мастерами. Численность производственных групп доходила до двух десятков человек. Так что количество людей, работавших на одном участке, измерялось сотнями.
Костяк коллектива сборочного цеха составляли опытные инженерно-технические работники, мастера и слесари-сборщики. Здесь не представляется возможным перечислить всех замечательных тружеников главной сборки. Можно назвать лишь некоторых: В. Распопов, В. Семенов, Н. Кузнецов, А. Люков, М. Вязов, Н. Гончаров, А. Свешников, Г. Поляков.
Так же и среди работников ИТР образцами выполнения работ на своих участках постоянно славилось практически подавляющее большинство специалистов цеха. И если здесь упоминаются фамилии Н. Лобова, М. Чикова, Г. Кретинина, А. Коптевой, то надо понимать, что в ряду с ними стояли и тоже отлично работали многие, многие другие их товарищи.
Ветераны цеха главной сборки, великолепно работая и день ото дня повышая свою производственную отдачу, в то же время обучали значительное количество новичков, которыми пополнялся их коллектив.
В числе этого пополнения была группа подростков 14–16-летнего возраста, эвакуированных из Ленинграда, Смоленска, Новгорода, с Украины. Из этих подростков, родители которых или сражались на фронтах, или погибли, партком и комитет комсомола завода организовали единый комсомольский коллектив, а их общежитие стало называться юнгородком. Две с половиной сотни ребят распределили между двумя сменами главной сборки, и они стали работать на различных участках. Ребята с помощью опытных рабочих довольно быстро втянулись в работу и стали полезным пополнением коллектива.
Но кроме производственной помощи и организации быта в общежитии, подростки нуждались в постоянной воспитательной работе. И заводской комитет комсомола подобрал и прикрепил к юнгородку двух постоянных воспитателей: электрика цеха главной сборки А. Г. Полуэктова — в качестве политрука и К. С. Колесникова — военрука. Полуэктов свои обязанности политрука совмещал с работой в цехе, а Колесников был освобожденным работником и все свое время отдавал юнгородку.
Быстро взрослела молодежь во время войны — заставляла суровая обстановка. Все заметнее становилась на работе комсомольская дружина юнгородка. Такие ребята, как В. Козловский, В. Семенов, В. Тышков и многие другие стали выполнять задания на 200–250 процентов. А уже в таких патриотических делах, как постройка сверхплановых самолетов, сбор и сдача металлолома, комсомольцы цеха и с ними юнгородок всегда были передовиками.
Как ни четко была проведена эвакуация завода № 18, но главная ее трудность — переселение людей — принесла ему основательные потери. На новом месте приступило к работе только немногим больше половины прежнего состава работников завода. Правда, это были лучшие кадры. Главные подразделения — технические отделы, основные цехи и службы — почти не имели отсева в людях. Недосчитались главным образом рабочих заготовительных цехов, клепальщиков, рабочих складов и других подсобных подразделений, где большинство составляли женщины, семьи которых жили в пригородах Воронежа или окрестных селах.
На новом месте в первое время некоторая часть рабочих мест пустовала, часть станков, которые с таким трудом были введены в строй, простаивали.
Пока производство набирало темпы, потери в кадрах остро не ощущались. Замечательным передовикам, производства удавалось покрывать потребности программы, не допускать дефицита деталей. Вот где сказались традиции ударного труда! Еще в предвоенном 1940 году около трети состава рабочих завода закрепили за собой почетное звание стахановцев. Они систематически перевыполняли сменные задания. Накануне войны на заводе были стахановскими шестнадцать бригад и двенадцать участков. Война внесла в это патриотическое движение новый смысл, который кратко выражался в формулах: «Не выполнив задания, не оставляй рабочего места», «Учись сам и готовь себе смену» и «Наши машины нужны фронту как воздух, как хлеб».
Стахановские бригады теперь получили название фронтовых. Они составляли костяк, главную силу завода. Но недостаток рабочих рук по мере наращивания темпов производства с каждым днем все острее давал о себе знать.
Огромную роль в стабилизации кадрового состава всех заводов сыграл Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 декабря 1941 года, по которому рабочие и служащие военных предприятий объявлялись на период войны мобилизованными и закреплялись для постоянной работы.
Но тогда на эвакуированных предприятиях нового промышленного района необходимо было не столько закреплять, сколько пополнять ряды рабочих, произвести набор значительного числа людей.
Основным резервом пополнения стал соседний город. Там местные власти производили отбор кандидатур для работы на заводах и направляли их на то или другое предприятие. Что это были за люди? Главным образом женщины из числа не работавших до войны или трудившихся в сфере обслуживания. Приходили учащиеся ремесленных училищ и просто подростки. Появлялись и мужчины, по состоянию здоровья не призванные в армию…
Это пестрое по своему составу пополнение имело одну общую черту — никто никогда не работал на заводе. Их — и взрослых и почти детей — предстояло обучить профессиям, в которых заводы остро нуждались. И обучить немедленно.
Аудиториями были те же самые задымленные холодные цехи, учебными местами — пустовавшие места у станков, стапелей, верстаков. А учителями-наставниками должны были стать кадровые рабочие и мастера, которые и без того трудились не отдыхая, зачастую по нескольку дней кряду не выходя из цехов.
В формировании ударных фронтовых бригад первую скрипку играли заводские комсомольские организации. Именно в комитете комсомола вожаками которого в то время были Сергей Румянцев и Вера Васильева, родилась идея создания в цехах молодежных фронтовых бригад. Первые такие бригады по промышленному району и были образованы энтузиастами комсомольских починов. Молодежи на заводе было много, она подхватила это патриотическое начинание, сделала его массовым движением. В 1943 году количество фронтовых бригад на заводе № 18 перевалило за полтысячи и продолжало расти.
Первенство в соревновании держали молодые коммунисты токари Извеков и Гридин. Выработка их бригад стабильно составляла 500–600 процентов задания при отличном качестве продукции. Бригада Извекова, сменная выработка которой временами достигала 800 и даже 1000 процентов, носила звание лучшей фронтовой бригады авиационной промышленности. Она заслуженно удерживала переходящее знамя Наркомата авиапромышленности и ЦК ВЛКСМ, которое по окончании войны было передано заводу на вечное хранение. Гавриил Федотович Извеков был награжден орденом Ленина.
Известны также были своими замечательными трудовыми достижениями бригады многостаночника Трухачева, клепальщиков Солодова и Чекрыгиной, штамповщика Позднякова, литейщика Козлова. В соревновании по профессиям высокие образцы социалистического труда показывали токарь Поволоцкий, протяжник Макаров, автоматчик Матвеев и сотни других передовых рабочих.
На передовиков равнялась вся масса рабочих. Быстро росла производительность труда. «Маховое колесо» процесса производства приобрело высокие «обороты», на заводах установился такой невиданно высокий ритм, который втянул буквально всех работавших, стал нормой жизни.
Но, развивая активность людей до высочайшего предела, парткомы и руководство заводов авиакомплекса проявляли заботу и о всех сторонах жизни коллективов. С большим трудом постепенно благоустраивался быт работников, налаживалось снабжение продуктами, обувью, одеждой, было открыто несколько столовых, организованы подсобные хозяйства.
Весной 1942 года среди работников завода № 18 участились случаи заболевания цингой. Сказались голодная зима, отсутствие витаминов. Масштабы заболеваний стремительно нарастали. Цинга становилась угрозой всем заводским делам.
Тогда по инициативе заместителя директора М. П. Трегубова было закуплено в одной из среднеазиатских республик большое количество семян лука «кабо». Этими семенами ранней весной засеяли значительные площади земли заводского подсобного хозяйства. И вскоре оттуда в заводские столовые потекла «луковая река». Стала поступать спасительная витаминозная зелень. Цинга отступила.
299-й штурмовой авиационный полк получил от запасной авиабригады в Воронеже два десятка самолетов Ил-2 в июле 1941 года. После освоения новой техники полк в сентябре направили на оборону Москвы, где он штурмовал гитлеровские мотоколонны, работая с аэродрома Вербилки. При попытке врагов прорваться к столице в районе Тулы полк сражался с ними, летая с аэродрома Волово.
Этот период боевой деятельности 299-го шап приходится на то время, когда одноместные Ил-2 выполняли большую часть боевых заданий без достаточного прикрытия истребителями вследствие нехватки последних. Тогда шел поиск эффективных тактических приемов боевого применения новой машины, было излишнее увлечение бреющими полетами и были сравнительно большие потери самолетов.
Именно тогда летчик-штурмовик 299-го шап старший сержант В. Я. Рябошапко, прославившийся тем, что вывез на своем «иле» с территории противника командира эскадрильи А. В. Якушева, предложил применять двухъярусное построение групп самолетов, идущих на штурмовку. По его замыслу машины нижнего яруса должны были атаковать цель, а над ними, на высоте 300–400 метров, должны лететь штурмовики охранения и вступать в бой с истребителями противника в случае их нападения на атакующие «илы».
Полк был переброшен под Старую Руссу, базировался на аэродроме Крестцы. Как раз в это время — в середине марта 1942 года — Василий Рябошапко, применив новый тактический прием, лично за несколько вылетов сбил четыре вражеских истребителя и стал первым Героем Советского Союза в 299-м штурмовом авиаполку. Это была не только блестящая военная победа одного летчика. Рябошапко и его товарищи показали, что на войне побеждает творчество, взаимовыручка в бою, что летчику, овладевшему «илом», вполне доступны победы над вражескими истребителями.
В истории 299-го штурмового авиаполка заметное место занимают события, связанные с боями на демянском плацдарме. Тогда длительное время снабжение 16-й немецкой армии, окруженной нашими войсками, гитлеровцы осуществляли транспортными самолетами Ю-52. Неся большие потери от нашей авиации, немецкие летчики, окрестившие трассу на Демянск «дорогой смерти», старались летать в ненастную погоду. Поэтому и для разведки их аэродрома был выбран ненастный, метельный день.
И вот штурмовик, ведомый лейтенантом Жигариным, пробивается сквозь снежную пелену. Летит низко, чтобы при отвратительной видимости не пропустить разыскиваемый и наверняка замаскированный аэродром. Прошло минут двадцать полета, внизу промелькнула маленькая деревушка, а сбоку и впереди начал просматриваться силуэт какого-то летящего крупного самолета. Лейтенант определенно догонял этот самолет… ближе, еще ближе… Да ведь это «юнкерс», трехмоторный транспортный Ю-52… Что делать?
Вихрем несутся мысли, а рука уже берет штурвал «ила» на себя, и послушный штурмовик лезет вверх…
«Только бы не потерять, только бы не ушел», — боялся летчик и уже ругал себя за то, что не атаковал немца с ходу… Но вот он, опять виден — летит впереди и чуть ниже. Жигарин прильнул к прицелу и с расстояния меньше двухсот метров нажал гашетки пушек и пулеметов. От Ю-52 полетели осколки, он сильно задымил и начал боком падать. Жигарин развернулся, проследил за падением и взрывом «юнкерса» и тут заметил, как тень другого транспортника промелькнула над его самолетом.
Этого он догнал и атаковал снизу. Пушечный залп «ила» пришелся по левому мотору Ю-52 и прошил кабину самолета. Очевидно, летчик был убит, так как загоревшийся самолет начал беспорядочно падать…
«Что же я делаю? — вдруг обожгла догадка Жигарина. — Ведь они летят на тот аэродром, куда и мне нужно, а я их не пускаю!..» — отчитывал он себя. Холодный пот прошиб его, когда он представил себе, как будет докладывать командиру о своих «подвигах». Два сбитых им Ю-52 казались ему чуть ли не позорным делом, и даже мелькнула мыслишка: «А может быть, и не докладывать о них?»
И в это время, прямо как в сказке, Жигарин начал различать у себя по курсу силуэт еще одного «юнкерса»…
Он пристроился к Ю-52 и полетел чуть выше, оставаясь незамеченным. Проходит несколько минут полета, и немец приводит Жигарина к большому заснеженному полю, на котором в две линейки стоят транспортные Ю-52, а также истребители охраны.
«Юнкерс»-проводник идет на посадку, а Жигарин пикирует на стоянки вражеских самолетов и бьет по ним эрэсами, бомбами и из пушек… Круто развернувшись, наш летчик вторично проходит над аэродромом и фотографирует его.
Теперь уже «ил» становится мишенью для вражеских зенитчиков. Правда, сбить штурмовик над своим аэродромом немцам не удалось, но повредили его крепко. Мотор тянул все хуже и хуже — перегревался: был пробит маслорадиатор, и масло постепенно вытекало из мотора, лишая его жизни. Наконец мотор заглох, и самолет Жигарина приземлился на занесенное снегом болото. Здесь Федору Жигарину еще раз повезло в тот счастливый для него день. Вынужденную посадку его самолета заметили красноармейцы нашей передовой части. Уже на второй день после своего удивительного полета лейтенант докладывал командиру о результатах. А еще через несколько часов группа «илов» штурмовала вражеский аэродром, разведанный Жигариным.
Прошедшие месяцы войны принесли штурмовику Ил-2 признание воинов нашей армии и ненависть и страх врагов. Одновременно этот же период боевой страды отчетливо выявил существенный недостаток самолета — незащищенность его хвостовой части, отсутствие бортового стрелка. Проблема защиты штурмовика от нападений вражеских истребителей обострилась до предела. На завод № 18 и в ОКБ Ильюшина с фронтов шли просьбы-требования о введении на Ил-2 кабины воздушного стрелка с пулеметной установкой. В некоторых авиаполках стали появляться самодельные пулеметные установки на одноместных самолетах Ил-2.
Но решающим в этом деле, безусловно, явился эпизод, описанный Сергеем Владимировичем Ильюшиным в газете «Красная звезда» в 1968 году:
«…Вскоре с фронта стали приходить известия: «илов» сбивают вражеские истребители. Противник, конечно, сразу же раскусил недостаточную защищенность самолета сзади.
В феврале 1942 года меня вызывает И. В. Сталин. Он пожалел о прежнем решении (запускать в производство Ил-2 в одноместном варианте. — П. К.) и предложил:
— Делайте, что хотите, но конвейер останавливать не разрешаю. Немедленно дайте фронту двухместные самолеты.
Мы работали как одержимые. Спали, ели прямо в КБ. Ломали голову: как, не меняя принятой технологии, перейти на изготовление машин с двухместной кабиной? Наконец, решили, что каркас кабины стрелка следует штамповать…»
В ОКБ вспоминают, что первая партия двухместных «илов» была получена путем доработки одноместных машин, находившихся на подмосковном аэродроме, силами заводской бригады.
Отштампованное из дюраля жесткое кольцо врезалось в «бочку» фюзеляжа, и на нем укреплялась пулеметная установка. Для защиты стрелка поперек фюзеляжа со стороны хвоста укреплялась броневая плита. Образовавшаяся кабина прикрывалась сверху откидным фонарем.
Вот так в конце марта — начале апреля 1942 года на фронте появились первые двухместные штурмовики Ил-2.
Далее события развивались следующим образом. Сергей Владимирович прилетел на завод № 18 и передал указание Сталина о переходе на изготовление двухместного Ил-2. Прибывшие с ним конструкторы привезли чертежи доработочного варианта самолета для внедрения его в серийное производство.
Изготовление турельной установки для кабины воздушного стрелка Ил-2 поручили заводу, где директором был М. Я. Горелик. Партийная организация этого завода во главе с парторгом ЦК В. И. Голосовым сумела так мобилизовать свой коллектив, что срочное, ответственное и довольно сложное задание освоили своевременно. В дальнейшем на протяжении всей войны рабочие-»тысячники» из молодежного цеха В. Ф. Ветлицкого, сборщики цеха Устинова и специалисты других подразделений завода обеспечивали поставки заводу № 18 узлов вооружения Ил-2 бесперебойно.
Примерно с середины 1942 года с завода № 18 начали уходить в 1-ю заб и на фронт двухместные штурмовики.
Казалось бы, задача была решена: и стрелок возвратился на самолет, и производство штурмовиков не было заторможено, план не пострадал. Но здесь обнаружилось, а конструкторам это было известно и ранее, что введение полноценной, защищенной броней кабины стрелка с мощной стрелковой установкой и достаточным запасом снарядов (общий вес более трехсот килограммов) заметно сдвинуло назад центр тяжести самолета. Это, в свою очередь, несколько ухудшило его пилотажные свойства. Машина стала тяжелее взлетать, требовала дополнительного внимания летчика.
Ничего неожиданного в этом не было. И способ лечения «недуга» конструкторам был ясен. Требовалось увеличить угол стреловидности крыла.
Именно такое мероприятие и осуществили на втором этапе доработки штурмовика. Чтобы не нарушать потока на производстве, решили разворот крыла произвести за счет стыковочных узлов, расположенных на консолях крыла, изменив угол наклона стыковочных гребенок. При этом небольшим доработкам подвергалась консоль крыла в зоне стыка, а центроплан практически оставался нетронутым.
И снова в производстве пошли параллельно два варианта крыльев с различной стреловидностью, новое стало постепенно вытеснять старое. Наконец примерно в сентябре — октябре 1942 года завод стал выпускать двухместные штурмовики не доработочного, а основного варианта с характеристиками даже лучшими, нежели упоминавшаяся опытная машина Ил-2. В частности, сократилась длина разбега на взлете, так как к этому времени мотористы несколько увеличили мощность двигателя, введя форсированный режим. Мотор на «иле» стал называться АМ-38Ф.
Но это было совсем не просто — форсировать работу мотора как раз на самом и без того напряженном для него режиме. Для получения требующейся «добавки» мощности — порядка 100 лошадиных сил — то есть, для снятия с серийного мотора на взлете 1700 лошадиных сил вместо имеющихся 1600, его обороты необходимо было увеличить на 200 об/мин. При уже имевшихся 2150 такое приращение было весьма чувствительно.
Потребовались дополнительные усилия конструкторов, производственников, испытателей, чтобы мотор АМ-38Ф приобрел требуемые характеристики. В августе 1942 года его начали выпускать серийно.
Итак, штурмовик Ил-2 стал двухместным, приобрел тот вид, который имел его первый опытный образец. Ошибка была исправлена, но на это ушло два драгоценных года. Из них более года войны…
Однако в армии еще было некоторое количество одноместных штурмовиков Ил-2, которые многим хотелось видеть двухместными. Это желание было столь велико, что кроме доработок «илов», проведенных в 16-й ВА, аналогичные инициативные работы выполнялись и в других армиях.
Вот сообщение из 17-й воздушной армии:
«В дни напряженных оборонительных боев под Сталинградом основная тяжесть в борьбе против вражеских танков, опорных пунктов ложилась на плечи штурмовиков. В то время Ил-2 был одноместным самолетом, не защищенным со стороны задней полусферы. Инженер-полковник Антошин и инженер-майор Алимов предложили сделать на нем кабину стрелка. Вскоре в 1-м авиационном корпусе были переоборудованы 66 штурмовиков. Во второй кабине установили крупнокалиберный пулемет. В первых же боевых вылетах на этих самолетах стрелки сбили несколько «мессершмиттов».
Генерал-полковник авиации Ф. П. Полынин в книге «Боевые маршруты» указывал, что в 6-й ВА, которой он командовал, на одноместном штурмовике была смонтирована кабина стрелка с пулеметной установкой ШКАС. Предложил доработку командир 243-й шад подполковник И. Данилов при активном участии главного инженера 6-й ВА В. Кобликова. Доработанный самолет осматривала в Москве в сентябре 1942 года комиссия руководителей ВВС и авиапромышленности, которая одобрила эту работу и высказалась за проведение аналогичной доработки самолетов, находящихся в воинских частях.
Правда, такой массовой доработки воевавших одноместных штурмовиков тогда проведено не было. Да к тому же нельзя не сказать и о том, что среди летчиков-штурмовиков появилось немало приверженцев и одноместного «ила». Эти летчики, в совершенстве овладев «летающим танком», отлично воевали на нем, эффективно действуя и по наземным, и по воздушным целям. Примеры тому были практически в каждом штурмовом авиаполку, например — успехи летчиков 299-го шап Рябошапко, Жигарина и многих других.
В апреле 1942 года количество сданных в Красную Армию самолетов вплотную подошло к уровню выпуска машин на старой площадке. Слово, данное правительству заводом № 18 и его смежниками, было выполнено!
Это обстоятельство дало заводскому коллективу право выступить инициатором Всесоюзного социалистического соревнования работников авиационной промышленности. В обращении, опубликованном в «Правде», говорилось:
«…В предмайские дни 1942 года коллективы самолетостроительного ордена Ленина завода № 18 и моторостроительного ордена Ленина завода № 26 выступили с предложением организовать Всесоюзное социалистическое соревнование работников авиационной промышленности… Взвесив свои силы, мы Пришли к общему мнению, что можем не только выполнять, но и перевыполнять государственный план выпуска самолетов и моторов».
Политбюро ЦК ВКП(б) одобрило это предложение передовых заводов, которое было подхвачено не только в авиационной промышленности, но и в других отраслях народного хозяйства страны.
13 мая 1942 года Государственный Комитет Обороны учредил переходящие Красные знамена победителям Всесоюзного соцсоревнования предприятий авиационной промышленности.
Политбюро ЦК вынесло специальное решение о выделении средств для премирования победителей этого соревнования.
В мае 1942-го каждый номер «Правды» содержал сообщения о новых отраслях промышленности и предприятиях, вступающих во Всесоюзное соревнование, начатое авиазаводами. Этот почин вылился в движение огромной экономической и политической важности.
8 июня в «Правде» были опубликованы итоги Всесоюзного социалистического соревнования, начатого двумя коллективами. И там на первом месте — завод № 18!
С огромной радостью и гордостью встретили заводчане известие о присуждении предприятию первого места и переходящего Красного знамени за работу в мае 1942 года.
В том же номере газеты заместитель народного комиссара авиапромышленности П. В. Дементьев писал:
«…Завод № 18 был эвакуирован из прифронтовой полосы в глубокий тыл. Славный коллектив завода сумел в кратчайшие сроки установить и смонтировать оборудование, наладить нормальный производственный процесс и сразу же начать выпуск боевых самолетов. Обязательство выпустить в мае на пять процентов больше самолетов, чем предусмотрено планом, выполнено. В течение всего месяца завод работал равномерно, по графику. В мае производительность труда выросла на 24,4 процента. На сотни часов сокращено время, затрачиваемое на изготовление самолета».
9 июня торжественный митинг посвящался вручению заводу № 18 переходящего Красного знамени ГКО.
Знамя вручали фронтовые летчики штурмовики-гвардейцы. Передавал его Герой Советского Союза майор Песков. Фронтовики выражали благодарность труженикам завода, хвалили боевые «илы» и просили, чтобы их было еще больше. Поздравляя коллектив завода с заслуженной победой, гвардейцы обещали еще успешнее громить врага.
Высокую награду — переходящее Красное знамя — принял от фронтовых летчиков новый директор, поставленный вместо погибшего в катастрофе Шенкмана, бывший главный механик и начальник производства завода Александр Александрович Белянский.
Стоя на одном колене, Белянский поцеловал край знамени, а затем, приняв его древко и выпрямившись, от имени коллектива завода дал клятву быть и в дальнейшем достойными высокой оценки партии и правительства.
Это были незабываемые минуты! Волнение и радость отражались на лицах всех заводчан, собравшихся на центральной площади и заполнивших прилегающие к ней улицы и проезды между корпусами.
В повседневных заботах и стремлении сделать больше и лучше многие из собравшихся, вероятно, еще недавно и не думали о таком торжественном часе, который довелось пережить теперь. Даже то обстоятельство, что их родной завод явился инициатором Всесоюзного соревнования, еще месяц назад далеко не всеми было воспринято как выдающееся событие.
Но сейчас, услышав из уст летчиков-гвардейцев слова, выражавшие наивысшую оценку труда заводского коллектива, услышав, как герои фронта называют заводчан героями тыла, все с чувством гордости начинали понимать, что являются участниками далеко не рядового митинга.
Стало ясно, что переходящее Красное знамя ГКО вручено сейчас не просто хорошо работающему коллективу, а предприятию, на которое можно равняться всем остальным.
Это был замечательный успех завода № 18. Но, оценивая его так высоко, надо помнить и о десятках заводов-смежников, о всех тех, кто обеспечил этому успеху победный финиш.
Очень жаркими выдались весна и начало лета 1942 года в районе нового промрайона. Быстро сошли большие снега, а на дожди природа оказалась скуповата. Степные аэродромы, продуваемые постоянными ветрами, превратились в своеобразные склады земляной пыли. Нога по щиколотку тонула в мельчайшем, мягком и очень подвижном покрытии. Нередко, взлетая звеньями, самолеты поднимали тучи мельчайшей пыли, которую и «глотали» следом взлетающие машины. На Ил-2 тогда не было воздушного фильтра. Вся пыль степных аэродромов почти беспрепятственно проникала в карбюратор, нагнетатель и цилиндры мотора. Смешиваясь с моторным маслом, эта пыль образовывала абразивную наждачную массу, царапающую, задирающую зеркальную поверхность цилиндров и поршневых колец. Моторы стали дымить…
Главный инженер 1-й запасной авиационной бригады Ф. Кравченко и начальник эксплуатационно-ремонтного отдела моторного авиазавода А. Никифоров на По-2 вылетели на аэродромы. На каждом они давали указание снять с моторов карбюраторы и везде обнаруживали неприглядную картину: в карбюраторах полно грязи, на стенках и лопатках нагнетателей моторов — слои спрессованной земли… Все сразу стало ясно.
Когда это было установлено и командование авиабригады доложило в Москву, оттуда поступило категорическое указание: полеты на Ил-2 в запасных полках прекратить, заводу № 24 в кратчайший срок отремонтировать или заменить вышедшие из строя моторы…
А таких моторов набралось около двух с половиной сотен… Двести пятьдесят штурмовиков Ил-2 сразу стали «на прикол». И это тогда, когда на фронтах каждая машина была на счету.
Конструкторам и заводам приказывалось немедленно разработать эффективный воздушный фильтр и установить его во всасывающий воздушный туннель самолета. Ввести этот фильтр в серийное производство. Все самолеты Ил-2, находящиеся в 1-й заб, срочно доработать — установить воздушные фильтры. Параллельно организовать аналогичную доработку самолетов, находящихся в действующей армии.
На заводе № 18 собралась солидная комиссия под председательством профессора Поликовского. Предложили в воздушный канал самолета установить специальную лабиринтную сетку, которая должна была окунаться в масло перед полетом и промываться бензином после полета. Но это — только принципиальная рекомендация, а нужна надежно работающая конструкция, обеспечивающая все требования: и защиту мотора, и удобство в эксплуатации. Далее — воздушный фильтр с мощной сеткой требуется только при движении самолета по земле. В полете он должен автоматически выключаться, чтобы не вызывать излишнего торможения воздуха и не снижать мощности мотора. Задача для конструкторов не простая…
Через двое суток опытный образец такого фильтра уже пошел в полет, начал и быстро и успешно закончил испытания.
Несколько производственных участков на заводах, круглосуточно работая, в считанные дни изготовили сотни комплектов пылефильтров. Все самолеты 1-й заб были доработаны — на них установили воздушные фильтры. Заводские бригады продолжили эти работы на фронте.
Параллельно с конструкторами развернули свои работы и мотористы. Они сразу отказались от демонтажа моторов с самолетов и переборки их на заводе — это грозило срывом основной программы. Директор завода М. С. Жезлов вызвал к себе А. В. Никифорова и приказал:
— Александр Васильевич, тебе предстоит организовать и выполнить операцию невиданную в истории авиации — перебрать двести пятьдесят моторов на самолетах в полевых условиях. Что тебе нужно, говори. Срок на всю работу не больше двух недель, начинать надо немедленно.
— Нужны рабочие по моему списку, детали, связные самолеты и деньги, — четко отвечал Никифоров, уже обдумавший предстоящие работы.
— Все это тебе будет обеспечено, действуй и ежедневно докладывай!
И они начали действовать. Прямо на самолетах вскрывали моторы, защищали картеры заглушками, чтобы не попала в них пыль, а в снятых блоках цилиндров тут же, в переносных палатках, перепрессовывали гильзы, заменяли поршни с кольцами, заменяли и притирали клапаны. На переборке моторов работали высококвалифицированные специалисты, подобранные Никифоровым, делали все на совесть.
А заводы, многие тысячи людей в это грозное, чрезвычайно опасное военное время напряженно трудились, день ото дня наращивая выпуск «илов». Поток самолетов, вытекавший из ворот цеха главной сборки завода № 18, довольно быстро заполнил все отработочные полосы заводского аэродрома. Было очень важно сохранить плотность этого потока и дальше. Здесь многое зависело от правильной организации работ в аэродромном цехе.
Центральным звеном аэродромного цеха была рабочая бригада во главе с бортмехаником. В состав этой бригады входило 5–7 мотористов. Должность моториста была в какой-то мере условной, так как практически все члены бригады являлись высококвалифицированными слесарями-универсалами и занимались не только моторами, но и другими агрегатами самолета — шасси, закрылками, системой управления, электросистемой, вооружением. В процессе отработки «ила» и подготовки его к полету строгого деления на «твое» и «мое» не было: бригада работала монолитно, применяя принцип взаимопомощи.
Несколько таких рабочих бригад объединялись в участок, во главе которого стоял старший бортмеханик. В составе аэродромного цеха было несколько участков основного производства.
Крупным самостоятельным участком в составе аэродромного цеха являлся участок собственно летных испытаний — летно-испытательная станция, объединявшая весь летный состав.
До переезда на новое место, в Воронеже, существовало два самостоятельных подразделения — аэродромный цех и ЛИС. Но опыт работы показал необходимость объединения этих двух коллективов в один. За ним осталось привычное название ЛИС, но объем работ и роль на заключительном этапе выпуска самолетов стала новой. В объединенную ЛИС входили также различные вспомогательные подразделения — станции бензо — и масло-заправок, собственно аэродромные службы и прочее. Имелся также транспортный отряд с самолетами Ли-2 и По-2.
Велико было хозяйство объединенной ЛИС, и не простым делом было руководство им, обеспечение равномерной загрузкой и осуществление контроля за работой многочисленных участков, а также ведение четких взаимоотношений с военными, которым передавались тысячи штурмовиков.
Начальник объединенной ЛИС Д. Н. Сиренко и его заместитель по летному участку А. Т. Маковецкий поставили дело так, что у них почти отсутствовал управленческий аппарат, все работали на программу. Они сами подавали в этом пример, чуть ли не круглосуточно находясь на рабочих местах…
Давайте пройдем на аэродром за новеньким «илом», только что поступившим на отработочную площадку и посмотрим, что с ним происходит.
Прежде всего после осмотра самолета выполняют расконсервацию его двигателя. Затем машина заправляется бензином, маслом и охлаждающей жидкостью. Убедившись в полной исправности систем, в отсутствии течей, бортмеханик приступает к самой главной своей операции — пуску мотора. Первое опробование нового двигателя на новом самолете — очень сложная и ответственная операция. Выведенный на основной режим работы мотор оглушительно ревет. Этот рев дополняется шумом воздушного винта. Все, что находится за плоскостью вращения винта, стремительно уносится воздушным потоком. Далеко позади самолета еще бушует метель, но механик работает с открытым фонарем кабины: так лучше слышны ему все нюансы биения самолетного сердца…
Бортмеханик опробовал мотор, убедился в том, что он работает нормально, все системы функционируют как положено, получил подтверждение контрольного механика и военпреда, которые вместе с ним участвуют в опробовании мотора, и доложил о готовности самолета к вылету. Этот доклад с выводом «готов к полету» оформляется полетным листом, который после подписи его начальником ЛИС вручается свободному летчику-испытателю. Тот с помощью бортмеханика надевает парашют и занимает место в кабине.
Звучит традиционная команда «От винта!» и ответ «Есть от винта!», и летчик запускает мотор. Прогрев его, пилот знаком показывает, чтобы убрали упорные колодки, рулит к взлетной полосе и взлетает, направляясь в испытательную зону.
А тем временем бортмеханик и его помощники уже снуют возле следующего самолета. Взгляды их при этом частенько скользят по горизонту. Наконец над его линией показывается ранее ушедший «ил», заходит на посадку.
Вот приземлившийся самолет подрулил на исходную рабочую площадку, развернулся и встал. Мотор работает на малых оборотах, летчик сидит в кабине и записывает на планшет те из своих наблюдений, которые он не успел записать в полете.
Бортмеханик птицей взлетает на крыло самолета и через открытую форточку фонаря кабины кричит летчику: «Ну как — «убит?»
Отрываясь от записей, летчик кричит в ответ: «Убит!» — и показывает большой палец. На здешнем жаргоне это означает, что полет прошел успешно. Летчик открывает фонарь кабины и кричит бортмеханику:
— Мотор подтряхивает на номинале, наверное, нужно чуть убрать наддув и посмотреть свечи. Вот послушай. — Он увеличивает обороты мотору. Они с летчиком прислушиваются к могучему рокоту. Но вот двигатель выключен, и бортмеханик с летчиком уже на земле заканчивают свой диалог.
— Машину немного валит вправо, подверни на один оборот тягу триммера. О моторе мы договорились. Остальное в порядке.
— Все будет сделано, свечи заменим. Можно готовить сдаточный?
Летчик уходит оформлять полетный лист, куда запишет свои замечания. А бортмеханик с помощниками и контрольным механиком принимаются устранять отмеченные в полете ненормальности и готовить машину к следующему полету, в который отправится уже военный летчик-приемщик.
Конечно, бывает и так, что испытатель привозит и более серьезные замечания, для устранения которых потребуется многочасовая работа специалистов, возможно, и не только из бригады ЛИС, а затем и повторный контрольный полет. Военный летчик, в свою очередь, может обнаружить на самолете какие-то неполадки, для устранения которых тоже потребуется время. А его-то как раз и нет у бортмеханика и его бригады — на очереди стоят следующие самолеты; от них уже тесно на отработочной площадке, а солнце неумолимо катится к закату…
Нелегко, ох как нелегко было работникам ЛИС успевать за всем заводским коллективом испытывать и сдавать огромное и всевозраставшее количество штурмовиков.
И в этой сложнейшей обстановке главную роль в организации работ и труда на ЛИС сыграло плановое начало. На основе опыта отработки и летных испытаний большого количества самолетов еще в Воронеже, в цехе Сиренко, получили возможность установить конкретные нормы в часах на выполнение той или иной операции. Были разработаны и выдавались бригадам почасовые графики отработки самолетов: столько-то на отстрел оружия, столько-то на заправку самолета горючим, на расконсервацию мотора… Работа по этим графикам подкреплялась экономическими стимулами, прогрессивно-премиальной системой.
Но следует сказать, что эти организационные мероприятия смогли дать ощутимый результат потому, что на ЛИС годами подбирался и ко времени войны сформировался исключительно работоспособный коллектив специалистов высокой квалификации и большого производственного опыта, людей, влюбленных в свое трудное дело, энтузиастов авиации.
Все бригады на ЛИС работали отлично, но чаще всех слышалось имя Михаила Никулина — бортмеханика уникального, который со своей бригадой ежемесячно сдавал самолетов больше других бригад. В отдельные месяцы количество отработанных и сданных передовиками самолетов доходило до трех десятков, тогда как средняя норма едва превышала половину этой величины. Такие успехи являлись результатом чрезвычайно высоко организованного труда, величайшего умения и предельного напряжения всех сил каждого работника.
Над организацией работ на ЛИС и поддержанием высоких темпов немало потрудились заместитель начальника аэродромного цеха М. А. Шишкин, начальники участков И. П. Сорокин, В. И. Лопухов, а также старшие бортмеханики Смирницкий, Политов, Николаев и многие другие.
На ЛИС кроме отмеченной группы специалистов по наземной отработке самолетов подобрался боевой коллектив высококвалифицированных летчиков-испытателей. Многие из них были военными летчиками, командирами и еще в тридцатые годы приказом наркома обороны откомандированы на завод № 18.
Первоклассное мастерство летчиков-испытателей при отличной отработке и подготовке самолетов бригадами ЛИС обеспечивало практически безаварийное проведение летных испытаний невиданно огромного числа серийных самолетов. Конечно, и А. Т. Маковецкий и его заместитель Е. Н. Ломакин, будучи людьми военными, поддерживали строгую военную дисциплину и среди летного состава ЛИС. Они контролировали каждый полет от взлета и до посадки — двусторонняя радиосвязь.
Большую помощь коллективу ЛИС оказывала бригада специалистов завода имени Фрунзе в составе 15–20 человек. В течение всей войны эти люди постоянно работали на заводе № 18. Они быстро устраняли выявленные при испытаниях недостатки моторов, оказывали помощь механикам ЛИС в регулировке и отладке моторов на земле. Такие специалисты-фрунзенцы, как Р. Колганов, Д. Киселев, М. Волошин, П. Тазин и многие другие своей самоотверженной работой во многом способствовали общему успеху.
В целом на ЛИС в те времена установилась хорошая, деловая товарищеская обстановка, которая бывает в коллективе, сплоченном вокруг своей партийной организации. Имело место очень высоко развитое чувство ответственности каждого за свое дело и за работу всего цеха. Благодаря этому стало возможным выполнение той огромной работы, о которой ветераны и сами сейчас вспоминают с удивлением, и достижение высоких качественных показателей, и малая аварийность полетов.
Что такое полет только что собранного, новенького серийного самолета-штурмовика? Первый полет машины, созданной для того, чтобы работать в воздухе? Прежде всего это генеральное испытание, контроль правильности сборки и функционирования, генеральный контроль всех многочисленных узлов, агрегатов и систем, образующих чудо — «летающий танк».
Многим испытаниям подвергаются элементы и агрегаты самолета в процессе его постройки и наземной отработки. Но все они, вместе взятые, не смогут заменить даже одного испытательного полета. А коль скоро испытательный полет — это контроль, значит, в нем могут быть выявлены какие-то ненормальности, дефекты, место и форму проявления которых никто заранее указать не может.
Бывало и так, что первые полеты обнаруживали незнакомые опасные «сюрпризы». И встречи с ними, появление их на самолете не всегда заканчивались благополучно.
Летчик-испытатель В. Т. Буренков, возвратят из очередного полета, записал в полетный лист необычное замечание: перегревается мотор.
Пока разгадывали эту загадку на буренковском самолете, аналогичная запись появилась в полетном листе К. К. Рыкова, затем С. Д. Королева и других летчиков.
Стало ясно, что имеет место массовый дефект, что, по-видимому, кто-то из заводов-смежников крепко «напахал». Но команда «Стоп» раздалась не где-нибудь, а на заводе № 18. Сдача самолетов прекратилась. Объявлен аврал.
Прежде всего проверили самолетные элементы — трубопроводы, краны, фильтры. Нарушений не обнаружили. Стали грешить на двигатели, но мотористы быстро, после тщательных проверок, отвели эти доводы.
Попробовали на буренковской машине заменить радиатор масляной системы другим таким же взятым со склада и, на счастье, попали в цель. В первом же полете на этом самолете после замены радиатора стало ясно, что дефект устранен — перегрева мотора больше не было.
Стали изучать снятый с этой машины маслорадиатор, разрезали его и обнаружили, что отдельные секции радиатора забиты, закупорены свинцовым припоем. Масло по сотам этих секций не циркулировало, не охлаждалось и снова, горячее, поступало в мотор.
По опыту машины Буренкова выходило, что не все масло-радиаторы последней партии имеют опасный дефект. Конечно, сообщили об этом поставщику, но и сами не сидели сложа руки. Заводчане срочно сделали установку для замера гидравлического сопротивления радиатора. На ней сквозь радиатор прокачивали масло и видели, с каким усилием оно через него протекает. Таким путем удалось отбраковать негодные радиаторы. Сдача штурмовиков возобновилась.
Кроме повседневных испытательных полетов на заводе проводились ежеквартальные контрольные испытания «ила». Целью их являлась проверка сохранения серийными самолетами всех установленных технических характеристик.
Теоретически серийные самолеты одного типа, изготовляемые по одному комплекту чертежей, должны быть строго одинаковыми. Практически существуют десятки возможностей, которые в своей сумме могут нарушить этот принцип, ухудшить летные характеристики штурмовика.
Контрольные партионные испытания — так они назывались — носили строго официальный характер. Проводились они комиссией специалистов под председательством старшего военного представителя на заводе. Так же официально, по назначению военпреда, выделялся для этих испытаний один из серийных самолетов от зачетной партии, выделялся летчик-испытатель и назначался срок испытаний. По результатам этой работы составлялся подробный технический отчет, который после его утверждения становился официальным свидетельством, высшим аттестатом качества самолетов, выпускавшихся заводом за определенный период.
…Не ограничиваясь периодическими контрольными испытаниями, Управление ВВС ввело дополнительные летные испытания группы из трех штурмовиков на износ. Идея испытании состояла в том, чтобы в кратчайший срок выработать на этих машинах ресурсы, установленные для всех агрегатов, затем превысить их и определить «слабые» места штурмовика. Эти испытания проводились также официальной представительной комиссией и дали много полезных сведений.
Следует отметить, что часть работ по летным испытаниям самолета Ил-2 и мотора АМ-38Ф, связанных с их усовершенствованиями, проводилась в 1-й заб. Так, комбриг полковник А. Подольский отрабатывал в полете отдельные вопросы боевого применения штурмовика, в частности — ночные полеты на нем. Заместитель комбрига подполковник П. Царев проводил испытания штурмовика в полетах на дальность и продолжительность. В авиабригаде проводились сравнительные летные испытания на Ил-2 различных воздушных винтов, запальных свечей, магнето и других агрегатов самолета и мотора. Кроме существенной помощи промышленности, результаты этих испытаний обогащали опытом эксплуатации штурмовика авиаполки, формировавшиеся в 1-й заб.
Одним из первых штурмовых полков, сформированных ранней весной 1942 года в 1-й заб, был 504-й шап, командиром которого назначили майора Ф. З. Болдырихина. Заместителем командира второй эскадрильи этого полка стал знакомый нам летчик старший лейтенант, ныне маршал авиации Герой Советского Союза Иван Иванович Пстыго. Командир запасного полка, в котором формировался 504-й шап, ознакомившись с документами И. Пстыго, прибывшего в его распоряжение с фронта, где он уже успел повоевать, решил назначить его заместителем командира эскадрильи своего запасного полка, даже не поговорив с самим летчиком. Но Пстыго, узнав об этом, пришел к Ф. Болдырихину, рассказал ему ситуацию и… наутро улетел с 504-м авиаполком на фронт.
Пунктом назначения 504-го шап был определен Елец. Летели с несколькими промежуточными посадками. В феврале часты метели, аэродромы укатаны плохо. Ил-2 одноместные, технического состава с полком нет, многое при подготовке самолетов к полетам приходится делать самим летчикам. И здесь они сделали интересное и полезное для себя «открытие». В верхней части бронекорпуса Ил-2, над развалом блоков цилиндров мотора, имелось своеобразное «корыто» — вход в туннель водяного радиатора. Сам радиатор размещался внутри бронекорпуса за мотором, а упомянутое «корыто» и часть туннеля образовывали гладкое ложе. Оказалось, что если после прогрева мотора вечером забраться на это очень теплое «корыто», опустить в туннель ноги, не снимая промерзших унтов или валенок, сверху накрыться толстым моторным чехлом, то можно прекрасно спать на любом морозе. При этом еще и унты подсыхают…
Но вот холод берет свое — летчик в «корыте» начинает мерзнуть. Это означает, что мотор уже крепко остыл и его необходимо снова запускать и прогревать. А дальше — опять в «корыто» — досыпать до подъема.
— Ах, какой тогда у нас, молодых, был сон — мечта! Теперь бы так спать на современной хорошей постели, — улыбается Иван Иванович Пстыго, вспоминая те годы…
С аэродрома Ельца 504-й шап начал свою боевую работу. Ежедневные вылеты на штурмовку различных вражеских объектов. Здесь Иван Пстыго и его товарищи совершенствовали свое мастерство. Тогда перед войсками этого района была поставлена задача, которую войсковая печать формулировала так: «Подарим матери-Родине город Мценск к 1 мая 1942 года!» Но противник, его оборона были еще достаточно крепки, и упомянутый подарок осуществить не удалось. Летчики 504-го авиаполка в боях за Мценск побили много вражеской техники и живой силы, но и сами потеряли несколько машин, а четыре штурмовика пришлось сдать на ремонт в ПАРМ.
Полк перебросили под Харьков, где готовилось большое наступление. В те дни под Харьковом полковник М. И. Горлаченко формировал 226-ю штурмовую авиационную дивизию, в которую, кроме 504-го полка, вошли и 505-й шап под командованием Чумаченко и 800-й шап, командир полка Митрофанов.
В начале июня 504-й шап из-под Харькова, где он участвовал в неудачной попытке освобождения города, перелетел на аэродром Уразово. Тогда в этом районе генерал Т. Т. Хрюкин начинал формирование 8-й воздушной армии, в которую была включена и 226-я штурмовая авиадивизия.
Хрюкин прибыл в Уразово и с ходу поставил перед командиром 504-го шап неотложную боевую задачу: нанести всеми наличными силами полка штурмовой удар по скоплению железнодорожных эшелонов с горючим, внезапно захваченных врагом на станции Приколотная. По данным разведки, немцы организовали сильную оборону этой станции, и для удара надо было воспользоваться тем, что шел дождь и была отвратительная видимость.
Командир полка вызвал на КП старшего лейтенанта Ивана Пстыго:
— Товарищ старший лейтенант, вы поведете группу из пятнадцати самолетов на станцию Приколотная. Задача — уничтожить скопление железнодорожных эшелонов на станции.
— Товарищ командир полка, я не могу вести такую большую группу, — откровенно признался летчик, — при такой плохой видимости я ее просто не соберу…
— Что же ты предлагаешь? — начал «накаляться» комполка.
— Разрешите лететь на задание втроем: мне, моему заместителю и командиру звена?
— Ну, действуй, только чтобы задание было выполнено!
Пошли бреющим — все-таки при отсутствии видимости легче ориентироваться — и, на счастье, вышли прямо на цель.
Первые эрэсы, пущенные с горизонтального полета при малой высоте, пошли мимо. Пстыго едва успел скомандовать: «Бомбы», — как все трое сыпанули на станцию, на скопление эшелонов, залпом все содержимое своих бомбоотсеков — двенадцать стокилограммовых бомб. Так же на бреющем проскочили за границы станции, развернулись, чтобы «добавить огоньку», но этого явно не требовалось. На станции все пылало и рвалось. Огромный столб дыма поднимался в дождливое небо, сливаясь с ним…
Оставшимися эрэсами ударили по вражеской зенитной батарее и пошли в Уразово.
Поставив самолет в укрытие, Пстыго направился на КП полка доложить командиру и с удивлением увидел, что рядом с ним у входа в землянку стоит незнакомый генерал высокого роста. Это был Т. Т. Хрюкин.
Пстыго подходит, начинает докладывать о полете, а генерал прерывает его, заключает в свои медвежьи объятия и поздравляет старшего лейтенанта с блестящим выполнением задания. Он уже получил донесение о том, что ни станции, ни тех эшелонов больше не существует.
Впоследствии генерал Хрюкин не раз вспоминал этот боевой вылет тройки «илов» как образцовое выполнение чрезвычайно сложного боевого задания.
На второй день 504-й шап получил задание штурмовать вражеский аэродром Граково, откуда немцы летали бомбить наши войска. Ведущим полетел сам комполка. Пстыго был во главе своей эскадрильи. Трасса пролегала через полевой аэродром близ поселка Печенеги, который, по данным разведки, вражеская авиация оставила несколько дней назад.
Летят. И вдруг Пстыго видит — на земле под его самолетом образуются мощные клубы пыли, а из них… «вылезают» два немецких истребителя Ме-109. Они разбегаются перед взлетом. Пстыго быстро передает эскадрилье, идущей следом за ним:
— Бейте бомбами!
И те ударили. Да так аккуратно, что пригвоздили к земле обоих «мессеров».
Но потерь, к сожалению, не избегал и 504-й шап. Правда, безвозвратных потерь было не так много, но повреждений самолетов, с которыми едва добирались до базы — хватало. Ближайшие ПАРМ размещались тогда в Ельце, там на ремонте находились четыре «ила», принадлежавших 504-му полку.
Вскоре Иван Пстыго получил задание — взять трех летчиков, выехать в Елец, получить и перегнать в полк отремонтированные штурмовики.
Машины действительно были восстановлены, но не облетаны, так как в ПАРМ своих летчиков не было. Первый самолет поднял в воздух Пстыго, но едва он оторвался от земли, как почувствовал острую боль в левом глазу. В зрачок впилась металлическая стружка, оставшаяся в кабине после ремонта и поднятая с мусором воздушной струей при взлете.
С большим трудом посадил летчик свою машину — острая, все усиливающаяся боль, слезы, застилавшие глаза… Его тут же отвезли в медсанбат, где магнитом извлекли злосчастную стружку.
Но главные приключения у Пстыго и его товарищей были еще впереди. Когда они направлялись в Елец, то не знали, что там уже находился генерал С. А. Красовский, формировавший 2-ю воздушную армию. Самым «узким» местом новой воздушной армии и в те дни была штурмовая авиация. Точнее, у Красовского еще не было соединений, вооруженных самолетами Ил-2. Поэтому он приказал начальнику ПАРМ в Ельце ни одного Ил-2 после ремонта без его ведома не выдавать. А с Пстыго у генерала Красовского произошел примерно такой разговор:
— Вы, старший лейтенант, кем были в своем полку?
— Командиром эскадрильи, товарищ генерал.
— Вот и у меня им будешь, — перешел он на «ты». — А так как у меня вот эти четыре отремонтированных «ила» пока единственные, ты будешь у меня вроде заместителя по штурмовой авиации, — шуткой закончил разговор генерал, считая, видимо, вопрос исчерпанным.
Что же делать командированному старшему лейтенанту? Старше Красовского по званию и по должности в Ельце никого не было. А к тому же Пстыго в штабе встретил знакомого летчика из полка истребителей, охранявших Елец, и от него узнал, что их полк получил от Красовского указание ни одного Ил-2 отсюда не выпускать… Что же делать? И Пстыго пошел на хитрость.
Воспользовавшись тем, что из ПАРМ в облет самолеты выпускались, Пстыго договорился со своими ведомыми, что они поодиночке с интервалами вылетают «в облет», а затем собираются в условленном месте и улетают в Уразово. Так и сделали. Улетели-таки!
Но следом за ними полетела телеграмма от командующего 2-й ВА Красовского командующему 8-й ВА Хрюкину с требованием наказать дерзкого старшего лейтенанта…
Несмотря на ударную работу авиазаводов, так еще велик был в то время спрос на штурмовики Ил-2.
В начале Сталинградского сражения 504-й шап, получив пополнение — 22 штурмовика, разместился на полевом аэродроме. Это как раз напротив Сталинграда, в полусотне километров от него. Степь, жара, пыль. По степи движутся вражеские мотоколонны. Их далеко видно по тучам пыли. Наши штурмовики вылетают на поиск этих колонн и почти без промаха бомбят прямо по центру такого пыльного облака… Но вскоре враг попытался хитрить.
Однажды Иван Пстыго повел группу самолетов на боевое задание — бомбить вражеские колонны. Увидев очередную цель — мощные клубы пыли в степи, движущиеся по направлению к Волге, комэск построил эскадрилью для атаки и стал вглядываться в обстановку на земле. Обратил внимание на автотягач, резво бегущий впереди пыльного облака и как бы везущий его. Еще снизился, пролетел над тягачом и увидел, что за ним длинной — несколько десятков метров — змеей тянется по земле трос, к которому прицеплена связка деревьев с полной кроной. Этот «скребок», волочащийся за автотягачом, поднимает такой столб пыли, что с самолета его легко можно принять за пыль от колонны… После того как автотягач взорвался от пушечного залпа, облако пыли остановилось.
Прилетели на базу, доложили, посмеялись. Но командование полка сразу же направило соответствующую информацию в штаб Т. Т. Хрюкина, чтобы предостеречь от ошибок другие полки.
А враг наседал. Все новые соединения фашистских полчищ бросались на сталинградское направление. 504-му шап пришлось несколько раз менять аэродромы базирования и, наконец, перелететь на левый берег Волги.
Аэродром — огромное поле — это примерно в ста километрах от Сталинграда. Отсюда штурмовики совершали боевые вылеты — били по врагу, бешено рвущемуся к городу и к великой русской реке.
К этому времени стараниями промышленности численность бронированных штурмовиков в действующей армии значительно возросла.
226-я штурмовая авиадивизия выросла необычайно, в ней оказалось целых восемь авиаполков. С заводов поступали новые самолеты-штурмовики. И все было бы очень хорошо, если бы не молодость, точнее — неопытность, необстрелянность значительной части пополнения 226-й и других авиадивизий. Дело в том, что пополнение шло не только через 1-ю заб, а и прямо из авиашкол, а также из числа летчиков, потерявших в боях не только штурмовики, но и самолеты других марок.
Вот в такое чрезвычайно напряженное время очень остро встал вопрос о доучивании молодых летчиков-штурмовиков. Необходимость и целесообразность этого диктовалась всем опытом прошедших месяцев войны, и командование 8-й ВА сознательно пошло на такое мероприятие.
Серьезность и обстоятельность подхода к этому вопросу видны из того, что Т. Т. Хрюкин поручил тогдашнему своему заместителю С. И. Руденко обобщить известный им боевой опыт штурмовой авиации. Руденко собрал небольшую группу опытных летчиков-штурмовиков, в которую вошел и комэск Пстыго, и на одном из «тихих» аэродромов организовал своеобразный учебно-методический центр. Там в многократных полетах отрабатывались и тут же фиксировались на бумаге основные приемы боевых действий «илов»: бомбометание из различных режимов полета, в частности — с крутого планирования, стрельба эрэсами, стрельба из пушек и пулеметов по наземным и воздушным целям, уходы после атаки наземных объектов и другие приемы. Так же отрабатывались и способы обороны от атак истребителей. В частности, было подробно отработано и расписано построение группы «илов» в оборонительный круг, когда каждый штурмовик охраняет летящего перед ним товарища.
За неделю интенсивной работы была создана первая инструкция по боевому применению самолета-штурмовика, инструкция, вобравшая большой боевой опыт, написанная самими воздушными бойцами. Хрюкин тут же утвердил ее к действию в 8-й ВА, и она быстро вошла в жизнь всех штурмовых подразделений, во многом способствуя быстрейшему вводу в строй молодого пополнения летного состава и снижению потерь. Инструкцию, как рекомендацию, переслали также в Управление ВВС.
А бои за Сталинград продолжались с нарастающей силой. Соединения нашей авиации громили вражеские огневые средства, уничтожали подходившие к городу резервы, штурмовали аэродромы. Нередки были задания и на штурмовку вражеского переднего края, когда от авиаторов требовалась буквально ювелирная работа, чтобы не ударить по своим войскам.
Однажды командарм Т. Т. Хрюкин, находившийся в Сталинграде на КП генерала А. И. Еременко, потребовал срочно выслать эскадрилью «илов» для подавления группы вражеских танков, прорвавшихся к нашим укреплениям. Командир полка Ф. З. Болдырихин вызвал комэска Пстыго:
— Товарищ старший лейтенант, вам надлежит вылететь со своей эскадрильей курсом на город, там в районе улиц Саратовская и Коммунистическая находятся фашистские танки, которые необходимо уничтожить. Действовать надо очень аккуратно, так как соседнюю улицу занимают наши войска…
Восемь раз эскадрилья И. Пстыго пикировала на танковую колонну, аккуратно сбрасывала свой смертоносный груз на вражеские машины. Боевое задание было успешно выполнено, под прикрытием штурмовиков наши автоматчики сделали мощный рывок и заняли несколько улиц…
Возвратившись на базу, комэск И. Пстыго начал докладывать командиру полка майору Ф. Болдырихину:
— Докладывает старший лейтенант…
— Отставить, — прерывает комэска Болдырихин и улыбается. — Теперь вы капитан, товарищ Пстыго. Только сейчас сообщили с КП, что подписан приказ о повышении вас в звании.
А через несколько часов пришла и еще одна радостная весть: летчики эскадрильи Пстыго награждены орденами. Сам комэск награжден вторым орденом Красного Знамени.
В сражении под Сталинградом заметно выделялись боевыми успехами штурмовые авиасоединения. Приведем только одну справку из фронтовой газеты «На штурм врага». В номере от 7 ноября 1942 года, поздравляя своих читателей с 25-й годовщиной Великого Октября, газета сообщала:
«…Смелыми и внезапными ударами летчики-штурмовики наносили огромные потери врагу. Уничтожено и повреждено несколько сотен танков, 1623 автомашины, 136 самолетов, из них 17 — в воздушных боях, 102 орудия, до 10000 вражеских солдат и офицеров.
На первое место в предоктябрьском соревновании вышла боевая часть товарища Болдырихина, воспитавшая таких героев, как товарищи Веденин, Иванов, Батраков, Докукин, Пстыго, Прутков…»
А вражеский генерал отмечает в упомянутой выше книге: «Немецкие офицеры как Армии, так и ВВС особо выделяют тот факт, что самолеты-штурмовики оказывались в небе в самых неблагоприятных погодных условиях для оказания поддержки наземным силам даже в сплошной облачности с минимальной видимостью… Авторы всех немецких источников в своих мнениях сходятся в том, что самолет Ил-2 был эталоном самолета-штурмовика 1942–1943 гг… Самолет Ил-2 — свидетельство исключительного прогресса, он являлся главным, основным противником для немецкой армии…»
Но, отдавая должное успехам наших штурмовиков, не следует думать, что эти успехи доставались им без потерь. Впечатление о том, что летчикам-штурмовикам на «илах» всегда везло, будет несправедливо, хотя значительная доля правды в нем имеется. У этого «везения» было две основы: мастерство летчиков и великолепные защитные свойства «илов». Вот один из многих примеров.
В конце июля 1942 года летчик 621-го шап старший лейтенант Сироткин в составе эскадрильи одноместных Ил-2 штурмовал переправу через Дон в районе станицы Цимлянская…
«Мессершмитт» зашел сбоку, и его снаряды повредили моторную установку «ила» и пробили боковую задвижку фонаря кабины летчика. При этом осколок разорвавшегося в кабине снаряда угодил Сироткину в голову. Кровь из раны заливала глаза, голова кружилась, летчик потерял возможность вести активную оборону и развернул машину в направлении на свою базу. Летит, а «мессер» продолжает бить по штурмовику из пушек и пулеметов, заходя для атак с разных сторон…
Сироткин чувствует, что мотор его машины тянет на пределе. Еще несколько атак — разрывом снаряда с левого крыла вырывает большой участок обшивки. На правом крыле уже не одна такая зияющая дыра. А штурмовик все летит…
Вот «мессер» еще раз заходит сбоку, длинная очередь по фюзеляжу — и самолет Сироткина вдруг резко клюнул носом вниз.
«Перебита тяга руля, теперь конец, — проносится мысль в голове летчика. — Хотя, стоп, ведь есть еще триммер…»
Лихорадочно крутит Сироткин штурвальчик управления триммером, отклоняя этот маленький «рулек», укрепленный на задней кромке руля высоты, и самолет снова летит горизонтально…
А где же фашист?
Израсходовав весь боекомплект, Ме-109 последний раз подошел к «илу», подстроился близко — крылом к крылу. Сироткин видел, с каким любопытством разглядывал его вражеский летчик, потом он отвернул свою машину и удалился.
Теперь у Сироткина задача поскорее посадить машину, сберечь мотор. Шасси выпускать пришлось аварийно. Долго крутил лебедку. А когда приземлился в степи, то по сильной тряске на пробеге почувствовал, что оба колеса у него пробиты.
Но «ил» все выдержал, привез летчика к своим…
Через несколько дней, выйдя из медсанбата и прибыв в свой полк, Сироткин увидел свою голубую пятерку (хвостовой номер самолета) стоящей в строю. Трудно было поверить, но это был факт: машину готовили к очередному боевому вылету!
А ведь после того боя Сироткин уже и не надеялся встретиться со своим любимцем и спасителем. Тогда на самолет страшно было смотреть: крылья во многих местах разрушены, сорванная обшивка висит лохмотьями, фюзеляж и хвостовое оперение иссечены пулями и снарядами, боковина фонаря разбита, выведены из строя несколько приборов в кабине, прострелен маслорадиатор. Даже лопасти воздушного винта и то имели по нескольку пробоин…
Александр Иванович Сироткин, несмотря на свой приветливый, душевный нрав, не отличался особой сентиментальностью.
Год войны ожесточил и этого, недавно благодушного, русского парня. А тут он не выдержал — растрогался. Обошел свою «пятерку», подошел к фюзеляжу самолета, прижался к нему…
Прибежал авиатехник, молоденький сержант.
— Вот и отремонтировали ваш самолет, товарищ старший лейтенант. Нам здорово повезло: в соседнем полку была ремонтная бригада с завода. Они и помогли. Комэск машину уже облетал, все в порядке. Сейчас идет подготовка к боевому вылету, — уже почти по форме закончил свой доклад сержант-авиатехник.
Чрезвычайно насыщенными, вместившими большие и разнообразные события, были месяцы 1942 года для всех коллективов, трудившихся в новом авиационном промышленном комплексе.
Строительно-монтажные специализированные организации, успешно завершали свои работы то на одном, то на другом участке, передавая их в эксплуатацию.
Коллективы заводов, практически параллельно со строителями, осваивали эти участки, начинали на них производственные процессы, направленные к одной, главной, общей для всех цели, — дать фронту как можно больше «илов»!
И хотя на огромной территории этого промышленного района, и особенно в его жилой зоне, еще оставались немалые объемы строительных работ, но в целом дела, совершенные строителями, были поистине впечатляющими.
Оценивая работу, проделанную строителями, областной комитет ВКП(б) в докладной записке, направленной в Центральный Комитет партии, отмечал:
«Благодаря героическому труду коллектива строительства за год с небольшим выросли в степи гигантские корпуса заводов, уже начавшие полнокровную жизнь… Люди этого коллектива проявили высокую степень сознания и своей ответственности за судьбы Родины в грозное время войны…»
29 марта 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР орденами и медалями были награждены 334 работника строительства.
Полностью строители завершили свою деятельность на площадке нового промышленного района в 1943 году. Тогда же большая группа строителей была вторично награждена орденами и медалями.
Завод № 18 со своими смежниками, превзойдя в мае 1942 года максимальную воронежскую выдачу штурмовиков, продолжал неуклонно наращивать темпы их строительства. Так же успешно действовали и другие заводы, строившие «илы».
Во второй половине 1942 года переходящее Красное знамя ГКО вручалось заводу № 18 шесть раз — ежемесячно. И всякий раз это было праздником для коллектива. Кроме почета и всенародного признания заслуг работники завода получали и существенное материальное вознаграждение: денежные премии, ордера на промышленные товары.
Всеобщее признание завоевывали и основные смежные предприятия — участники строительства «илов» и прежде всего — авиамоторный завод № 24 и завод № 207 бронекорпусов. Эти предприятия обеспечивали своей продукцией работу двух, а позднее — трех самолетостроительных заводов, коллективы которых непрерывно наращивали выпуск штурмовиков.
Выше рассказывалось, что тонкий броневой лист из стали АБ-1 для бронекорпусов изготавливал завод «Красный Октябрь» в Сталинграде. До своей эвакуации этот завод успел выдать подольчанам значительную партию бронелиста, которая и обеспечивала бесперебойную работу завода № 207 в первой половине 1942 года. Это было очень удачно, но в Сталинград затем пришла война…
Кто и где будет продолжать изготовление бронестали и катать тонкий лист? Этот вопрос по инициативе директора завода № 207 В. И. Засульского обсуждался у наркома черной металлургии И. Ф. Тевосяна в середине 1942 года. Тогда выполнение ответственного задания поручили Новокузнецкому металлургическому заводу.
С помощью сотрудников ВИАМ в Новокузнецке довольно быстро освоили варку новой для завода стали и прокат тонких листов из нее. Уже в ноябре 1942 года завод № 207 получил первую партию бронестали из Новокузнецка. Но теперь это была сталь АБ-2, с меньшим чем прежде содержанием никеля из-за его острого дефицита. Бронезащитные свойства стали АБ-2 из-за этого не ухудшились. А вот технологический процесс ее штамповки стал строже, для производственников сложнее. Впрочем, завод № 207 был уже в состоянии справиться с этими трудностями без потерь на выпуске продукции.
Дружный коллектив завода № 207, его передовые рабочие: слесарь-сборщик А. Елистратов, фрезеровщик Е. Попелышев, прессовщица Т. Миронова, старейший кадровик К. Ширяев и сотни других, сплоченные партийной организацией и при умелом техническом руководстве Б. Дубровикова, Ф. Захаркина, В. Михалевой, В. Келехсаева, в июне 1942 года уже выдал 500 бронекорпусов. Рост производства неуклонно продолжался, и в 1943 году завод стал стабильно выпускать по 40 бронекорпусов в сутки, причем это еще не исчерпывало всех его возможностей.
Из всех предприятий-смежников завода № 18 по строительству Ил-2 едва ли не самый напряженный и трудный участок достался мотористам — заводу № 24 имени Фрунзе.
Довольно быстро развернув свое производство на новой площадке, фрунзенцы весь годами накопленный богатейший опыт направили на систематическое увеличение производства моторов АМ-38, а затем и АМ-38Ф. Они обеспечивали этими моторами не только два самолетостроительных завода, но и сдавали часть двигателей непосредственно в действующую армию — для ремонтных органов ВВС.
Директор завода М. С. Жезлов, главный инженер А. А. Куинджи, заместитель главного конструктора М. Р. Флисский, начальник производства В. В. Чернышев, партком завода во главе с секретарем П. Н. Лысовым и другие руководители служб создали на заводе подлинно деловую обстановку. Несмотря на постоянное очень высокое напряжение, работа на всех участках шла без излишней нервозности и нервотрепки. Начав с полутора десятков моторов в сутки, москвичи в конце 1942 года ежесуточно сдавали сорок моторов и продолжали наращивать темпы производства.
Такие выдающиеся производственные достижения были получены в труднейших условиях военного времени и бытовой неустроенности людей. Ведь у работников всех заводов нового промрайона кроме напряженного полуторасменного труда на предприятиях была масса повседневных житейских забот.
В условиях Отечественной войны, когда врагом были захвачены многие районы, снабжавшие страну продуктами питания, до чрезвычайности важным становилось массовое, можно сказать, всенародное земледелие. Это хорошо понимали все.
7 апреля 1942 года Совет Народных Комиссаров и ЦК ВКП(б) вынесли постановление о выделении земель для подсобных хозяйств предприятиям и под огороды рабочим и служащим.
Организация этих необычных для заводских людей работ оказалась делом весьма хлопотливым и ответственным. Кроме распределения земельных участков по цехам и отделам, заботой руководителей стало и обеспечение огородников инвентарем — лопатами, граблями. На заводах без ущерба для основного производства тысячами штамповались лопаты, изготовлялись грабли и тяпки. И когда земля поспела для обработки, люди уже были вооружены необходимым инвентарем. Началась первая весенняя посевная для эвакуированных заводчан.
В системе наших ВВС имелась довольно мощная ремонтная служба, располагавшая многими стационарными и передвижными мастерскими. Оснащение и квалификация рабочих этих мастерских, часть которых была на уровне небольших заводов, позволяли им выполнять практически любые восстановительные ремонты самолетов и моторов.
В то же время поставки промышленностью авиационной техники в ВВС были организованы так, что наряду с готовыми самолетами и моторами в армию в ее ремонтные органы направлялось определенное количество запасных агрегатов, узлов и деталей каждого типа самолета или мотора, а также ряд производственных материалов. Такое обеспечение создавало прочную базу для выполнения ремонтных работ в ПАРМ, объем которых непрерывно увеличивался.
При этом в ремонтные мастерские попадали, как правило, уже такие самолеты, восстановить которые не смогли в строевых полках. А все мелкие повреждения или поломки боевых машин инженерно-технический состав авиаполков старался устранять своими силами. Вот в этой-то работе большую помощь воинским частям оказывали ремонтные бригады заводских специалистов, командированные на фронт.
Массовая боевая эксплуатация штурмовиков Ил-2 на фронтах в самых различных погодных условиях приносила богатую техническую информацию о поведении самолета и его систем. Обнаруживались недостатки отдельных устройств, требовавшие устранения или путем изменения режима эксплуатации, или путем конструктивного вмешательства, то есть доработки какого-то элемента конструкции. ОКБ Ильюшина и конструкторский отдел завода, начальником которого был заместитель главного конструктора по Ил-2 В. Н. Бугайский, пристально следили за поведением своего «летающего танка» в условиях невиданно жестокой войны. Поступавшая с фронтов техническая информация оперативно анализировалась, и на ее основании разрабатывались дополнительные рекомендации по эксплуатации самолета или конструктивные решения, улучшающие отдельные его элементы. Об улучшениях в конструкции самолета и изменении правил его эксплуатации оперативно информировались все воинские соединения, вооруженные штурмовиками. Была создана и на протяжении всей войны четко функционировала система технической экспресс-информации. Как правило, цикл принятия решения по замечанию, поступавшему с фронта, оформление его в виде согласованного и утвержденного информбюллетеня и рассылки бюллетеней в воинские части занимал не более месяца. Хочется отметить, что маленькая заводская типография, имевшая довольно примитивное оборудование, выпускала техдокументацию для фронта буквально за считанные часы. Этим руководил начальник типографии И. П. Петров.
Но выпуск информбюллетеней — это только часть работ по замечаниям, поступавшим с фронтов. Для улучшения, повышения надежности отдельных устройств штурмовика иногда требовалась доработка элементов конструкции. В таких случаях срочно изготавливалось необходимое количество деталей, снаряжались группы квалифицированных слесарей-монтажников во главе со специалистами, иногда — конструкторами, и эти группы разъезжались по фронтам, где и проводили доработки самолетов.
Вскоре опыт показал, что такие разовые поездки специализированных рабочих бригад на фронты с возвращением их на завод — дело мало рациональное. Как только они появлялись, командование и техническое руководство воинской части обращались к ним с естественной просьбой — помочь в ремонте техники, поврежденной в боях. Стали помогать и в этом деле. И вот «подлеченные» ими самолеты вновь обретали способность летать и громить врага. Поэтому, когда Верховное Главнокомандование потребовало усилить работы по восстановлению боевой техники на фронте, завод смог быстро развернуть широкую сеть ремонтных бригад в боевых полках. Работа эта из эпизодической превратилась в плановую: Наркомат авиапромышленности стал по согласованию с Управлением ВВС планировать полевой ремонт самолетов заводским бригадам. Так «штатские» получили постоянную «прописку» на фронтах.
Непрерывно наращивался темп выпуска самолетов Ил-2. Росло количество воинских подразделений, воевавших на «илах», росло и количество заводских бригад, обслуживавших воинские части. Был период, когда в различных армиях, штурмовых дивизиях и полках работали многие сотни штатских специалистов. И то, что они делали, порой граничило с чудесами.
Много писалось о необычной живучести самолета Ил-2. Некоторые машины возвращались после боевых вылетов настолько израненными, что если бы не сам факт возвращения, то и поверить в него было бы трудно. Вот эта-то живучесть «илов» и создавала надежную основу для восстановительных ремонтов, проводившихся в условиях прифронтовых аэродромов с использованием подручных средств. Одни поврежденные элементы заменялись исправными, взятыми из запасных комплектов или со списанных самолетов. Мелкие повреждения устранялись тут же, на пробоины в обшивке накладывались заплаты, даже повреждения силовых элементов, включая лонжероны крыла, ремонтировались накладкой стальных уголков. И вот уже пробный полет, после которого штурмовик занимал свое место в строю соединения…
К 430-му авиационному штурмовому полку, укомплектованному летчиками-испытателями из НИИ ВВС, была прикомандирована бригада заводских специалистов во главе с инженером А. С. Руденко.
Полк располагался неподалеку от деревни Яковлевичи, на относительно ровном поле, служившем выпасом колхозному стаду. Один конец этого поля упирался в лесной массив, где маскировались самолеты. С противоположной стороны, западной, на значительное расстояние простиралась нива. По высокой перезревшей ржи ветер гонял длинные волны… За полем — фронт. Вот в эту рожь и плюхнулся на «брюхо» один из самолетов, с повреждением возвратившийся из боевого вылета. Летчик пришел на КП полка, доложил обстановку. Выходило, что в лесочке, который виднелся за ржаным полем, могли быть враги… Выждав пару часов, кружным путем добрались заводчане до подбитого самолета. В мягкой земле быстро вырыли траншеи под шасси, выпустили стойки. К середине ночи все было готово к вытаскиванию самолета. С погашенными огнями подъехал трактор. Тракторист сообщил, что пока ехал, видел, как недалеко от подбитого самолета со стороны противника кто-то пускает ракеты. Через некоторое время и ремонтники заметили ракету, пущенную из густой ржи. Что делать? Оружия у заводчан нет. Все же решили прогнать или захватить ракетчика. Их семь человек с молотками и ключами, да и «он» не знает, что они без оружия… Пошли цепочкой по ржи, неприятно, конечно… Сто, двести метров — никого. Замкнули круг — тихо. Но и пуск ракет прекратился. Вернулись к самолету, выкатили его из траншей, отбуксировали к своим в лес. Чуть забрезжил рассвет, принялись за ремонт. Пока устраняли мелкие повреждения и чинили систему выпуска шасси, привезли от соседей воздушный винт. Заменили винт, опробовали мотор и обнаружили течь маслорадиатора. Запасного радиатора нет, пришлось заглушить поврежденные соты, выключить их. Так самолет и ушел на задание, а затем перелетел на дальний аэродром.
Бригаде А. С. Руденко так же, как и другим заводским бригадам, уже в других штурмовых авиаполках довелось восстанавливать «илы» с такими повреждениями и в таких условиях, что рассказы об этом воспринимаются как нечто фантастическое…
Возвратился один летчик с боевого задания, разгоряченный влетел в землянку ремонтников и потребовал, чтобы те срочно подлечили его машину, так как ему необходимо немедленно вылететь снова. Дело не терпит, а все машины на заданиях… Спеша и волнуясь, он рассказал, что неподалеку, на лесной поляне, он обнаружил скопление немецких автомашин, среди которых много легковых. «Не иначе, как штаб», — догадался летчик и решил атаковать. Зашел на поляну и открыл стрельбу из пушек. Выходя из атаки, не заметил, что посредине поляны, как назло, росла высокая сосна. Зацепил за сосну крылом, сломал ее, но и крыло немного повредил… Оказалось, что макушкой сосны перебило передний лонжерон крыла, и ее обрубок застрял в крыле. Но самолет тем не менее еще был управляем. Через двое суток сильно поврежденный «ил» удалось восстановить.
В другой раз подбитый в бою «ил», преследуемый фашистским истребителем, сел на свой аэродром с убранным шасси и, как говорят, привел фрица на хвосте. Аэродром враги засекли. Опасаясь вражеской бомбардировки, все самолеты улетели на запасной аэродром. Не мог подняться в воздух лишь один раненый «ил». Осталась с ним и заводская бригада. Работали всю ночь, кстати, уже не первую. Кое-кто из ребят просто валился с ног. Подняли машину на шасси, откатили на стоянку. Винт заменили, маслорадиатор — тоже, устранили другие мелкие повреждения. На рассвете все работы были закончены. Не отходивший от заводчан и помогавший им летчик сел в кабину и запустил мотор. Как раз в этот момент к аэродрому в боевом строю подошла группа вражеских бомбардировщиков. Летчик на «иле» дает газ и прямо со стоянки разбегается, взлетает и, прижимаясь к земле, уходит. А заводчане бегут в кусты и залезают в земляную щель укрытия. И тут началось… Бомбы рвутся кругом, земля дрожит и сыплется со стенок щели… Наконец вражеские самолеты улетели. Все остались целы. Быстро собрались. Вася шофер пригнал из леса спрятанную там и оставшуюся невредимой полуторку, и группа поехала догонять свой полк…
Развертываем один из номеров фронтовой газеты «Сталинские крылья». Вся ее первая страница под общим заголовком «Беречь материальную часть» посвящена приказу наркома обороны о награждении летно-технического состава за сбережение, безаварийность и восстановление материальной части самолетов. Здесь же помещена статья, в которой говорится:
«Быстрый и качественный восстановительный ремонт самолетов производит ремонтная бригада под руководством т. Руденко. Бригада за короткое время отремонтировала десятки самолетов».
Эта газета ложится в заветную папку ремонтников, в которой собираются отзывы о работе заводчан в воинских частях. Их много — и написанных от руки, и отпечатанных на разноцветной бумаге, на бланках, с печатями и без них. Немало и различных газет — оттуда, с передовой. Например, в газете «Отважные соколы» напечатана статья «Наша ремонтная бригада»:
«Авиаремонтная бригада, где начальником тов. Хорошин, показывает образцы в работе… Особо отличаются на ремонте самолетов мастер Борташевич, слесари Жуков и Анохин, клепальщик Гречишников…»
Ремонтная бригада, о которой говорилось в статье и в состав которой входили еще три слесаря — Танюшин, Гвоздев и Черкасов, — уже на четвертый день войны работала на аэродроме воинской части под Быховом.
Едва успели отремонтировать один поврежденный самолет, как полку дали команду перебазироваться под Сещу. Только успели добраться туда, как полк перелетел в Алсуфьево. Здесь бригаде довелось много поработать, восстановили несколько поврежденных машин. Командование полка во всем способствовало работе бригады. В ее распоряжение была выделена грузовая автомашина. Базируясь в Алсуфьево, бригада получала сообщения о вынужденных посадках самолетов в окрестностях и ремонтировала их.
Полк очень интенсивно летал, но и нес невосполнимые потери. Вследствие быстрого продвижения немцев некоторая часть поврежденных самолетов полка оставалась на территории, занятой противником… Бригаду направили в район Вязьмы, в распоряжение штаба Западного фронта. Грузовик с шофером остался за ними. По пути узнали, что в Ельне базируется полк штурмовиков. Заехали в Ельню, нашли полк, а в нем — шесть поврежденных машин, для восстановления которых требовались запасные части. Что делать?
Посоветовавшись с командованием полка, решили ехать на своем грузовике на завод за запасными частями. Снарядили их в дорогу, пару бочек с бензином положили в кузов, продукты, большой брезент, поехали в Воронеж. Через двое суток — на заводе.
Но что это значит — получить на заводе несколько воздушных винтов, маслорадиаторов, рулей и других агрегатов самолета, если все это идет на план, все сдается службе военного представителя, который пунктуально отчитывается перед Управлением ВВС за эту продукцию? Начальник производства А. А. Белянский и старший военный представитель М. А. Кувенев, прочтя письмо-просьбу командования ельнинского полка и выслушав рассказ Хорошина, взяли ответственность на себя, дали команду о выдаче необходимых запасных частей. В тот же день бригада выехала в Ельню, где ожидали ее помощи поврежденные «илы». Все они вскоре вернулись в строй, а бригада проследовала в район Западной Двины. Линия фронта там одно время проходила как раз по реке. Полк штурмовиков базировался неподалеку, а наши аритиллерийские батареи располагались почти на самом берегу. Вот туда и приземлился один поврежденный «ил», едва перетянув через реку. «Плюхнулся» он с убранным шасси, картина знакомая, но обстановка для ремонта машины не лучшая. В то время когда ремонтники занимались ремонтом самолета, артиллеристы через их головы обстреливали вражеский берег.
Бригаде впервые пришлось выправлять лопасти воздушного винта, погнутого при посадке, кувалдой. Запасного винта не было, они решились на такую крайнюю меру. Винт разобрали и каждую лопасть выправляли отдельно, причем наковальней служил пень свежеспиленного дерева. Операция прошла довольно успешно, заметной тряски мотора выправленный винт не вызвал. Позднее эту операцию заводские бригады применяли не раз. Конечно, с позиций теоретических такой способ ремонта воздушного винта выглядит недопустимо примитивным. А практически цель достигалась — самолеты улетали воевать…
С первых дней войны работала в воинских частях бригада ОЭР завода № 18 Александра Гавриловича Беляева. Под стать своему опытному командиру подобрался и небольшой, но дружный коллектив: В. Епишев, Д. Петраков, И. Гурынов, Н. Андриенко. Каждый — слесарь-универсал, мастер на все руки. За годы войны бригада А. Г. Беляева прошла, проехала, пролетела более двадцати тысяч километров, обслуживая воинские части. На ее счету около двух с половиной сотен возвращенных в строй штурмовиков Ил-2.
Политбюро ЦК, Государственный Комитет Обороны искали дополнительные возможности производства бронированных штурмовиков. После тщательного взвешивания решили организовать строительство самолетов Ил-2 в Москве. Наркомату авиапромышленности было приказано организовать два новых авиационных завода, используя площадки и корпуса эвакуированных предприятий. На одном из новых заводов предстояло развернуть строительство самолетов Ил-2, а на другом — изготовление моторов АМ-38.
Возрождение эвакуированной из столицы авиационной промышленности началось сразу же после того, как от ее стен были отогнаны вражеские орды. Вот как это происходило.
…После эвакуации самолетостроительного завода на его территории были организованы мастерские по ремонту самолетов. Нужда в этом деле была большая — защитники неба столицы вели ожесточенные бои с врагом, и оставшейся в Москве группе заводчан работы по ремонту поврежденных в боях самолетов хватало. Ведущий конструктор по самолету МиГ-3 Алексей Тимофеевич Карев был назначен главным инженером и парторгом этих мастерских, получивших громкое наименование: «Авиаремонтная база Западного фронта». К этому времени многие из оставшихся в столице работников эвакуированного завода уже трудились на рембазе, численность коллектива которой достигала восьмисот человек. За ноябрь и декабрь 1941 года рембаза восстановила и передала фронту более сотни самолетов, в основном истребителей МиГ-3. Армейские летчики тут же улетали на этих самолетах воевать — фронт был рядом.
Новый 1942 год для А. Т. Карева начался с телефонного звонка заместителя наркома авиапромышленности П. В. Дементьева. Петр Васильевич приказал ему лично с бригадой лучших сборщиков немедленно явиться на территорию эвакуированного авиазавода для выполнения важного задания.
Быстро собрались, приехали и с ходу были подключены к бригаде завода № 18, занимавшейся сборкой и сдачей фронтовикам самолетов Ил-2, доставленных в Москву первым железнодорожным эшелоном.
Неделю жила бригада Карева на заводе. В промерзшем цехе помогали собирать «илы», но и сами учились — осваивали новую для себя машину, еще не зная, что их жизнь теперь надолго будет связана со штурмовиком…
Тогда же, в январе 1942 года, начальника производства завода № 18 А. А. Белянского вызвали в Москву, в Наркомат авиапромышленности. Вызов передали директору завода по телефону, не объяснив причины.
— Вот, вызывают тебя срочно к наркому, а зачем, не сказали, — ворчливо сообщил директор, едва Белянский появился у него в кабинете. — Может быть, ты сам знаешь, зачем вызывают, писал туда?
— Никуда я не писал, Матвей Борисович, а вызывают, наверное, по нашим сборочным делам. Ведь с эшелоном мы всего десяток человек послали вместо двадцати…
— Ну, разберешься там на месте. Командировку тебе на неделю выписали, но ты не задерживайся, пожалуйста. Самолет на ЛИС будет готов через час, иди, собирайся. Как выяснишь, зачем вызывают, так позвони сразу же. До свиданья. — И Белянский улетел…
— А-а, сибиряк, проходи, садись, — приветствовал Белянского замнаркома П. В. Дементьев. — Скажи прежде всего — второй эшелон «илов» в срок отправите?
— Отправим, Петр Васильевич, не волнуйтесь… Вот только людей, сборщиков много сюда прислать не можем — форсируем развертывание сборочного цеха, да вы знаете…
— Ну, хорошо, хорошо, рабочих в помощь вашей бригаде мы тут подобрали, было бы только что собирать… А теперь прочти-ка вот это. — Дементьев встал из-за стола и положил перед гостем бумагу.
Белянский молча трижды прочел приказ, которым он назначался директором нового авиазавода № 30, и с маленькой надеждой спросил Дементьева:
— Это проект, Петр Васильевич?
— Приказ подписан вчера, видишь, уже номер проставлен. Так что разреши тебя поздравить, товарищ директор, — с улыбкой протянул он руку Белянскому. — Ты уж прости, что не поговорили с тобой прежде, но ведь обстановку сам понимаешь… Да ты особенно не расстраивайся, — Дементьев пытался ободрить поскучневшего Белянского, — начинать будешь не на пустом месте. Там, на твоем заводе, работают отличные ребята — ремонтируют самолеты. Посмотри, как лучше их использовать. Одного — А. Т. Карева — ты, вероятно, заметил, мы уже назначили начальником сборки… если не возражаешь. Назначили, пока Артем Иванович не перехватил, он работник Микояна, — пояснил Дементьев.
Утром поезжай на завод и начинай действовать, — продолжал замнаркома. — Смотри, с чего начинать, что нужно в первую очередь, но в голове все время держи одно — три месяца! Потом приедешь и доложишь свои соображения. А пока пойди в буфет к тете Маше, она тебя накормит. Ночевать сегодня будешь здесь, есть у нас спальная комната…
На другое утро директор Белянский и главный инженер Шапиро ходили по застылым, пустым, ободранным, мертвым заводским корпусам, еще не совсем понимая, как они смогут здесь за три месяца организовать производство «илов»…
Правда, в помещении цеха главной сборки работала большая группа людей, где А. Карев был главным — ремонтировали истребители МиГ-3. Но и здесь было изрядно холодно. Заводская котельная не работала, а тепла от паровоза, который дымил за стеной цеха, едва хватало на обогрев одного из десяти отопительных калориферов.
Снова Белянский поехал в Наркомат и вместе с Дементьевым пошел к наркому А. И. Шахурину. Алексей Иванович в ответ на просьбу Белянского выделить ему в помощь несколько человек с завода № 18 твердо заявил: «Нет», — и пояснил, что ему категорически запрещено брать оттуда хотя бы одного человека и что назначение его, Белянского, санкционировал ГКО.
— Сейчас тебе необходимо организовать срочный набор рабочих из москвичей и заняться восстановлением всего заводского хозяйства. Продумай, что тебе требуется, поконкретнее запиши свои предложения, и через два дня поедем в ЦК, — решил Шахурин.
…В эти же дни секретарь районного комитета партии Александр Николаевич Козлов был вызван в МГК ВКП(б), где его ознакомили с решением ГКО об организации нового авиазавода № 30 для производства штурмовиков.
— Вы, товарищ Козлов, назначаетесь парторгом ЦК на этом заводе, — сказали Александру Николаевичу в МГК, — начинайте действовать. Соберите коммунистов, оставшихся на заводе, многих из них вы знаете. Расскажите товарищам о новом весьма важном задании, посоветуйтесь…
— На первое общезаводское партийное собрание пришло около восьмидесяти коммунистов, работавших на рембазе и в охране завода, — вспоминает А. Н. Козлов, ныне один из руководителей Моссовета.
Здесь собравшиеся узнали, что они теперь работники завода № 30 и что строить им предстоит знаменитые штурмовики Ил-2. Затем к коммунистам обратился директор завода А. А. Белянский. Он в нескольких словах рассказал о себе и более подробно о том, с какими трудностями приходится развертывать производство «илов» заводу № 18 на новой, недостроенной территории. Белянский, не скрывая трудностей и своей озабоченности, призвал всех коммунистов с максимальной активностью, настоящей русской смекалкой взяться за дело, за выполнение задания ГКО.
…На следующий день на совещании в ЦК партии Шахурину и Белянскому еще раз напомнили о трех месяцах, отпущенных им на организацию завода, но тут же сказали: все, что вам для этого необходимо, — требуйте, по возможности это будет обеспечено. Белянскому тут же были выданы два мандата: на набор рабочих и на конфискацию для завода № 30 любого оборудования с предприятий Москвы и области, не работающих по заказам для фронта.
Заместителем директора завода № 30 по кадрам был назначен работник центрального аппарата НКВД Николай Васильевич Солнцев — энергичный, очень дельный человек. Он взял на себя заботы на этом сложном участке и организовал его образцово. Люди на завод потекли буквально рекой. В отдельные дни оформлялись по нескольку сотен человек. Комплектование рабочими многотысячного коллектива завода было в основном произведено за два месяца. Правда, значительная часть принятых на завод не имела нужных профессий. Их тут же начинали обучать, причем инструкторами являлись квалифицированные рабочие и мастера.
Параллельно с комплектованием коллектива шло восстановление заводского хозяйства. Уже в первой декаде февраля заработала котельная, и некоторые корпуса стали отапливаться. Правда, подмосковный уголь горел неважно, но все же горел, и тепло, разливаясь по корпусам и участкам, оживляло всех.
Очень важно было то, что строительно-монтажные работы на восстановлении завода поручили строительному управлению НКВД. Его начальник Л. Б. Сафразьян проявил большое внимание к этому государственному вопросу, и в результате дружной работы строительных и монтажных бригад заводские цехи и службы оживали буквально на глазах.
Прошло совсем немного времени, и привезенные из разных мест станки в оживших заводских цехах потребовали «пищу» — металл. Черный металл, то есть стальные прутки и болванки, удалось разыскать. А вот с цветными металлами, в частности с алюминиевыми сплавами, было значительно сложнее. Поехали в подмосковный город Ступино, надеясь там найти нужный цветной металл. И хотя эти надежды не оправдались, но зато там узнали, что при эвакуации ступинского завода его запасы цветного металла были отправлены по воде баржами. При этом несколько барж не дошли до места назначения — вмерзли в фарватер Волги в таком районе, где нет ни железной дороги, ни шоссе.
Белянский вновь обратился за помощью к Сафразьяну, и тот живо откликнулся. Его люди очень оперативно вывезли весь металл с замерзших барж на лошадях, и через неделю он был доставлен на завод № 30. Металла оказалось столько, что часть его передали заводу № 18.
Тем временем прибыли с Урала эвакуированные туда харьковские самолетостроители и вместе со специалистами рембазы заняли на новом заводе многие командные посты. Конечно, ни Белянский, ни Шапиро никого из этих людей не знали, и назначения начальников цехов, их помощников, мастерского состава происходило без длительных проверок работников, по первым впечатлениям и анкетным данным. «Готовых» руководителей среди этих людей было немного, но знающие дело работники были, им и вручалось управление цеховыми коллективами. Надо сказать, что в большинстве случаев они это доверие оправдали, работали хорошо.
Все, что было связано с изготовлением металлических узлов, агрегатов и сборкой штурмовиков, стало получать на территории нового завода рабочий облик. Не было только цеха для изготовления деревянных хвостовых частей фюзеляжей. Что делать? Используя воронежский опыт, стали искать подходящую мебельную фабрику. Ее нашли в районе Каланчевской площади, там и организовали изготовление хвостов. В короткий срок Н. Солнцев укомплектовал это производство кадрами, и вскоре оно начало успешно осваивать новую для себя продукцию.
Так, стараниями многих людей и организаций, под пристальным руководством и контролем ЦК партии, в предельно короткий, заданный ГКО срок, был создан новый работоспособный заводской коллектив, организовано производство штурмовиков.
Комплект чертежей и другой технической и технологической документации по самолету Ил-2, отработанный на головном заводе № 18 и приказом наркома введенный как обязательный для всех заводов, строивших Ил-2, был своевременно введен и на заводе № 30. При этом москвичи получили достаточное количество комплектов этой документации.
Сотрудники ОКБ Ильюшина, к тому времени возвратившиеся в Москву из эвакуации, взяли на себя техническое руководство работами на заводе № 30. С. В. Ильюшин назначил своим заместителем по самолету Ил-2 на этом заводе одного из ведущих работников ОКБ А. П. Наумова. Под его руководством здесь был скомплектован серийный конструкторский отдел — СКО.
— Цеху главной сборки нового завода уже в марте сорок второго запланировали выпустить два штурмовика, — вспоминает А. Т. Карер, — ныне один из руководителей ВЦСПС. — Бронекорпуса для этих самолетов взяли со списанных машин, привезенных на завод из воинских частей. Часть агрегатов была получена с завода номер восемнадцать, а некоторые узлы, крепежные детали — уже изготавливали в цехах нашего завода. Помнится, что моторы для этих самолетов нам разрешили получить со складов ВВС.
Вот здесь нам и пригодился опыт сборки «илов» восемнадцатого завода, — продолжает вспоминать Алексей Тимофеевич. — В апреле сорок второго года на авиазаводе номер тридцать состоялся большой митинг в связи с выпуском первого собранного здесь штурмовика. Его поднял в воздух заводской летчик-испытатель Константин Константинович Коккинаки.
Итак, задание Центрального Комитета на организацию нового авиазавода и производство штурмовиков было выполнено. То, что в начале января 1942 года казалось почти несбыточным, стало фактом. В мае 1942 года Наркомат авиапромышленности уже начал планировать задания авиазаводу № 30. Одновременно в планах заводов № 24 и № 207, а также других предприятий — участников строительства самолетов Ил-2 появился новый потребитель их продукции — завод № 30.
В один из дней мая 1942-го Белянского пригласил к себе нарком А. И. Шахурин и сообщил, что трагически погиб директор завода № 18 М. Б. Шенкман. Белянскому поручалось поехать на похороны во главе комиссии от Наркомата.
На другой день после похорон секретарь обкома партии В. Д. Никитин собрал весь руководящий состав завода № 18 и объявил, что по решению правительства директором назначен А. А. Белянский. Приступать к работе новому директору необходимо было немедленно, тем более, что Шахурин по телефону сказал ему, чтобы на поездку в Москву для сдачи дел по заводу № 30 он времени не тратил. Там за него остался Н. Шапиро, который в курсе всех дел.
Так в мае 1942 года состоялось возвращение А. А. Белянского в родной коллектив, во главе которого ему предстояло пережить еще очень многое.
А завод № 30 довольно быстро набирал темпы производства. Становление нового авиазавода на площадке эвакуированного столичного предприятия было первым, очень важным шагом на нелегком пути возрождения авиапромышленности в Москве. Первым, но не единственным. Ведь он потребовал обеспечения его изделиями других заводов, и прежде всего — моторами.
Центральный комитет сделал следующий шаг на пути возрождения московской авиапромышленности: Наркомату авиапромышленности было предписано организовать на территории эвакуированного завода изготовление моторов АМ-38 для штурмовиков. Приказывалось работы по возрождению авиамоторного завода построить так, чтобы уже в июне 1942 года выдать первые пять моторов.
Нарком определил руководство новым заводом — ему присвоили номер 45 — в следующем составе: директор — М. С. Комаров, главный инженер — М. Л. Кононенко, начальник производства — П. В. Блинов, главный технолог — Д. И. Чернышев, начальник ОТК — И. Н. Маликов. Все руководители — кадровые работники завода № 24, хорошо знающие производство авиадвигателей, в частности мотора АМ-38.
Парторгом ЦК на заводе № 45 назначили Зинаиду Алексеевну Гурину — женщину весьма энергичную и деловую.
В начале марта 1942 года состоялось памятное многим собрание партийно-хозяйственного актива коллектива нового завода, на котором его директор М. Комаров доложил о плане восстановления предприятия.
Становление завода № 45 началось не с нуля. Первоначально его основу составил коллектив фронтовых авиаремонтных мастерских — ФАРМ-24. Еще в июле 1941 года на территории завода началась организация цеха по ремонту авиамоторов АМ-35А и АМ-38. Необходимость в ремонте авиамоторов, снятых с поврежденных в боях самолетов, каждодневно нарастала. И ремонтный цех, во главе которого вначале стояли А. Л. Стеркин и К. Г. Бирюков, быстро разрастался.
При эвакуации завода было решено этот цех оставить в Москве, обеспечив ему необходимые условия работы. К этому времени ремонтный цех объединили с опытным производством А. Микулина и организовали фронтовые авиаремонтные мастерские — ФАРМ-24. Начальником мастерских назначили М. И. Иванова, Стеркин стал его заместителем по технической части, а Бирюков возглавил технологическую службу. Кроме моторов АМ мастерские освоили ремонт авиамоторов М-103 и М-105, а также танковых моторов.
Только за ноябрь и декабрь 1941 года ФАРМ-24 выпустили более пятисот капитально отремонтированных моторов. В период, когда авиамоторные заводы № 24 и № 26 переживали трудности становления на новых площадках и еще не полностью развернули свои производства, эти полтысячи авиамоторов были чрезвычайно весомым вкладом в укрепление наших сражающихся Военно-Воздушных Сил.
Ветераны завода хорошо помнят, что в те грозные дни у заводских проходных постоянно дежурили грузовики из воинских частей. Отремонтированные, прошедшие испытания на стендах моторы еще «тепленькими» тут же забирали военные.
Конечно, заводы № 24 и № 26 оказывали ФАРМ-24 помощь запасными частями, инструментом, технической документацией. Но мастерские, численность коллектива которых на январь 1942 года составляла около двух с половиной тысяч человек, уже производили не только переборку двигателей, но и сами изготавливали некоторые моторные детали и узлы, а наземные испытания моторов проводили по полной программе.
Параллельно с авиамастерскими на территории завода № 24 в ноябре 1941 года было организовано еще одно производство — минометное. Его руководителем стал А. В. Михайлов.
По решению ГКО об организации нового авиамоторного завода № 45 коллективы ФАРМ-24 и минометного производства передавались новому заводу. Кроме этого, директору Комарову предписывалось принять в свой коллектив людей и оборудование еще двух заводов. Одним из них было опытное производство конструктора авиационных дизелей А. Д. Чаромского, другим — подмосковный завод спецоборудования.
Таким образом, основные подразделения завода № 45 были довольно быстро укомплектованы специалистами, способными, как говорят, с ходу заняться основной производственной деятельностью.
Большую помощь в становлении нового завода оказывал Центральный Комитет партии, в частности А. П. Кириленко — ныне член Политбюро и секретарь ЦК КПСС, бывший тогда уполномоченным ГКО по авиапромышленности. Повседневно делами завода № 45 занимались райком партии и его первый секретарь Г. Н. Исаченко.
Три с половиной месяца было дано на организацию завода № 45 и развертывание на нем производства авиамоторов АМ-38. И это чрезвычайно трудное задание было с честью выполнено. В июне 1942 года с испытательной станции завода № 45 вышли первые пять новых моторов АМ-38, построенных здесь, на московской земле. В июле их сдали восемь. А дальше Наркомат выдал заводу такой график работ, в котором программа каждого последующего месяца возрастала не менее чем на пятьдесят процентов от предыдущего.
Уже в сентябре 1942 года молодой коллектив завода № 45 получил высокую оценку. Во Всесоюзном соцсоревновании ему было присуждено третье место. В 1943 году авиазаводу было поручено освоение производства нового мотора — АМ-38Ф.
Апрель 1943 года стал для завода № 45 знаменательным: ему было присуждено первое место во Всесоюзном соревновании и вручено переходящее Знамя ГКО. Это Знамя заводской коллектив с честью удерживал девятнадцать месяцев подряд, перевыполняя все заказы фронта.
В ходе подготовки к сражению на Курской дуге во 2-й гвардейской штурмовой авиадивизии, как и во всех других соединениях 16-й воздушной армии, состоялась конференция летного и технического состава, на которой выступил командующий армией С. И. Руденко.
— Похоже, товарищи, что фашистское командование задумало взять реванш за поражение под Сталинградом, — говорил генерал Руденко, показывая на группировку сил противника на большой карте, — и здесь предстоят жаркие бои. Пока имеется возможность, необходимо тщательно готовиться к скорым битвам с еще сильным и надеющимся на победу противником…
На командиров и летчиков-штурмовиков молодой, энергичный командующий воздушной армией произвел хорошее впечатление. Особенно понравилось им, что генерал со знанием дела говорил о тонкостях тактики штурмовой авиации, настаивал на том, чтобы они максимум внимания уделяли отработке действий штурмовиков большими группами, отработке радиосвязи с КП и между самолетами, ориентировал их на то, что в предстоящих сражениях наряду с поддержкой наземных войск штурмовая авиация будет участвовать в массированных ударах по врагу.
В заключение Руденко сообщил, что в ближайшие дни во все штурмовые полки поступят новые противотанковые авиабомбы, обращению с которыми необходимо срочно научиться.
Когда представителей авиаполков, прибывших на учебу, инструктор подвел к столу, на котором аккуратным рядком лежало с десяток маленьких, прямо игрушечных бомбочек, летчики были явно разочарованы.
— Вот эти огурчики и есть грозная новинка военной техники? — не скрывая иронии, спросил один из прибывших, вызвав смех товарищей.
— А вы погодите смеяться, — обиделся инструктор. — Ведь недаром говорят, что мал золотник, да дорог…
И он рассказал, что создатели этой бомбочки использовали теоретические работы в области направленного взрыва. Изобретатель И. А. Ларионов предложил эту конструкцию авиационной бомбы для борьбы с танками, которая под названием ПТАБ-2,5 х 1,5 и была принята на вооружение.
— В основе секрета эффективности ПТАБ, — с увлечением рассказывал инструктор, — лежит кумулятивное, то есть направленное, действие ее горящего при очень высокой температуре заряда. Струя раскаленных газов ПТАБ, сфокусированная внутренним рефлектором — специальной выточкой в ее заряде, — прожигает броню танка.
Инструктор разрешил слушателям осмотреть ПТАБ, к которым у них уже начало меняться отношение, а затем продолжал:
— В бомбоотсеки штурмовика ПТАБ загружаются в несколько рядов на створки бомболюков. Всего их на одном самолете размещается около двух сотен штук. Высыпаются они серийно, сразу же после открытия створок бомболюков. Один штурмовик, летящий на высоте ста метров, накрывает бомбами на земле полосу шириной двадцать и длиной около семидесяти метров…
Во многих книгах, содержащих описания боевых действий штурмовиков, обязательно упоминаются вражеские танки, пораженные «илами». При этом обычно говорится, что штурмовики, вооруженные пулеметами, пушками, эрэсами и бомбами, обрушивают это оружие на танковую колонну, и многие танки превращаются в металлолом или, во всяком случае, выходят из строя. Недаром маршал авиации С. И. Руденко совершенно справедливо написал: «Нашу штурмовую авиацию вместе с противотанковой артиллерией по праву можно считать одним из основных средств борьбы с немецкими танками». Далее, в своих воспоминаниях он рассказывает:
«С самого начала сражения на курском направлении немецким хваленым танкам «тигр» и «пантера», самоходным орудийным установкам «фердинанд» советские летчики-штурмовики противопоставили огневую мощь «илов», снабженных ПТАБ.
Первым сбросил их на танковую колонну Герой Советского Союза майор В. Голубев. И мы сразу убедились в том, какое грозное оружие получили штурмовики. Весила бомба 1,5 кг, падая на броню танка, она не отскакивала, а как бы прилипала к ней. Направленным кумулятивным взрывом насквозь прожигалась броня «тигров» и «пантер», и те загорались.
За сокрушительные удары по врагу на Курской дуге майор В. Голубев был удостоен второй Золотой Звезды Героя и стал первым дважды Героем в нашей воздушной армии».
Да, всего несколько секунд требовалось для того, чтобы ПТАБ, упавшая на броню танка, прожгла в ней отверстие и вместе с брызгами расплавленного металла сама провалилась внутрь машины. От этого факела спасения практически не было — в танке начинался пожар.
В тот же день — 5 июля 1943 года — под Воронежем ПТАБ на танковые колонны гитлеровцев обрушили летчики 291-й штурмовой авиадивизии полковника А. Н. Витрука. За день дивизия уничтожила до 30 «тигров» и «пантер».
В 1-й гвардейской штурмовой авиадивизии первому опробовать ПТАБ поручили старшему лейтенанту Григорию Рогачеву. Вылет прошел успешно, и вскоре летчик со своей группой «илов» обрушил уже сотни этих бомбочек на скопление вражеских танков в районе Саймоново. Фотоконтроль штурмовки зафиксировал полтора десятка горящих танков.
Конечно, в первые дни боевого применения нового оружия всех особенно интересовала его эффективность. Вот пример донесения из штаба штурмовой авиадивизии:
«15 июля 1943 г. 4 экипажа 614-го авиаполка штурмовали танки противника (среди них 8 «тигров»), которые контратаковали наши войска на юго-западной окраине Подмаслово. Экипажи сбросили ПТАБ. На земле горело 7 танков, в том числе 4 тяжелых.
16 июля 1943 года 23 экипажа 810-го авиаполка в районе Подмаслово, Федоровка, Филатово помимо других типов бомб сбросили 2700 ПТАБ. Уничтожено 17 танков».
Буквально в считанные дни ПТАБ зарекомендовали себя как очень эффективное оружие. За разработку этой бомбы изобретателя И. А. Ларионова в январе 1944 года наградили орденом Ленина.
…Немцы построили в районе Болхова на Орловщине сильно укрепленные позиции, и войскам 11-й гвардейской армии И. X. Баграмяна и 61-й армии П. А. Белова при поддержке других соединений пришлось вести очень трудные бои. Разгрому укреплений противника активно способствовали и штурмовики. В районе Кривцово-Болхов отлично воевали авиаполки 3-го штурмового авиакорпуса генерала М. И. Горлаченко, сформированные в авиабригаде Подольского.
— Бои на Орловщине в 1943 году запомнились многим своей ожесточенностью, — вспоминает маршал авиации И. И. Пстыго. — Мне — в то время заместителю командира 3-го штурмового авиакорпуса по воздушно-стрелковой службе — довелось многократно водить группы штурмовиков на подавление многочисленных артиллерийских батарей противника, а также наносить штурмовые удары по танковым соединениям и резервам врага. Но атаки штурмовиков на группы вражеских танков — это не такое простое дело, как может показаться кому-либо с первого взгляда, — продолжал вспоминать маршал. — У танка очень мощное и мобильное пушечное вооружение, и горе тому летчику, который плохо знает максимальные углы поворота танковой пушки. Случалось, что, стремясь достичь максимальной плотности накрытия группы танков ПТАБ-ами, недостаточно опытные или увлекающиеся штурмовики шли в атаку на недопустимо малой высоте. И попадали в зону прицельного огня танков… Такое случилось и со мной еще в бою под Сталинградом — снаряд танковой пушки угодил в мотор моего штурмовика и отбил воздушный винт… Упал я очень тяжело, долго не мог прийти в себя. На мое счастье, все это произошло недалеко от аэродрома другого нашего полка и мне пришли на помощь…
…Одиннадцать раз в 1943 году «Правда» печатала постановления о присуждении переходящего Красного знамени ГКО заводу № 18. И это было признанием достижений самолетостроителей не только по количественным показателям.
Конструкторы, и прежде всего сам Сергей Владимирович Ильюшин, постоянно изучали опыт боевого применения Ил-2, а также опыт его массового изготовления и вносили необходимые коррективы, улучшали отдельные узлы и системы самолета.
Славные дела завода № 18 в этот период нашли отражение и в «Истории Великой Отечественной войны»:
«…Завод № 18 (директор А. А. Белянский) — ведущий среди предприятий, выпускавших штурмовики Ил-2, в 1943 году дал фронту на 900 машин больше, чем в предшествующем году. Значительное количество среди них составляли двухместные штурмовики с мощным мотором, вооруженные 37-мм пушкой. Коллектив этого завода к середине декабря выполнил годовую производственную программу и до конца года сдал в особый фонд Верховного Главнокомандования 223 боевых самолета. Весь год, за исключением марта, завод удерживал переходящее Красное знамя Государственного Комитета Обороны…
…Производство штурмовиков Ил-2 составило более трети всех выпущенных в 1943 году машин. В разгар летних боев заводы, изготовлявшие самолеты Ил-2, направляли на фронт более тысячи машин в месяц…»
В истории Великой Отечественной войны особое место занимают патриотические дела, свершенные советскими людьми во имя победы. Поистине всенародный размах получило движение по внесению личных вкладов в фонд обороны. Не остались в стороне от этого движения и труженики нового промышленного района. В четвертом квартале 1942 года только трудящимися завода № 18 был собран миллион рублей на строительство эскадрильи штурмовиков. Эти самолеты построили сверх плана и торжественно передали летчикам-армейцам в середине января 1943 года. А 20 января коллектив завода вновь переживал волнующее событие. Из Москвы пришла телеграмма:
«…Прошу передать рабочим, инженерно-техническим работникам и служащим завода нр 18 имени Ворошилова, собравшим один миллион рублей на строительство эскадрильи самолетов имени Куйбышева, мой братский привет и благодарность Красной Армии.
И. Сталин».
…23 декабря 1941 года и 20 января 1943 года. Всего тринадцать месяцев отделяли эту поздравительную телеграмму от той грозной и требовательной… Какая между ними разница, какой огромный труд, какие героические дела свершены заводским коллективом за этот короткий срок!
Добровольные отчисления зарплаты коллективом завода № 18 в фонд обороны за годы войны составили свыше 80 миллионов рублей. В то время нередкими были случаи покупки самолетов, танков, орудий за личные средства коллективами работников или даже отдельными патриотами. Купленное ими оружие, как правило — именное, торжественно передавалось подразделениям Красной Армии, вручалось лучшим воинам.
Как-то зимой 1943 г. в кабинет командира 1-й заб полковника А. И. Подольского дежурный привел трех колхозников-пчеловодов, изъявивших желание приобрести на свои трудовые сбережения боевой самолет. Подольский повез гостей во главе с Иваном Болотовым на аэродром, где им показали штурмовик и даже покатали на нем.
На следующий день на аэродроме был организован небольшой, но торжественный митинг, на котором новенький Ил-2 с четкой надписью на борту «Иван Болотов» колхозники-патриоты передали командиру эскадрильи Цыганову.
Теперь известно, что на сбережения советских людей, внесенные в фонд обороны страны, было приобретено и передано нашим ВВС 2565 различных боевых самолетов — это целая воздушная армия!
…226-й штурмовой авиадивизии, в которую входил 504-й шап, за выдающиеся боевые успехи в боях под Сталинградом было присвоено наименование «Сталинградская», и она была преобразована в 1-ю гвардейскую штурмовую авиадивизию. Но так уж случилось, что ни командиру дивизии М. И. Горлаченко, ни командиру 504-го шап Ф. З. Болдырихину, ни комэску И. И. Пстыго и ряду других командиров бывшей 226-й шад не довелось участвовать в получении их родной дивизией гвардейского Знамени. М. И. Горлаченко поручили тогда сформировать 3-й штурмовой авиакорпус резерва Верховного Главнокомандующего, и группа командиров 226-й шад была откомандирована вместе с ним. 25-летний майор И. И. Пстыго назначается начальником воздушно-стрелковой службы нового штурмового авиакорпуса, а спустя несколько месяцев он становится командиром 893-го штурмового авиаполка, входившего в 3-й штурмовой авиакорпус. За активные действия в Белорусской операции авиаполк получил наименование «Витебский» и стал Краснознаменным, а его командир И. И. Пстыго был награжден орденом Александра Невского.
Командование и гвардейское Знамя 1-й гвардейской штурмовой авиадивизии почти одновременно принял генерал Б. К. Токарев в марте 1943 года. Дивизия продолжала успешно сражаться в составе сначала 8-й, а затем 1-й воздушной армии под командованием генерала Т. Т. Хрюкина.
1-я гвардейская славилась новаторством. В ней, в частности, была разработана, освоена и стала достоянием других штурмовых соединений тактика наступательных воздушных боев штурмовиков.
В боевой деятельности 1-й гвардейской шад был случай, когда командир дивизии генерал Б. К. Токарев в воздушном бою сбил немецкий самолет-истребитель «Фокке-Вульф-190». Командующий 8-й воздушной армией Т. Т. Хрюкин объявил генералу Б. К. Токареву благодарность.
Вскоре командиром 1-й гвардейской шад стал ее воспитанник Герой Советского Союза генерал-майор авиации С. Д. Прутков. Под его командованием 1-я гвардейская шад продолжала наращивать свои боевые успехи. Пять боевых орденов на ее знамени. В этой авиадивизии выросло семьдесят семь Героев Советского Союза, из которых шестеро награждены Золотыми Звездами дважды. Это: майор Л. И. Беда, майор И. А. Воробьев, капитан М. Г. Гареев, капитан Н. И. Семейко, майор М. Т. Степанищев, майор А. К. Недбайло.
Двадцать три воздушных стрелка дивизии являются кавалерами ордена Славы всех трех степеней.
Много ратных подвигов совершили воины дивизии, но операция по разгрому группировки немецко-фашистских войск под Минском, пожалуй, будет наиболее впечатляющей. В архивах сохранились материалы, в которых говорится, что секретарь ЦК КПб) Белоруссии П. К. Пономаренко сообщил в Ставку следующее:
«…На днях мы осмотрели в лесах юго-восточнее Минска огромный укрепленный лагерь немцев, полностью уничтоженный нашей штурмовой авиацией. Этот район производит потрясающее впечатление по масштабам разгрома и по демонстрации мощи нашего воздушного флота…»
…В то время леса Белоруссии буквально кишели отступающими вражескими войсками. При этом военная обстановка там имела ряд особенностей. Например, так как отступающих врагов довольно интенсивно разыскивала и уничтожала наша штурмовая авиация, гитлеровцы стали передвигаться по ночам, а днем отсиживались, маскируясь в лесах. Темпы передвижения противника были невысокими, и наши наступающие войска временами обгоняли вражеские соединения.
Так случилось, когда авиаполки 1-й гвардейской шад уже перебазировались на запад, заняв свободный от противника аэродром Новый Двор.
— Едва мы приземлились, как поступила команда выслать эскадрилью штурмовиков на защиту нашего штаба, — вспоминает бывший командир эскадрильи 76-го гвардейского шап Герой Советского Союза гвардии подполковник Н. М. Малахов. — И повел я свою эскадрилью громить врагов уже не на запад, а на восток… Недалеко от поселка, где расположился наш штаб, мы обнаружили и атаковали большую колонну броневиков и автомашин с пехотой противника. После четырех наших штурмовок эта колонна из двадцати с лишком машин превратилась в огромное пожарище… Но враг и здесь еще крепко огрызался, — добавляет Малахов. — Именно при ликвидации котла под Минском мы потеряли Героя Советского Союза Окрестина, летчиков Киреева, Березина и других товарищей.
О себе Н. М. Малахов рассказывать не любит, а ведь его военная судьба не только интересна, но и жестока. Достаточно сказать, что за время войны родственники Николая Михайловича трижды оплакивали его гибель, получая скорбные извещения — похоронки. А он оставался живым, снова возвращался в свой полк, и снова его штурмовик громил врага и его боевую технику. Впервые молодой летчик-штурмовик Н. Малахов попал под обстрел вражеских зениток при штурмовке высоты Саур-могила под Таганрогом. Его разбитая, горящая машина на глазах товарищей упала в расположение врага… По докладу очевидцев, на родину Малахова из полка ушла первая похоронка. Но он остался жив.
Вскоре Н. М. Малахова радостно встречали в родном 76-м авиаполку, где он вновь занял свое место в строю штурмовиков.
Подобные случаи, только без плена, повторялись еще дважды — таким живучим оказался этот летчик.
122 боевых вылета на самолете Ил-2 совершил Н. М. Малахов. Сперва рядовым, затем ведущим летчиком и командиром эскадрильи.
Завершался третий год Великой Отечественной войны — жестокой, кровопролитной схватки с немецко-фашистскими армиями. К этому времени стали общим достоянием многие боевые подвиги летчиков-штурмовиков на всех фронтах. Повседневно и повсеместно боевые успехи советской штурмовой авиации подтверждали справедливость замыслов ее создателей и утверждали правоту нашей военной концепции.
Так было на всех участках Сталинградской битвы, в боях на Кубани и в знаменитом сражении на Курской дуге. Так было и в боях за Новороссийск.
Л. И. Брежнев в книге «Малая земля» отмечает:
«Наши летчики так спланировали свои действия, чтобы без перерыва бомбить территорию, занятую противником. В небе все время были штурмовики — в день они совершали по шесть-семь вылетов».
Так было и в ненастные дни ноября 1943-го, когда генерал-лейтенант К. Н. Леселидзе — командующий 18-й армией — и начальник ее политотдела полковник Л. И. Брежнев организовывали и руководили беспримерной, поддержанной самолетами-штурмовиками операцией по высадке 318-й Новороссийской стрелковой дивизии полковника В. Ф. Гладкова на Крымский берег в районе рыбацкого поселка Эльтиген.
Именно там самолеты 722-го штурмового авиаполка под командованием Н. Юхотникова уничтожили до десятка танков противника, атаковавших наш десант.
Военный совет 18-й армии, выполняя общую просьбу солдат и офицеров высаженных войск, в специальной телеграмме на имя командующего ВВС флота выразил благодарность летчикам. В телеграмме говорилось:
«Передайте летному составу, поддержавшему нас в бою за восточный берег Крымского полуострова, спасибо от пехоты нашей армии. Летчики оказали нам очень большую помощь в отражении 37 контратак противника с танками, которые враг предпринял в течение двух дней. Имена лейтенанта Воловодова и младшего лейтенанта Быкова, протаранивших вражеский Ю-88, мы запишем в списки героев нашей армии».
Самолеты-штурмовики, изготовленные в тылу, шли на все участки фронта непрерывным потоком. Суточный выпуск «илов» заводами нового промышленного района на востоке, полностью развернувшими свое производство, обеспечивал формирование целого штурмового полка.
1-я запасная авиационная бригада под командованием полковника А. И. Подольского развернула подготовку летчиков для штурмовых авиаполков в невиданных масштабах на 13 аэродромах. До двадцати авиаполков в месяц формировалось здесь, обучалось технике пилотирования и всем видам боевого применения штурмовика Ил-2 и тут же улетало в действующую армию.
7 августа 1943 года М. И. Калининым был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР:
«За образцовое выполнение заданий командования в деле подготовки, переучивания летных кадров и маршевых авиационных полков для частей действующей армии наградить орденом Красного Знамени 1-ю запасную авиационную бригаду».
Орденами и медалями была награждена группа командиров и специалистов 1-й КЗАБ.
Тогдашний командующий ВВС Главный маршал авиации А. А. Новиков, говоря об успехах нашей авиации в 1943 году, отмечал:
«…мы добивались не просто господства в небе, а полного господства, иначе не смогли бы с таким гигантским размахом проводить наступательные операции. В это время необычно возросла роль штурмовой авиации, то есть авиации непосредственного сопровождения наземных войск на поле боя. Штурмовики были проще и дешевле в производстве и своей большой численностью, помноженной на великолепные боевые качества, в значительной мере компенсировали некоторую нехватку у нас бомбардировщиков. Помимо того, Ил-2 значительно меньше зависели от капризов погоды, чем бомбардировщики: они могли действовать в очень сложных метеорологических условиях, лишь бы позволяла видимость.
Мы непрестанно совершенствовали искусство взаимодействия штурмовиков с наземными войсками, придавая этому взаимодействию все больший размах, глубину и широту, и результаты с каждой новой операцией становились все лучше и лучше.
Особенно массовым такое боевое содружество штурмовиков и наземных войск стало в битве на Курской дуге летом 1943 года. Мы заранее готовились к этому и постарались к началу сражения еще более усилить штурмовую авиацию. В том году почти треть всех выпущенных заводами самолетов составили Ил-2. А в разгар летних боев на фронт поступало каждый месяц по 1000 с лишним «илов».
К началу 1944 года доля штурмовиков составляла уже около 30 процентов от общего числа боевых самолетов, имевшихся в действующих воздушных армиях. Они-то и уменьшили долю бомбардировщиков в составе наших ВВС. Но «илы», по сути дела, были теми же бомбардировщиками, только одномоторными, и потому их не только можно, но и должно учитывать вместе с обычными бомбардировщиками тактического назначения. С учетом же штурмовиков ударная мощь наших ВВС была очень большой».
Первый эшелон со штурмовиками производства завода № 18 в Заполярье прибыл в середине 1942 года. Его сопровождала заводская бригада во главе со старшим инженером А. З. Хорошиным. Командование воинской части обеспечило заводчанам самую теплую встречу, какая только была возможна в этих краях. Их поместили в гостинице «Непробиваемой», выдолбленной в каменной горе. Там же помещались и штаб, и столовая, и другие службы.
При хорошей организации и активной помощи технического состава воинской части сборка самолетов под руководством заводских специалистов была быстро закончена. «Илы» получил 17-й гвардейский штурмовой авиаполк, где тут же с участием заводчан организовали изучение материальной части и особенностей эксплуатации новых для этого полка самолетов. К освоению Ил-2 в 17-й шап была подключена и группа летчиков и техсостава братского 828-го штурмового авиаполка из той же дивизии.
Поэтому, когда в январе 1943 года в Заполярье прибыл второй эшелон с «илами», предназначенный для 828-го шап, то в этом полку Ил-2 встретили уже как старых знакомых.
Сборку самолетов под руководством заводской бригады, во главе которой снова был А. З. Хорошин, производили на железнодорожной станции Летняя. Самые опытные летчики полка тут же производили облет машин, и дело быстро продвигалось.
Понятно, что январь — февраль — месяцы далеко не лучшие для освоения новых самолетов в Заполярье. Но полк старался, и к началу марта, когда 828-й шап получил боевое задание ударить по вражескому аэродрому около железнодорожной станции Алакуртти, в полку уже имелась группа достаточно подготовленных летчиков-штурмовиков.
На аэродроме Алакуртти гитлеровцы организовали крупную авиабазу, где размещалось значительное количество их бомбардировщиков. Аэродром усиленно охранялся зенитной артиллерией и истребительной авиацией.
Наши бомбардировщики изредка совершали рейды на Алакуртти, но, видимо, эффективность этих налетов была недостаточной — авиабаза противника продолжала функционировать…
Восьмерку «летающих танков» из 828-го шап на штурмовку авиабазы повел командир эскадрильи старший лейтенант Н. Кукушкин. В состав группы входили лучшие летчики трех эскадрилий: старшие лейтенанты Н. Коротков и В. Кривошеев, лейтенант Н. Боровков и младшие лейтенанты К. Котляревский, П. Усачев, И. Павличенко и З. Левицкий.
Морозным был предрассветный час мартовского утра, когда весь полк провожал группу в очень трудный боевой вылет. Каждый старался подбодрить своих товарищей, проявить заботу о друзьях. Улетели, сопровождаемые всего тремя истребителями 609-го иап — двумя английскими «Харрикейнами» и одним нашим Ла ГГ-3.
Зажатый между сопками аэродром Алакуртти с длинными рядами «юнкерсов», «хейнкелей» и «мессершмиттов» с высоты двухсот метров представлял отличную цель. На нее и обрушила свой смертоносный груз восьмерка «илов» Кукушкина.
На самолетных стоянках забушевало море огня — горели подготовленные к боевым вылетам вражеские самолеты. Рвались бомбы, подвешенные под «юнкерсами», разнося их в клочья и подрывая соседние машины. Черный дым закрыл взорванное бензохранилище…
Но и штурмовиков встретил шквал огня многочисленных зенитных батарей противника…
— Сто шестьдесят восемь боевых вылетов на самолете Ил-2 совершил я за время войны, — вспоминает Николай Васильевич Боровков. — Штурмовка же аэродрома Алакуртти запомнилась мне как самая опасная, но и наиболее результативная операция. По оценкам, позднее подтвержденным показаниями пленных, нами было уничтожено более сорока вражеских самолетов, взорван склад горючего, сожжены многие аэродромные постройки. Но и мы потеряли четырех лучших летчиков нашего полка: Н. Кукушкина, В. Кривошеева, З. Левицкого и Н. Короткова…
Отбиваясь от своры «мессеров», с боем отходили к линии фронта оставшиеся четыре штурмовика, прикрываемые одним истребителем. Дымил подбитый самолет Кости Котляревского. Едва воздушный стрелок Евгений Мухин доложил, что у него кончились патроны, как «мессер» длинной очередью сразил его…
Не дотянув до линии фронта, Котляревский вынужден был посадить свой подбитый штурмовик на заснеженное болото. Мухин был мертв. Проваливаясь в глубокий снег между болотными кочками, временами теряя сознание от боли в ранах на руках и голове, Котляревский пополз. Только на восьмой день его подобрали наши разведчики…
С трудом вел свой штурмовик и Николай Боровков — мотор давал перебои. И как только его «ил» на минимальной высоте перевалил через линию фронта, летчик повел его на ближайший запасной аэродром у поселка Белое Море, где благополучно и приземлился. Кстати сказать, много лет спустя, по решению поселкового Совета, Н. В. Боровков и еще ряд воинов 828-го шап стали почетными гражданами поселка Белое Море.
828-й шап, командиром которого стал майор Н. Ф. Гончаров, был полностью укомплектован самолетами Ил-2 и молодыми летчиками. Он доблестно сражался с захватчиками, круша долговременную оборону противника на берегу реки Свирь, за что ему присвоили почетное наименование Свирский. Девять Героев Советского Союза выросло в этом полку. Золотой Звездой был награжден и летчик-штурмовик Владимир Васильевич Козлов. Более ста двадцати раз он водил на боевые задания свой «ил». И во всех этих боевых вылетах зорко оберегал их «тридцатку» воздушный стрелок Владимир Васильевич Дубогрызов. Ныне тезки возглавляют совет ветеранов 828-го Свирского шап.
В то же самое время, когда на огромных просторах нашей страны грохотали десятки больших и сотни малых сражений, вдалеке от них происходили другие бои — невидимые и неслышимые. В тиши кабинетов, конструкторских бюро и лабораторий — наших и противника — шла напряженная битва умов, сражались идеи, воевало творчество.
В результате этой напряженной работы на фронтах появлялись модификации того или иного самолета, танка или орудия, претендовавшие на превосходство над аналогичными видами оружия врага. Зачастую так оно и получалось, но далеко не всегда. Бывало, что новый образец не оправдывал надежд…
Главную роль здесь играли, конечно, конструкторы. Так было и с творцами знаменитого «летающего танка».
Критически воспринимая многочисленные сообщения о боевых делах крылатого броненосца Ил-2, тщательно анализируя все донесения с фронтов, они старательно отбирали и систематизировали замечания в адрес своего самолета-штурмовика.
Конструкторам так же, как и производственникам и прежде всего — личному составу штурмовых авиаполков, многое давали военно-технические конференции, проводимые в 1-й заб. Здесь летчики-фронтовики, командиры соединений, военные инженеры рассказывали о своем боевом опыте, критиковали недостатки техники, находили ответы на многие вопросы, повседневно выдвигаемые войной. Отсюда конструкторы выносили бесценные знания таких деталей и нюансов в поведении своего самолета, которые можно получить только в процессе массовой и длительной его эксплуатации.
Так, естественно, появилось желание видеть штурмовик более быстролетящим, потребовавшее от конструкторов переосмысливания многих своих прежних решений.
Одна за другой рождались компоновки новых штурмовиков в группе Д. В. Лещинера. Этот небольшой коллектив конструкторов, называвшийся группой общих видов, работал непосредственно под руководством Сергея Владимировича Ильюшина.
Словом — все участники проектирования старались поточнее определить «лицо» будущей машины в каждом ее варианте. А в общем выходило, что за счет ряда мероприятий по улучшению аэродинамики самолета, например — полной уборки в крыло шасси, уборки в фюзеляж маслорадиатора и хвостового колеса, некоторого облагораживания форм фюзеляжа, уменьшения площади крыла и новых его аэродинамических форм, а также повышения мощности мотора можно увеличить скорость полета штурмовика у земли километров на сто. Иными словами, в круглых цифрах иметь 500 км/ч вместо 400!
Наконец в результате кропотливой работы всех подразделений ОКБ определились два основных пути дальнейшего развития бронированного самолета-штурмовика.
Путь первый — значительное усиление бронезащиты самолета и увеличение его бомбовой нагрузки. Это потребовало бы увеличения геометрических размеров и веса штурмовика. И путь второй — значительное улучшение летно-тактических характеристик штурмовика и увеличение эффективности его бронезащиты без существенного увеличения полетного веса.
Проекты штурмовиков обоих направлений ориентировались на установку нового мотора А. А. Микулина.
Какой из названных вариантов нового штурмовика будет более приемлем, полнее унаследует и богаче разовьет все лучшее, что уже было достигнуто самолетом Ил-2? Решительный ответ на этот вопрос могли дать только результаты летных испытаний опытных образцов самолетов. А для этого их необходимо было конструктивно разработать и построить.
Доложив свои соображения Государственному Комитету Обороны и получив одобрение, заручившись поддержкой руководства ВВС и Наркомата авиапромышленности, С. В. Ильюшин нацелил свой коллектив на разработку обоих вариантов нового самолета-штурмовика.
Конструкторы работали самозабвенно, буквально забыв об отдыхе. К этому времени ОКБ Ильюшина уже полностью возвратилось в Москву из эвакуации и разместилось в новом помещении. Каждый конструктор стремился к тому, чтобы его вклад в дело создания нового штурмовика был возможно более полным, ощутимым. Конструкторам помогал и накопленный опыт боевого применения штурмовика Ил-2. Замечания и предложения фронтовиков и производственников, высказываемые ими в адрес «ила», были известны всем конструкторам. И каждый из них считал делом своей чести найти решение, наилучшим образом удовлетворяющее то или иное требование фронта.
В частности, конструкторы бригады В. А. Борога занимались проблемами защиты штурмовика. С ними вместе настойчиво работали и вооруженцы. Предпринимавшиеся в свое время конструкторами вынужденные, продиктованные требованиями заказчика переделки самолета Ил-2 из двухместного в одноместный, а затем снова в двухместный не прошли без последствий. И развитие своего штурмовика в этом направлении Ильюшин видел прежде всего в улучшении бронезащиты кабины стрелка. Но как это сделать, не перетяжелив машину? Начались инженерные поиски.
Исследование поражений бронекорпуса Ил-2, полученных в боях, показало, что меньше всего этих поражений приходится на верхнюю зону, защищающую носовую часть фюзеляжа, где расположена моторная установка. Огонь с земли эту зону не поражает. А истребители противника давно уже зареклись подходить к «илам» спереди-сверху. Здесь их всегда ожидал могучий пушечный залп штурмовика. Тщательный анализ позволил сделать обоснованный вывод о возможности уменьшения толщины листов брони в верхней части корпуса. Тогда за счет полученного выигрыша в весе открывалась возможность удлинить бронекорпус к хвосту с таким расчетом, чтобы полностью вписать кабину стрелка в бронекорпус, обеспечив защиту ее броней с боков и снизу.
Так постепенно стали проявляться основные черты нового самолета, который должен был прийти на смену заслуженному Ил-2, хотя в 1943 году ни фронтовикам, ни производственникам и мысли о замене этой замечательной машины в голову не приходило.
Здесь уместно будет сказать, что как ни краток был период эвакуации ОКБ Ильюшина, но он принес ему чувствительные потери. И главная потеря заключалась в том, что ОКБ лишилось своей производственной базы, без которой успешная работа любого ОКБ просто немыслима. Но, к чести Ильюшина, надо сказать, что это обстоятельство, тяжким бременем новых забот навалившееся на него и его ближайших помощников, не ослабили их конструкторских поисков. Сергей Владимирович энергично действовал и активно подключал другие коллективы к реализации своих идей.
Параллельно с ОКБ Ильюшина в разработку новой машины включилось и конструкторское бюро А. А. Микулина. Следует отметить, что работы по созданию более мощного мотора для штурмовика были начаты еще в 1941 году. Предварительные проработки показывали, что имеется реальная возможность сделать еще один шаг в развитии моторов семейства «АМ» — создать двигатель мощностью 2000 лошадиных сил. Но началась война. Все силы завода и ОКБ были направлены на всемерное увеличение выпуска серийных моторов АМ-38.
Затем — вынужденная эвакуация завода. Становление его на новом месте в недостроенных корпусах, при отсутствии основных служб, тепла, жилья, при недоедании, недосыпании…
Коллектив старейшего в нашей стране авиамоторного завода № 24, возглавляемый крепкой партийной организацией, с честью выдержал испытание войной. Он не только полностью обеспечил моторами массовый выпуск штурмовиков Ил-2, но уже в 1942 году сумел продолжить работы по созданию нового мотора для нового штурмовика. А. А. Микулин, его заместитель М. И. Флисский, директор завода М. С. Жезлов и главный инженер А. А. Куинджи все больше внимания стали уделять перспективным опытным работам. В Москву, в ОКБ Ильюшина, направляется ведущий конструктор по новому мотору Ф. В. Шухов. Здесь он на некоторое время «поселяется» у ильюшинцев, где совместно с начальником моторной бригады Г. М. Литвиновичем и его конструкторами производит привязку нового мотора к новому самолету. Ему тогда надо было торопиться — ведь на заводе уже начиналось изготовление деталей для нового мотора.
Впрочем, слово «торопиться», пожалуй, не было характерным для того времени. Тогда люди работали с таким напряжением и с такой отдачей, что сейчас, оглядываясь назад, сами удивляются содеянному. И дело было не только в том, что конструкторы Ильюшина и Микулина во главе со своими руководителями проводили три четверти суток на своих рабочих местах.
Отчетливое понимание собственной ответственности за порученный участок, горячее желание оказать максимальную помощь всенародному делу борьбы с гитлеровскими захватчиками создавали на каждом предприятии подлинно творческую обстановку. Именно тогда конструкторами Ильюшина были найдены великолепные решения конструкции многих узлов новой машины и была очень удачно завязана ее общая компоновка. Именно тогда конструкторами Микулина были предложены, а умельцами завода осуществлены оригинальные решения конструкции ряда узлов нового двигателя, обеспечившие его безотказную работу буквально с первого опытного образца.
В очередной приезд Ильюшина на завод № 18 — было начало мая 1943 года — между ним и директором завода Белянским состоялся памятный разговор, определивший многое в судьбе нового самолета. Директор и Ильюшин ходили по цехам и осматривали поточные линии и другие технологические новшества, с помощью которых завод непрерывно увеличивал выпуск штурмовиков. Вышли из цеха главной сборки, намереваясь пройти на аэродром, мощно шумевший десятками авиамоторов. На летное поле часто садились и взлетали «илы». Оглушительно били пушки самолетов, проходившие отстрел в тире. Во всем чувствовалось биение кипучей жизни огромного предприятия, которая здесь, на этом участке заводской территории, воспринималась как настоящий бой. Да и по существу это было сражение…
— Уважаемый Александр Александрович, — Ильюшин сделал паузу, как бы подбирая слова, — прошу тебя не удивляться моей просьбе, хотя она, наверное, покажется тебе… ну, как бы это помягче сказать, ну — несвоевременной, что ли, или даже невыполнимой…
Ильюшин остановился и посмотрел своим острым взглядом на директора. Тот спокойно ожидал продолжения речи главного конструктора.
— Ты знаешь, — продолжал Ильюшин, — что наше ОКБ работает над новым штурмовиком. Были у нас твои конструкторы и технологи, помогли кое в чем, спасибо им. Сейчас разработка машины вступила в заключительную фазу, часть чертежей можно уже выдавать в производство для изготовления опытных экземпляров самолета. Но куда выдавать, в какое производство — вот тот вопрос, который мне хотелось обсудить с тобой.
— Ах, вот в чем дело, — облегченно вздохнул и улыбнулся Белянский, — ну что же, давай соберемся с моими специалистами, посидим, обсудим, я не возражаю.
— Хорошо, — наступал Ильюшин, — но прежде чем собираться, нам с тобой необходимо решить главное, принципиальный вопрос: ты возьмешься строить опытную машину у себя на заводе? Надо прямо сказать, что дело это для вашего коллектива хлопотное, непривычное, потребует дополнительного внимания и сил. Учти, что никто не разрешит тебе никаких задержек основного производства за счет опытной машины. Она полностью пойдет в перегрузку и цехам и техническим отделам завода — это надо себе представлять совершенно отчетливо.
— Да ты меня испугать, что ли, хочешь, Сергей Владимирович? — шутя заметил Белянский. — Так для нас, заводчан, главное в этом деле не то, о чем ты говорил. Главный вопрос — это пойдет твой новый самолет в серию или нет. Если пойдет и нам его строить, то заводу есть резон делать опытную машину, брать на себя всю нелегкую обузу опытного производства. Это даст нам всем возможность с упреждением познакомиться с новым объектом. Ну а если не пойдет в серию…
Белянский замолчал, очевидно, полагая, что и без слов понятно окончание его фразы.
— Не пойдет в серию, значит, нет резона вам браться за это дело, так? — закончил за него Ильюшин и рассмеялся. — Ну, Александр Александрович, чувствуется, что живешь ты теперь по соседству со старинным купеческим городом — все про расчет толкуешь… Но, — стал он серьезным, — ты же знаешь, что вопрос о принятии на вооружение и о серийном производстве нового самолета решается только после летных испытаний его опытного образца. А как они пройдут, какие результаты будут получены — это вопрос. Конечно, я и мои конструкторы твердо верим, что будет полный успех, но наша вера, я понимаю, для завода еще не стопроцентная гарантия. Риск, безусловно, есть, хотя мне он кажется не столь уж и большим…
— Хорошо, Сергей Владимирович, считай, что я за твое предложение. Вечером соберем наших специалистов, ты расскажешь о новой машине, там все и определим.
В тот же вечер техническое совещание руководителей основных заводских служб решило — опытный экземпляр нового самолета-штурмовика Ильюшина построить в цехах завода как сверхплановое задание.
На заводе строилось два экземпляра нового штурмовика: один — летный экземпляр и второй — для наземных прочностных испытаний. Но многие цехи оснащались с таким расчетом, чтобы быстро перейти на серийное производство в случае принятия самолета на вооружение.
Строительство опытного «ила» на заводе № 18 было организовано на серийный лад. Задания на изготовление деталей и агрегатов новой машины включались в планы цехов наравне с серийными заданиями, контролировались службой начальника производства по отработанной схеме, и постройка новых машин быстро двигалась вперед. При этом в цехах были созданы условия, максимально благоприятствующие быстрейшей постройке опытных машин.
Новый штурмовик создавался не только на заводе № 18. У этой машины новым был бронекорпус с двухместной кабиной экипажа. Для завода № 207, где директором был Виктор Иванович Засульский, этот бронефюзеляж являлся в значительной мере новым заданием. Его изготовление требовало совершенно новой производственной оснастки и, прежде всего, нового комплекта штампов для штамповки бронедеталей.
— Но вопреки нашим опасениям, — вспоминает тогдашний главный инженер завода № 207 Борис Александрович Дубовиков, — эта задача была довольно быстро решена. Подключился восемнадцатый завод, другие заводы, и общими усилиями в короткий срок комплект штампов для нас был изготовлен. А мы, в свою очередь, не замедлили построить и передать восемнадцатому заводу первые новые бронекорпуса.
Пожалуй, самую сложную задачу при создании нового штурмовика довелось решать мотористам. Ведь они создавали новый авиамотор. А он, до того как занять место на опытном самолете, должен не только быть изготовлен, но и успешно пройти большой цикл испытаний и доводок на земле.
Но раз этого требовал фронт, то и в ОКБ Александра Александровича Микулина, и на моторостроительном заводе № 24, где директором был Михаил Сергеевич Жезлов, приложили максимум усилий и умения и своевременно выпустили отработанную и принятую военной приемкой партию новых моторов. Сперва сдали один мотор, а затем и еще несколько.
Такое отношение к новому заданию предопределило успех его выполнения. В конце февраля 1944 года сборка опытного самолета-штурмовика была закончена. Его взвесили, определили центровку — все соответствовало проекту. К этому же времени были изготовлены агрегаты второго экземпляра самолета, предназначенные для прочностных испытаний, и успешно проведены сами испытания.
Здесь перед ОКБ и заводом стал вопрос — как действовать дальше?
Дело в том, что по существовавшим правилам разрешение на первый полет опытного самолета выдавалось только наркомом авиапромышленности. Основанием для этого разрешения должны были служить соответствующие материалы о готовности самолета и заключение авторитетной комиссии специалистов.
Все эти специалисты, Наркомат, а также конструкторы во главе с Ильюшиным находились в Москве, а самолет — на востоке. Решили перевезти самолет в Москву. Его частично разобрали, погрузили на железнодорожную платформу и отправили. Заводская бригада во главе с ведущим инженером А. Соболевым и зам. начальника ОЭР С. Малышевым поехали в столицу вместе с самолетом.
В Москве заводчане совместно с работниками опытного цеха ОКБ собрали самолет и провели на нем некоторые доработки по указаниям конструкторов. К середине апреля 1944 года опытный экземпляр нового штурмовика был готов к полетам.
«…Заместителю Народного комиссара Авиационной промышленности товарищу Яковлеву А. С.
Докладываю, что двухместный бронированный штурмовик Ил-10 с мотором АМ-42 готов к первому вылету, на что и прошу Вашего разрешения.
Главный конструктор С. Ильюшин»
Резолюция: «Товарищу Шишкину.
Разрешаю начать летные испытания.
А. Яковлев 20.04.44 г.»
И заводские летные испытания нового штурмовика Ил-10 начались. Летчик-испытатель В. К. Коккинаки сделал на новом штурмовике свыше трех десятков полетов по программе. В это же время проводились некоторые доводки самолета и мотора.
Но вот все испытано, проверено, отлажено, и штурмовик Ил-10 предъявляется на государственные испытания в НИИ ВВС. Он поступает в отдел летных испытаний самолетов-штурмовиков, где начальником был летчик-испытатель инженер-подполковник Василий Самсонович Холопов, а его заместителем по летным испытаниям — летчик-испытатель подполковник Александр Кузьмич Долгов.
13 мая 1944 года А. Долгов совершает первый полет на самолете Ил-10. Новый штурмовик сразу же понравился и ведущему летчику-испытателю, и всем специалистам-испытателям, и летчикам-испытателям других отделов института, которым поручалось опробовать машину в полете. Серьезных неполадок на самолете нет, начальство торопит, и программу из 43 полетов удается быстро закончить.
Ил-10 настолько полюбился военному летчику-испытателю А. Долгову, что он написал в заключение: «Самолет Ил-10 является классическим образцом самолета-штурмовика». И хотя эта формулировка, не подходившая к строгому официальному языку НИИ, не вошла в отчет, общий отзыв и заключение института по Ил-10 были весьма благоприятными. Самолет рекомендовали принять на вооружение и запустить в серийное производство. При этом само серийное производство самолета Ил-10 на заводе № 18 требовалось освоить без какого бы то ни было ущерба для выпуска штурмовиков Ил-2. Столь же нелегкие условия работы образовались и на других заводах — участниках строительства штурмовиков. Ведь «илы», грозные Ил-2, продолжали быть нужны всем фронтам.
На завод № 18 в августе 1944 года приехала большая группа руководителей ОКБ и конструкторов: А. Левин, В. Борог, Д. Коклин, М. Никитин, В. Ерофеев, А. Жуковский и другие. Они возглавили техническое руководство отработкой серийных чертежей самолета Ил-10 и внедрением его в производство. Трудились и конструкторы и заводчане много и споро. А так как строительство опытного самолета в основных цехах завода в известной мере подготовило их к приему новой машины, то дела с ее освоением развивались довольно успешно. Уже в канун празднования 27-й годовщины Октября несколько машин головной установочной серии появились на заводском аэродроме.
Первый полет на первом серийном Ил-10 поручили совершить летчику-испытателю Владимиру Коккинаки.
Он очень внимательно, даже придирчиво, осмотрел машину, «погонял» ее мотор и распорядился готовить самолет к полету. Ради этого события на завод прибыли главный конструктор и местные власти. Многим надолго запомнился этот первый полет.
«Уже на взлете машины мы, даже находясь на земле, почувствовали ее отличие от серийного штурмовика Ил-2», — вспоминали позднее заводские летчики-испытатели Е. Н. Ломакин и К. К. Рыков.
Самолет ушел за границы аэродрома, но вскоре вернулся и несколько раз на высоте 150–200 метров прошелся над летным полем, постепенно наращивая скорость полета. Видимо, летчик осваивался с новой машиной… Но вот поведение самолета в воздухе заметно изменилось. Он начал закладывать такие глубокие виражи, что все зрители только ахнули. Казалось, над их головами резвился не бронированный «летающий танк», а верткий, стремительный истребитель…
Вот он в крутом пикировании разогнался в сторону автобуса на летном поле, где стояла группа руководителей, и над ними сделал такую стремительную горку, так резво ушел почти вертикально в небо, что его воздушная волна докатилась до зрителей… При этом от самолета отделились и недалеко от автобуса упали на землю два блестящих предмета. Их быстро принесли и подали директору завода. Предметы оказались… крышками смотровых лючков крыла, замки которых, видимо, были слабы или плохо закрыты и под действием большой перегрузки при выполнении самолетом горки отскочили.
— До сих пор вспоминая этот случай, — с улыбкой говорит А. А. Белянский, — слышу далеко не ласковые слова, сказанные мне тогда секретарем обкома партии… Несколько минут «песочил» он меня при всех собравшихся… Но должен сказать, крышки лючков с наших самолетов больше в воздухе не срывались никогда.
Прошли торжественные дни, наступили рабочие будни. Освоение и отработку программы летных испытаний серийных самолетов Ил-10 поручили двум заводским летчикам-испытателям Е. Н. Ломакину и К. К. Рыкову.
И тут вскоре на самолете Ломакина при крутом планировании возник пожар на двигателе. Это произошло недалеко от аэродрома, машину удалось благополучно посадить, огонь погасили. Работникам моторного завода показалось, что была течь бензина в районе карбюраторов, она и вызвала пожар. Заменили обгоревший двигатель, все тщательно проверили, но пожар на машине Ломакина возник снова и в аналогичной первому случаю ситуации, то есть на крутом планировании. И второй раз летчику пришлось спасать от огня и машину, и себя…
Конструкторы-мотористы начали принимать меры: поставили заградительную сетку поперек всасывающего патрубка мотора, назвали ее антифляминг. Здесь у испытателя с конструкторами возникли разногласия. Он, опытный летчик, доказывал, что причиной пожаров являются выхлопы горючих газов в карбюратор, происходящие из-за обеднения горючей смеси на некоторых режимах полета, особенно при пикировании, крутом планировании, когда есть избыток воздуха, поступающего в двигатель под большим напором, а топлива подается мало, так как газ убран. С ним не соглашались…
Полетел Ломакин на самолете с антифлямингом. И снова пожар. Антифляминг не спасло его красивое название, он сплавился в бесформенный слиток…
Теперь конструкторы согласились с летчиком-испытателем. На пути воздушного потока, идущего в мотор, была установлена заслонка, управление которой связали с управлением подачей топлива в мотор. Благодаря такому устройству, когда на пикировании летчик убирал газ, снижая обороты мотора, он одновременно и сокращал доступ воздуха в мотор. Горючая смесь не обеднялась. Пожары на Ил-10 Ломакина прекратились. Кстати сказать, ни на самолете Ил-10, проходившем испытания в НИИ ВВС, ни на машине Рыкова пожары никогда не возникали. Это и смущало конструкторов.
Два последних самолета из головной партии несколько отстали из-за опозданий с поставкой агрегатов с заводов-смежников. А когда эти машины появились на заводской летной станции и были облетаны Рыковым и Ломакиным, на них сразу же нашелся «покупатель» в лице командира 1-й заб Алексея Ильича Подольского. Хорошо зная заводские дела и понимая, что новый штурмовик — это ближайшая перспектива не только завода, но и боевой авиации, Подольский предложил передать прошедшие испытания самолеты в его бригаду в качестве учебных для подготовки летчиков-инструкторов.
Ознакомившись на заводе с конструкцией новой машины и получив необходимый инструктаж от заводских летчиков, комбриг и командир эскадрильи капитан Иванов полетели на двух самолетах к себе на аэродромы. Здесь и случилось несчастье.
Едва самолет Подольского приземлился, как его срочно позвали на КП и по телефону сообщили, что Иванов погиб. Комбриг тут же вылетает на место происшествия и устанавливает, что на самолете Иванова в воздухе возник пожар — так же, как это случилось на машине Ломакина. Но Иванову, находившемуся далеко от аэродрома, не удалось справиться с горящей машиной, пожар принял катастрофические размеры, взорвался передний бензобак…
Этот трагический случай, на расследование которого приезжала высокопоставленная комиссия, ускорил отработку и проведение ряда конструктивных мероприятий по мотору и самолету.
Летная книжка летчика-испытателя — это солидный, добротно сделанный портативный журнал, куда записывается каждый полет, выполненный владельцем этой книжки. Листая летные книжки Е. Ломакина, К. Рыкова и других заводских летчиков-испытателей, можно видеть, как самолет Ил-10 занимал все большее и большее место на страницах этих объективных документов. Новый штурмовик постепенно вытеснял из производства своего прославленного собрата Ил-2.
Пришло наконец и время передачи нового штурмовика в действующую армию.
В январе 1944 года, получая самолеты Ил-2, изготовленные на заводе № 18, командир 108-го гвардейского штурмового авиаполка подполковник О. В. Топилин и его заместитель майор А. А. Павличенко и не догадывались, что в недрах этого завода зреет новый штурмовик.
Они были очень довольны тем, что им, как гвардейцам, комбриг А. И. Подольский выделил партию цельнометаллических самолетов. Тогда уже стало полегче с цветными металлами, и завод № 18 возобновил изготовление металлических хвостов для «илов» параллельно с деревянными.
Сорок два «ила», полученные 108-м шап, были построены на средства колхозников Запорожской области. По их же просьбе на борту каждого штурмовика сделали крупную надпись: «Полина Осипенко» — в честь их героической землячки.
Церемония торжественной передачи этих самолетов гвардейцам состоялась на аэродроме Кайдаки под Днепропетровском, куда перелетел 108-й авиаполк. Делегация колхозников — в основном женщины — обходила экипажи, выстроенные у своих самолетов, вручала каждому дарственные бумаги на самолет и давала наказ крепче бить врага.
После митинга состоялся товарищеский обед. А так как участниками этих торжеств была в основном молодежь, то праздник, естественно, закончился танцами и пением украинских и русских песен…
108-й гвардейский штурмовой авиаполк с честью сдержал слово, данное запорожским колхозникам. В жарких сражениях в Белоруссии, а также под Яссами и Кишиневом под ударами штурмовиков погибло много вражеской техники и солдат. Особенно напряженные бои 108-й шап вел за освобождение города Рава-Русская подо Львовом. За активные действия в разгроме немецко-фашистских войск при освобождении этого города ему было присвоено наименование «Рава-Русский».
Затем были Сандомирский плацдарм, бои за освобождение польской земли. И здесь 6-я гвардейская штурмовая авиадивизия и входивший в нее 108-й шап героически сражались, громя противника. 108-му авиационному полку выпала честь первому в ВВС получить на вооружение новый штурмовик Ил-10.
108-й шап прибыл на завод № 18 в ноябре 1944 года. Попав на территорию предприятия, летчики были поражены увиденным. Конечно, они знали, что существует группа таких заводов, которые в большом количестве строят «илы». По многочисленности штурмовых полков, дивизий, корпусов, действующих на фронтах, они догадывались о грандиозных масштабах нашей штурмовой авиации, которую непрерывно питала самолетами промышленность. И все же увиденное здесь — только на одном из заводов — удивило многих своими масштабами.
Огромная территория заводской площадки, где десятки производственных корпусов образовывали улицы и переулки. В цехах тысячи рабочих, среди которых много женщин и подростков. Работают сосредоточенно. Редко кто оглянется на проходящую группу военных с орденами. Видно, это им не в диковинку, да и некогда глядеть по сторонам. Во многих корпусах агрегаты самолетов-штурмовиков изготовляются на поточных линиях, которые кажутся бесконечными. В цехе главной сборки, таком громадном, что противоположный его конец не просматривается от входа, действует многорядный конвейер. Здесь самолеты в различной стадии готовности. Они стоят так плотно друг к другу, что пройти между крайним рядом и стеной группе военных можно было только вытянувшись в цепочку.
Но, безусловно, самое неизгладимое впечатление на фронтовиков произвели аэродромный цех и его летно-испытательная станция. Удивляло здесь все — и размеры покрытого первым снежком летного поля с расчищенной от снега, уходящей к горизонту широкой бетонированной взлетно-посадочной полосой, и рулежные дорожки, и главное — широкие асфальтированные полосы-улицы, по обеим сторонам которых стояли самолеты-штурмовики. Сколько их здесь было — полторы, две сотни, а может быть, и больше?
Зрительное восприятие этого невиданного количества крылатых машин было неотделимо и от слухового: на различных режимах работали моторы многих, наверное, не менее третьей части, самолетов.
Один за другим «илы» выкатывались с отработочной линейки на рулежную дорожку, занимали свое место на ВПП и, взревев мотором, уходили в небо сдавать последний свой экзамен на право воевать.
Но вот внимание фронтовиков привлекла одна машина. Она заметно отличалась от остальных «илов». Сперва со старта донесся какой-то особенный, незнакомый голос мощного мотора, которому перед взлетом дали полный газ. Затем по ВПП резво побежал, быстро оторвался от полосы и тут же, энергично набирая высоту, скрылся в морозной дымке горизонта непривычного вида самолет.
— Глядите, братцы, а ведь это никак «мессер» полетел, — первым в шутку отреагировал капитан Сироткин.
— Немного похож, — отозвался другой летчик. — Только «мессер» поменьше…
Фронтовики оглянулись на сопровождающего их инженера из военной приемки. А тот с улыбкой разъяснил:
— Нет, товарищи, «мессеров» мы здесь не держим. А в полет ушел как раз тот самый самолет, за которым вы прибыли, — штурмовик Ил-10. Вот сейчас мы подходим к участку, где отрабатываются эти машины.
Короток ноябрьский день, и пока смотрели, щупали новый «ил», наблюдали за посадкой и заруливанием на стоянку Ил-10, стемнело.
Из прилетевшего самолета степенно вылез солидный летчик-испытатель, не спеша снял парашют и обстоятельно рассказал бортмеханику о замеченных им неполадках в машине.
— Интересуетесь новой техникой? — громко обратился он к фронтовикам.
От группы отделился старший и, подойдя к летчику, отрекомендовался:
— Группа летного и технического состава сто восьмого гвардейского штурмового авиаполка прибыла для изучения и получения новых штурмовиков Ил-десять. Командир полка гвардии подполковник Топилин.
— Добре, — летчик широко улыбнулся и подал руку Топилину. — Подполковник Ломакин. Очень хорошо, что вы прибыли за этими самолетами. Пора уже войскам осваивать новую замечательную машину, да фрицев колотить на ней!
— Мощный мужчина, этот заводской летчик, пригодился бы в нашем полку, — заметил кто-то из фронтовиков, идя с аэродрома.
— Боевой командир, — пояснил военный представитель, — Евгений Никитович Ломакин. Участвовал в нескольких войнах, награжден орденом Ленина и другими орденами.
— Весь процесс переучивания нашего полка на заводе был спланирован и выполнялся в таком высоком темпе и в такие сжатые сроки, что многие из нас частенько вспоминали о тех небольших передышках, которые порой выпадали на фронте, — улыбается А. А. Павличенко — бывший заместитель командира 108-го полка. — Зачастую, по ходу изучения агрегата самолета, группа во главе с преподавателем направлялась в цех. Там летчики, инженеры и техники полка могли увидеть изготовление каждой детали боевого самолета.
Это были не значившиеся в учебном плане, но очень важные уроки. Здесь герои-фронтовики встречались с героями трудового фронта, видели, как самоотверженно, хотя порой и с немалыми трудностями работают в тылу советские люди.
— Нас поражало, — вспоминает один из летчиков 108-го полка, — что на большинстве рабочих мест в крыльевом, фюзеляжном и других цехах трудились женщины и подростки лет четырнадцати — шестнадцати. Они сосредоточенно сверлили и клепали конструкции, ловко орудуя пневматическими дрелями и молотками. На всю жизнь запомнились нам их бледные, худые лица, их скромная одежда. Независимо от пола и возраста, основная масса рабочих была одета в стеганые куртки и такие же брюки. На ногах — тоже стеганые сапоги-чулки, поверх их — резиновые галоши-чуни. Как нам сказали, эту одежду и обувь, так называемые ноговицы, изготавливали здесь же, в подсобных цехах завода…
Конечно, те летчики, кто бывал на заводе в 1942–1943 годах, замечали многие улучшения не только в производстве, но и в облике людей, их физическом состоянии и одежде. Но все же отпечаток лишений военного времени и теперь лежал на всем.
По инициативе командира эскадрильи Петра Железнякова летчики 108-го авиаполка стали систематически выделять из своих пайков часть продуктов — сахар, консервы — и отдавать их подросткам, работавшим в сборочном цехе завода.
Нормальная продолжительность рабочей смены составляла 12 часов, хотя подростки работали меньше. По-прежнему действовал закон военного времени, о котором напоминали плакаты в цехах: «Не покидай рабочего места, не закончив задания!»
Напряженный труд, царивший на заводе, захватывал всех. И каждый фронтовик почувствовал, что именно его мысли высказал Топилин на партийно-комсомольском собрании полка, состоявшемся на третий день их пребывания на заводе.
— Мы справедливо считаем, что на фронте трудно, подчас очень тяжело, — говорил Топилин. — Но, товарищи, разве можно сказать, что здесь, на этом трудовом фронте, легче, чем нам? У меня язык не повернется сказать такое…
Тогда коммунисты и комсомольцы полка постановили: освоить новую машину на отлично в кратчайшие сроки!
К началу января 1945 года примерно за полтора месяца теоретическая часть обучения 108-го полка была закончена. Но главное было впереди. Летному и техническому составу полка предстояло самим освоить практическую эксплуатацию нового самолета, получить партию машин для своего полка и научиться их обслуживать, на них летать и воевать.
С этой целью весь состав полка, обучавшийся на заводе, перебазировался на аэродром 5-го зап, находившийся в сотне километров от завода.
Ил-2, как и его родной брат Ил-4, был также и самолетом морской авиации, входившим в состав ВВС ВМФ.
Здесь в качестве целей, против которых действовали «илы», были морские корабли, самоходные баржи и другие плавсредства противника.
При этом, если превращение бомбардировщика Ил-4 в торпедоносец произошло давно, по воле конструкторов, то специальности топмачтовика штурмовик Ил-2 первыми «научили» летчики 13-го шап подполковника Н. А. Мусатова на Черноморье.
Кстати, топмачтовым называется такое бомбометание, при котором бомба с низколетящего самолета сбрасывается метров за 200–300 до корабля. Ударившись плашмя о воду, бомба рикошетирует и, подскочив над водой, поражает цель. Многие транспорты и самоходные баржи с войсками противника скрылись в черноморских волнах после топмачтовых ударов «илов»…
В истории Великой Отечественной войны известно немало случаев, когда активное участие штурмовиков Ил-2 решало судьбу боя.
Например, Маршал Советского Союза Петр Кириллович Кошевой как-то образно говорил, что Сапун-гору в Севастополе 7 мая 1944 года взяли «илы».
— И когда до вершины горы оставалось меньше двухсот метров, моя пехота залегла, — вспоминал маршал. — Огонь противника был так плотен, укрепления так мощны, что, казалось, нет такой силы, которая способна была поднять людей в атаку… Но вот появляется одна девятка «илов» — штурмует, вторая — наносит точный удар по укреплениям на вершине, третья — снова наносит удар… Моя пехота сама, без команды поднимается, гремит могучее «Ура-а!», бросок, и я вижу наше знамя на вершине Сапун-горы, поднятое рядовым Иваном Яцуненко… Меня обнимает Ф. И. Толбухин, поздравляет, а я ему говорю: «Товарищ командующий, это «илы»…»
«Да, «летающие танки» тогда, в Севастополе, работали строго по часовому графику, — свидетельствует в своей замечательной книге участник этих боев летчик-штурмовик Герой Советского Союза В. Б. Емельяненко. — Приказ командующего 8-й воздушной армией генерал-полковника Т. Т. Хрюкина выполнялся строго: каждому авиаполку отводилось в определенный час 10–15 минут времени для штурмовки заданной цели. Преждевременный приход и опоздание не допускались. В таких случаях боевое задание считалось невыполненным. Через несколько часов этот же полк, подготовившись, снова получал свои 10 минут «рабочего» времени над целью.
Объекты противника, таким образом, находились под непрерывными ударами штурмовиков, которым не было нужды перестраиваться под огнем противника для повторных атак…»
В 1941–1942 годах 250 дней и ночей осаждали Севастополь полчища гитлеровских оккупантов, прежде чем наша армия временно покинула этот порт.
А когда пришло время, в мае 1944 года, советские войска выбросили захватчиков из города за трое суток!
Многие воинские подразделения — участники освобождения города-героя Севастополя получили его почетное имя. Севастопольскими стали десятки штурмовых авиаполков, и в их числе — 7-й гвардейский ордена Ленина штурмовой авиаполк, бывший 4-й шап, отличившийся в боях на Березине и под Бобруйском в первые дни войны.
Но не только воинские подразделения сражались с врагом, изгоняя его с берегов Черного моря. В грандиозном размахе сражений принимали участие и те, кого тогда называли «штатские на фронте».
В одном из номеров газеты «Черноморский летчик» за 1944 год напечатан приказ командующего Черноморским флотом адмирала Ф. С. Октябрьского о награждении мастера завода № 18 В. В. Казьмина орденом Красной Звезды и слесарей его бригады Горденина и Каширина медалями «За боевые заслуги».
«Эта бригада попала на Черноморье в горячую пору, — говорилось в характеристике награжденных. — Пришлось организовывать ремонт самолетов в трудных условиях на аэродромах, только что освобожденных от врага. Все там было разрушено. В условиях дождя и неприспособленности, днем и ночью, не считаясь со временем, в трудных бытовых условиях бригада сумела быстро организовать работу и выпускать досрочно и качественно отремонтированные самолеты… Бригадой восстановлено 79 боевых машин, из них 36 аварийно-восстановительным ремонтом. Большую практическую помощь тов. Казьмин и его бригада оказали в обучении специалистов ПАРМ и мастерских грамотному ремонту».
Такие ремонтные бригады с завода самоотверженно работали во всех воздушных армиях, на всех фронтах, на всех флотах. Они обслужили за время Великой Отечественной войны свыше четырехсот пятидесяти воинских частей и соединений ВВС. Около шести тысяч «илов» восстановили, возвратили в строй эти бригады. Это около пятнадцати процентов всего количества самолетов Ил-2, выпущенных за годы войны. По существу, это были как бы дополнительно построенные машины. Не случайно тогда говорили, что завод № 18 открыл свой филиал в действующей армии…
Наконец долгожданное событие произошло. В середине января 1945 года летчики-перегонщики доставили на аэродром 5-го зап четыре с половиной десятка самолетов-штурмовиков Ил-10, переданных 108-му гвардейскому штурмовому авиаполку. Каждый летчик теперь уже получил в свое распоряжение «персональную» машину.
— Следует отметить, что летали мы с удовольствием, — вспоминают летчики-ветераны Сироткин, Афанасьевский, Павличенко, Аникиенко и Макковеев. — Конструкторы самолета и мотора, спасибо им, позаботились о нас. Оборудование кабины летчика на Ил-десять было более совершенным, чем на Ил-два. Электрическое управление триммерами рулей и створками радиаторного туннеля, более удобное расположение приборов, проще запуск мотора. Легче было управлять оружием. Надежно работала радиосвязь. А главное — улучшенный обзор из кабины самолета и его великолепные летные данные. Стремителен, легок в управлении, маневрен, послушен. Утомляемость в полете на Ил-десять была значительно меньше, чем на Ил-два. Правда, лучшие скоростные и маневренные качества новой машины требовали и большего внимания летчика к управлению ею. Младший брат прославленного «ила» был, как говорят авиаторы, несколько строже в управлении. Но к этому быстро привыкали.
К середине февраля полк без единой аварии закончил программу летной тренировки и, как только позволила погода, начал перелет в расположение своей 6-й штурмовой авиадивизии. 2-я воздушная армия, в состав которой входила эта авиадивизия, тогда воевала на берлинском направлении, и полку предстоял довольно длительный перелет из глубин России на вражескую территорию.
Необходимо сказать, что в скорейшем вступлении 108-го авиаполка в строй действующих был заинтересован не только личный состав самого полка. Ему, как первому начинавшему боевую эксплуатацию нового штурмовика, поручалось проведение войсковых испытаний Ил-10 как одного из разделов государственных испытаний этого самолета.
Приказом командующего ВВС руководство испытаниями на боевое применение нового «ила» возлагалось на фронтовую испытательную бригаду НИИ ВВС во главе с ведущим инженером-испытателем инженер-подполковником П. Т. Аброщенко. Большинство специалистов, входивших в состав этой бригады, в частности — летчик-испытатель А. К. Долгов, участвовало в летных испытаниях Ил-10 на территории НИИ ВВС. А теперь им предстояло вылететь на фронт и возглавить заключительный этап государственных испытаний.
К 108-му авиаполку для обеспечения войсковых испытаний прикомандировали также несколько бригад от предприятий промышленности. Бригаду завода № 18 возглавлял старший инженер ОЭР А. С. Руденко. В состав бригады входили бортмеханик М. Корсунский и слесари-универсалы Д. Рыбачев, Я. Жуков, А. Щербашин, Г. Гапонов и И. Гришанов.
От моторного завода старшим представителем в полку был инженер П. С. Захаров.
ОКБ Ильюшина командировало в состав комиссии двух ведущих конструкторов: Д. И. Коклина — по вооружению и В. А. Ерофеева — по моторной установке.
Управление ВВС направило в 108-й полк летчика И. А. Алексеева.
Строго говоря, войсковые испытания Ил-10 начались сразу же после передачи четырех десятков этих самолетов полку Топилина. Поэтому еще когда этот полк находился в 5-м зап, в нем постоянно работала заводская бригада и нередко гостями были конструкторы ОКБ С. В. Ильюшина, да и он сам. Их, естественно, интересовало в первую очередь все, что было связано с надежностью, безотказностью работы агрегатов и систем самолета, поступающего в массовую эксплуатацию.
— Поразительно быстрой была реакция конструкторов и заводчан на каждый недостаток, обнаруженный летчиками запасного полка и нами на самолетах Ил-десять, — вспоминают фронтовики.
Так, например, летчики отметили, что закрывать створки бомболюков после бомбометания с помощью имеющегося в кабине штурвальчика тяжело и долго. Рассказали конструкторам. И вскоре на смену штурвальчику в кабине самолета появился портативный рычаг с трещоткой, покачивая который, летчик легко закрывал бомболюки. Техник по вооружению Николай Князев отмечает, что им — вооруженцам особенно понравились введенные улучшения. Например — более удобный подход к пушкам и пулеметам сверху крыла. Это позволяло быстрее заряжать и готовить к боевым вылетам стрелковое вооружение. Пневмоэлектроуправление стрельбой из пушек и пулеметов вместо тросового на Ил-2 значительно облегчило работу как летчиков в полете, так и вооруженцев при работе на земле.
Но по мере увеличения числа полетов выявлялись и отдельные недостатки новой машины. Например, слабым местом оказалась крышка люка (обтекатель), укрепленная на стойке шасси и закрывающая вырез в крыле после уборки туда ноги шасси. Эта крышка, получившая у техников название «лопух», от ударов комьями снега на разбеге самолета иногда смещалась на своем креплении и после уборки шасси с перекосом становилась в крыльевом люке и заклинивала стойку в убранном положении. Выпустить шасси в таком случае стоило летчику большого труда. «Лопух» усилили, крепление его доработали, и дефект был ликвидирован.
…28 марта 1945 года 108-й гвардейский шап собрался в полном составе на полевом аэродроме близ Шпроттау.
Аэродром большой. На нем, кроме 108-го, разместились еще несколько полков на самолетах Ил-2 и полк истребителей на самолетах Ла-5.
Конечно, всеобщий интерес вызвали самолеты Ил-10. Бесконечные экскурсии со всех полков — посмотреть, пощупать, покритиковать. Многие бывалые летчики-штурмовики сначала скептически отнеслись к слишком изящному на вид «интеллигенту» — самолету Ил-10. Слыша восторженные рассказы летчиков 108-го полка о высоких скоростных и маневренных свойствах нового штурмовика, те только покачивали головами, улыбались — поживем, мол, увидим, как воевать на нем будете…
Правда, такой скептицизм продержался очень недолго благодаря следующим событиям.
В этом районе был организован небольшой учебный полигон, куда летчики, особенно из молодого пополнения, летали тренироваться в бомбометании и стрельбе по наземным мишеням. Командование 108-го полка также не преминуло воспользоваться случаем потренировать своих молодых летчиков. И вот здесь, наблюдая четкую работу новых машин, — с аэродрома было отлично видно все, что делалось на полигоне, — многие из «скептиков» поколебались в своих суждениях. Ил-10 круто шли на цель, устойчиво метко стреляли по мишеням, точно уложив в отмеченный на земле круг свои цементные тренировочные бомбы, свечой уходили в небо.
Командование и партийная организация 108-го полка и 6-й авиадивизии, а также комиссия НИИ ВВС понимали, что споры вокруг Ил-10 — это не простое любопытство. Выявление и наглядный показ боевых возможностей нового штурмовика имеют большое практическое значение. Именно потому над аэродромом Шпроттау разгорелся воздушный «бой» между штурмовиком Ил-10 и самолетом-истребителем Ла-5, летные данные которого превышали характеристики «мессеров» и «фокке-вульфов». Ла-5 пилотировал дважды Герой Советского Союза В. Попков, а в кабине Ил-10 летел начальник воздушно-стрелковой службы 108-го полка гвардии капитан А. Сироткин.
— Первым упражнением по согласованной программе была погоня истребителя за штурмовиком при крутом планировании, — вспоминает Сироткин. — Набрали высоту две тысячи метров, начали. Я дал газ мотору и понесся к земле, как с крутой — градусов сорок — горы… «Лавочкин» от меня отстал.
Далее мы выполняли горку с набором высоты. На удивление всем, и здесь вначале я опережал Ла-пятый, но вскоре он меня догнал и обошел. Затем мы демонстрировали бой на виражах и выполнение различных фигур пилотажа. Как Попков ни старался, но его Ла-пятому редко удавалось зайти мне в хвост для атаки. Зато и мой стрелок и я несколько раз ловили его в перекрестья своих прицелов. После проявления пленки фотокинопулеметов, которыми мы «воевали» в том полете, было установлено, что по Ла-пятому несколько раз прошлись очереди нашего оружия. Конечно, из сказанного нельзя делать вывод, что штурмовик Ил-десятый превосходил истребитель Ла-пять по скорости и маневренности. Но этот бой показал, что новый штурмовик уверенно может постоять за себя и в воздушном бою с немецкими истребителями.
После этого показательного боя авторитет нового штурмовика среди обитателей аэродрома Шпроттау сильно возрос. Многие уже стали говорить о нем только в восторженных тонах, но не все. Кое-кто еще глубокомысленно замечал: «Подождем, что покажут настоящие бои».
Этого ждать долго не пришлось. 108-й полк получил первое боевое задание — нанести штурмовой удар по большому скоплению танков, бронемашин и солдат противника. Эскадрилью Ил-10 на задание повел штурман полка Герой Советского Союза гвардии майор Ф. А. Жигарин.
Истребители сопровождения вылетели чуть раньше «илов». Они барражировали на большой высоте в районе цели, готовые прийти на помощь штурмовикам в случае нужды.
— Много удивительного для нас было в том полете, — рассказывали летчики Жигарина, возвратясь на базу. — На высоте около полутора тысяч метров подошли мы в район цели. Уже показался лесной квадрат, где, по данным разведки, была спрятана вражеская техника, уже давно пора их зениткам давать «салют» в нашу честь, но… кругом все мертво… «Неужели враги обознались, приняв нас за «мессеры»? Очень возможно — ведь они еще не встречались с Ил-десятыми…
— За мной, атака! — раздалась по радио команда Жигарина.
Эскадрилья ринулась на цель. Ударили эрэсами и, выходя из пикирования, увидели, как вдруг ожил лесной массив, где бушевало море огня. Как тараканы, из леса поползли танки. На соседнее с лесом шоссе выскочила и зазмеилась колонна бронетранспортеров и автофургонов с пехотой. В сторону уходящих с набором высоты штурмовиков потянулись ручейки трассирующих снарядов — противник огрызался. «Заговорили» и вражеские зенитки. Но, странное дело, летчики видели огненные вспышки разрывающихся зенитных снарядов, а привычных облачков дыма грязно-белого цвета не было. Значит, зенитные снаряды противника стали бездымными? Если так, то это плохо для штурмовиков, так как стало труднее применять противозенитные маневры…
Жигарин разделил эскадрилью на звенья и каждому звену определил цель. Группу фашистских танков атаковал он сам со своими ведомыми. На танки обрушились серии ПТАБ. Несколько танков загорелось, отдельные из них взрывались, некоторые останавливались, из них выскакивали фашисты и разбегались по полю…
Звено Афанасьевского расстреляло и подожгло удиравшую автоколонну, уничтожив много техники и солдат противника.
Освободившиеся от бомбовой нагрузки штурмовики Жигарин направил в помощь звену подавления на штурмовку обнаруженных зенитных батарей.
А «мессеры»? Да, они, конечно, явились, штук десять. Но их перехватили наши Ла-пятые, и им стало не до «илов»…
Боевое задание было успешно выполнено. Скопление войск противника разгромлено. На базу благополучно возвратились все самолеты эскадрильи Жигарина, хотя некоторые из них получили повреждения, потребовавшие ремонта. Этим немедленно и занялись рабочие заводской бригады и техсостава полка.
Итак, первая проверка боем состоялась. Она убедительно показала, что новый штурмовик не только достойно унаследовал славные традиции Ил-2, но и во многом превзошел его.
Развертывалось наступление наших войск с одерского плацдарма. Для 108-го шап, как и для всех братских авиаполков, началась страдная пора.
6-й штурмовой авиационный корпус под командованием генерала Б. К. Токарева в начале Берлинской операции имел боевую задачу — обеспечение прорыва обороны противника совместно с войсками 5-й ударной армии генерала Н. Э. Берзарина. Комкор Токарев находился на КП командующего армией и оттуда руководил действиями своих штурмовиков.
К концу первого дня битвы за Берлин — 16 апреля 1945 года, когда войска Берзарина подошли ко второй полосе обороны противника, оказавшейся мощнее первой, маршал Г. К. Жуков приказал ввести в бой 2-ю танковую армию генерала С. И. Богданова.
Штурмовики получили новую задачу — оказывать всемерную помощь танкистам.
17 апреля танкисты Богданова ворвались на окраины Берлина и стали вести уличные бои.
Как оценить обстановку и организовать помощь танкистам с воздуха?
Токарев устраивает свой командный пункт на чердаке самого высокого в этом районе дома. Его крыша была снесена взрывом, и вот между печными трубами замаскировалось токаревское КП. Стала лучше видна округа, но сильно мешал дым от многочисленных пожаров… По каким ориентирам наводить свои эскадрильи и полки?.. Заметнее всего кирхи (церкви), значит, по ним. Иногда можно использовать и очаги сильных пожаров…
В то время у авиаторов был разработан и успешно применялся цифровой код в радиокомандах. По нему команда звучала примерно так: «Сокол» — один, сто девяносто семь, сто двадцать пять, квадрат шесть, двадцать». Это означало: «Токарев Белоусову — высылайте группу штурмовиков в квадрат шесть, вооружение — фугасные авиабомбы». Если бы в конце кода стояло не двадцать, а сорок, это означало бы, что бомбы должны быть противотанковые.
Начальники штаба авиадивизий и полков непрерывно следили за оперативными сводками, по которым было видно, в каком полку самолеты какой эскадрильи снаряжены фугасными, а в каком — противотанковыми авиабомбами. Соответственно заданию высылалась необходимая эскадрилья.
Но как только танки Богданова втянулись в уличные бои, командиры штурмовых авиадивизий полковник Ковалев и подполковник Белоусов разместили свои КП в танках наступающей 2-й гвардейской танковой армии.
21 апреля низкая облачность придавила дымную завесу над горящим городом, видимость практически исчезла. В этой обстановке работу не прекращали только «илы».
Так случилось, что танкистов остановила крупная группировка противника, укрывшая свои танки и самоходные орудия в больших толстостенных домах. Богдановцам нужна была срочная помощь, и командиры двух штурмовых авиаполков — 805-го майора Карева и 765-го подполковника Заноздры — повели свои полки на штурмовку врага.
Десятки авиабомб весом в сто и двести пятьдесят килограммов, точно сброшенные с тридцати трех «илов», развалили укрепленные кварталы, выведя из строя многие танки и артиллерийские установки противника, упрятанные там. Наши же танки пошли вперед…
Невиданно большую мощь и богатейший арсенал тактики боевого применения приобрела советская штурмовая авиация. И закономерно было то, что вручение с воздуха символического ключа от Берлина воинам-гвардейцам генерала И. Дука, атаковавшим Зееловские высоты, было поручено летчикам-штурмовикам.
Командующий 16-й воздушной армией маршал авиации С. И. Руденко — участник штурма Берлина — в своих мемуарах вспоминает.
«…Комсомольцы гвардейского авиационного полка взялись изготовить увеличенную копию ключа от ворот германской столицы, добытого славными русскими воинами в семилетней войне 1756–1763 годов…
16 апреля ключ от Берлина был вручен перед строем полка лучшему летчику-штурмовику Герою Советского Союза Н. И. Белавину.
Приняв этот символичный ключ — подарок боевых друзей, Н. И. Белавин повел свою группу к Зееловским высотам, где шли на приступ гвардейцы-сталинградцы. Обрушив смертоносный груз на головы гитлеровцев, штурмовики легли на обратный курс. Над позициями наших частей повис купол парашюта».
Много рук приняло драгоценный дар. И сейчас же по всему участку фронта разнеслись слова, написанные на табличке, прикрепленной к этому ключу:
Гвардейцы, друзья, к победе вперед!
Шлем вам ключ от берлинских ворот.
Надо ли говорить, что такой призыв нашел горячий отклик в сердцах наступавших…
На рассвете третьего дня пребывания 108-го полка на новом месте — в Коло Топилин построил весь состав полка и зачитал радиограмму командующего армией:
«Вчера при взятии Н-ского укрепрайона ваши новенькие работали отлично. Прошу передать летчикам, командирам и всему составу полка мою благодарность от всех наземных войск. Ждем и сегодня вашей эффективной помощи».
Такая оценка боевых действий 108-го гвардейского штурмового авиаполка воодушевляла людей на подвиги. А напряжение боев все возрастало. Эскадрильи полка летали на различные задания практически в любую погоду. Громили скопления вражеских войск, крушили переправы через реки и каналы, укрепленные объекты, а нередко и обрабатывали передний край обороны противника, обозначаемый нашими войсками с помощью ракет.
Но по мере того как кольцо наших войск сжимало противника, плотнее становились его формирования и гуще зенитный огонь. Повсеместно наши летчики отмечали пассивность истребительной авиации противника, не вступавшей в бой со штурмовиками. Тем более, что наши «Яковлевы» и «Лавочкины», безраздельно господствуя в воздухе, не давали возможности авиации противника проявлять активность. А вот зенитчики врага огрызались свирепо. Даже такому маневренному самолету, как Ил-10, порой трудно было прорываться к цели в сплошных разрывах зенитных снарядов, особенно бездымных.
30 апреля 1945 года очередную группу штурмовиков Ил-10 на разгром противника повел командир эскадрильи П. Железняков.
Над целью, закрытой дымом многочисленных пожаров, сделали четыре захода. Зенитный огонь был сильный, но группа подавления сработала успешно, и ближайшие зенитки на время замолчали. Железняков скомандовал: «Сбор, уходим домой», — уже подумал, что на этот раз все обошлось благополучно, но тут же увидел, как от самолета летчика Городецкого отделяется воздушный винт, а вся носовая часть штурмовика раскрывается железным цветком — прямое попадание крупнокалиберного снаряда… На глазах товарищей штурмовик Городецкого камнем пошел к земле. «Прощайте, товарищи!» — прозвучали по радио его последние слова. Его машина врезалась в землю и взорвалась…
А бои на берлинском направлении продолжались с нарастающей силой, и 108-й полк не знал передышки. Во вторую половину апреля ежедневно, и чуть ли не круглосуточно, и с неизменным успехом водили на боевые задания группы по 8–10 самолетов Герой Советского Союза гвардии майор Ф. А. Жигарин, начальник воздушно-стрелковой службы полка гвардии майор А. И. Сироткин, гвардии капитаны, вскоре ставшие Героями Советского Союза, А. К. Новиков, И. И. Зиновьев, П. Ф. Железняков.
Командиру 108-го полка гвардии подполковнику О. В. Топилину чаще приходилось не летать, а управлять действиями своих соколов, находясь на КП тех воинских соединений, боевым действиям которых помогали штурмовики. Зато его заместитель гвардии майор А. А. Павличенко нередко вылетал на боевые задания в качестве ведущего группы воздушных бойцов. Летчики и воздушные стрелки 108-го авиаполка ежедневными боевыми успехами подтверждали и прославляли свое высокое гвардейское звание.
— Но, конечно, обеспечивали эти боевые успехи наши верные помощники — инженерно-технический состав и заводские специалисты, — вспоминает А. А. Павличенко, ныне работник МАИ. — В любую погоду, часто ночами они в считанные часы «лечили» штурмовики и готовили их к боевым вылетам. Их самоотверженный труд, в то время, к сожалению, не всегда замечавшийся и отмечавшийся, теперь воспринимается нами как трудовой подвиг.
Двенадцать авиаполков, вооруженных штурмовиками Ил-10, подготовила 1-я заб к 1 мая 1945 года. Шестьсот тридцать новых «летающих броненосцев» влились в ряды ВВС действующей армии. Но, кроме 108-го гвардейского штурмового авиаполка, только некоторым из этих новых полков довелось принять участие в боевых операциях заключительного периода войны.
В числе их был и 118-й гвардейский Курский штурмовой авиаполк, которым командовал гвардии подполковник В. Н. Верещинский. Пройдя обучение в 1-й заб, этот гвардейский боевой авиаполк в конце апреля 1945 года прилетел в Прибалтику, когда там еще шли ожесточенные бои.
Вскоре и эскадрильи 118-го шап одна за другой стали получать боевые задания. При этом здешнее командование, учитывая возросшие летно-тактические данные новых штурмовиков, решило с Ил-10 истребителей сопровождения не посылать, считая, что новенькие и сами за себя постоять смогут. Насколько справедливо было это решение, может в какой-то мере показать следующий эпизод.
8 мая очередную группу «илов» на штурмовку скопления войск противника в районе г. Салдус повел заместитель командира эскадрильи старший лейтенант Петр Однобоков. Штурмовка прошла успешно, новые самолеты вели себя отлично, но два «мессера», воспользовавшись облачностью, попытались внезапно атаковать штурмовик ведущего.
— Командир, «мессеры» сзади-сверху, — взволнованно доложил воздушный стрелок Николай Аверков…
Как только Однобоков, оглянувшись, увидел Ме-109, пикирующий с высоты вдогонку их самолета, он тут же энергично потянул на себя сектор газа — уменьшил обороты мотора. Скорость штурмовика резко снизилась — он словно бы затормозил перед невидимой преградой. Очередь трассирующих снарядов немецкого истребителя, слегка зацепив штурмовик, пронеслась перед его носом, а следом за нею впереди «ила» показался и сам «мессер». Все это произошло в считанные секунды, но именно они и стали роковыми для «мессершмитта» — его настиг пушечный залп Ил-10…
Не остался в стороне от событий и Аверков. Он метким огнем из своего крупнокалиберного пулемета поджег второго, ведомого, «мессера», пошедшего в атаку на Ил-10 следом за первым. Густо дымя, вражеский истребитель ушел в сторону своих позиций…
Так в один день — последний для экипажа П. М. Однобокова день войны — на их со стрелком победном счету появилась еще одна запись — два сбитых ими истребителя Ме-109.
Пять Героев Советского Союза выросло в 118-м гвардейском шап, и одним из них стал П. М. Однобоков, совершивший около ста пятидесяти боевых вылетов.
…108-й гвардейский Рава-Русский ордена Суворова штурмовой авиационный полк, комиссия специалистов ВВС и заводские бригады ответственное задание по войсковым испытаниям нового самолета-штурмовика Ил-10 в условиях Великой Отечественной войны выполнили с честью. Свыше четырехсот пятидесяти боевых вылетов совершили летчики-гвардейцы по заданиям командования, активно участвуя в жарких сражениях с врагом на берлинском направлении в апреле 1945 года.
В этих боях раскрылись и были продемонстрированы великолепные боевые качества нового самолета. Более высокие летно-технические характеристики Ил-10 позволили дополнить и тактические приемы его боевого применения. Формула: «Новая техника рождает и новую тактику» — оставалась справедливой.
Пока штурмовик Ил-2 был одноместным, построение группы «илов» в оборонительный круг было большой тактической находкой. Но с появлением двухместных Ил-2 круг стал менее необходим, а воюя на Ил-10, летчики редко вспоминали о круге.
Бреющий, скрытый полет к цели, горка перед атакой и уход на бреющем после штурмовки, столь характерные для действий штурмовиков Ил-2, стали видоизменяться. Для нового штурмовика с его возросшими летными данными, характерными стали атаки целей с пикирования со средних высот, прицельные штурмовые удары с резким выходом из пике и стремительным набором высоты для повторного удара.
Если сопровождение истребителями штурмовиков Ил-2, идущих на боевое задание, считалось обязательным, то Ил-10 зачастую обходились самостоятельно.
Словом, несомненно было то, что появление самолета Ил-10 обогатило отечественную штурмовую авиацию новыми возможностями, подняло его на новую, более высокую ступень.
Официальная оценка новой машины была записана в отчет государственной комиссии по результатам войсковых испытаний. Там, в частности, говорилось:
«…Наличие большого диапазона скоростей и лучшая маневренность облегчают задачу истребителей сопровождения и позволяют самолету вступать в воздушный бой с противником;
— полное бронирование кабины экипажа повышает живучесть самолета;
— простота в технике пилотирования и сравнительно легкий переход к эксплуатации как летным, так и техническим составом дают возможность перевооружить строевые части на этот самолет в кратчайшие сроки…»
Советские ученые, конструкторы, лично академик С. В. Ильюшин и его помощники, вся наша отечественная авиапромышленность показали полное превосходство над теми, кто так яростно мечтал поработить нас.
В дни празднования 35-летия Победы советского народа над фашистской Германией в нашей стране произошли события, имеющие прямое отношение к этой повести. Так, в городе-герое Новороссийске был открыт замечательный памятник со штурмовиком Ил-2 на пьедестале. Этот город стал шестым городом — обладателем такого величественного памятника. Подмосковный город Истра и Москва, Куйбышев и Воронеж, белорусский город Лида и вот теперь — Новороссийск украшают мемориалы со штурмовиками. И не только украшают, а являются дорогими для всякого советского человека, святыми местами всенародной памяти.
У подножия памятника «илу» в Куйбышеве — цветы. 8 и 9 мая 1980 года количество делегаций с венками у памятника было столь велико, что временами образовывалась очередь… Было видно, что люди — и ветераны и молодежь — глубоко переживают торжественные минуты поклонения народной святыне…
Торжественно и впечатляюще отметил 35-летие Победы город на Волге. Здесь состоялась встреча ветеранов 1-й Краснознаменной авиабригады и боевых штурмовых авиаполков с представителями бывшего восемнадцатого, ныне Куйбышевского авиационного завода. Было что вспомнить ветеранам — тем, кто строил «илы», тем, кто формировал штурмовые авиаполки, и тем, кто громил фашистские войска на «летающих танках».
Два Героя Социалистического Труда — бывший директор завода № 18 А. А. Белянский и нынешний директор авиазавода В. П. Земец, а также бывший командир 1-й заб ныне генерал-полковник авиации А. И. Подольский своими образными рассказами оживили многое из героического минувшего.
— Дорогие товарищи, друзья, — обратился к собравшимся Белянский. — Некоторые из вас хорошо знакомы еще с довоенной продукцией нашего завода — самолетами ДБ-три, или Ил-четыре, которые были основными дальними бомбардировщиками в прошедшей войне. Сегодня уместно вспомнить, что именно на этих самолетах постройки нашего завода славные летчики авиаполков Преображенского и Щелкунова в ответ на варварские бомбардировки Москвы осенью тяжелого 1941 года летали в стан врага и держали в страхе столицу третьего рейха. Тогда они не только нанесли существенный урон военным объектам Берлина и другим крупным промышленным центрам гитлеровской Германии, но и развенчали лживую пропаганду о якобы полностью уничтоженной советской авиации.
Но, безусловно, всех нас — и военных и штатских, — продолжал Белянский, — по-настоящему сплотила беспримерная работа по созданию невиданной по численности и мощи отечественной штурмовой авиации. Не будет преувеличением сказать, что поистине самоотверженный труд в цехах многих заводов, не менее сложная, а порой и более трудная работа на полевых аэродромах первой запасной авиабригады и тяжелейший доблестный ратный труд летного и технического состава штурмовых авиаполков на фронтах являли особо яркий пример монолитного сплочения фронта и тыла, пример того великого единства советского народа и его партии, которое обеспечило нам победу, — под гром аплодисментов закончил свое приветствие Белянский и передал слово генералу Подольскому.
— Очень справедливо Александр Александрович сказал о монолитной сплоченности всех нас во время войны, — начал свою речь заслуженный боевой генерал. — О сплоченности и единстве, которые помогли нам совершить то, что теперь оценивается как героизм. Вспомним, товарищи, что в штурмовых авиаполках, дивизиях и корпусах самой мощной во второй мировой войне советской штурмовой авиации сражалось свыше тридцати шести тысяч грозных штурмовиков. И большая часть этих замечательных машин была построена здесь, в Заволжье, и улетела на различные фронты с аэродромов нашей Краснознаменной авиабригады.
Наша промышленность, о высоком техническом уровне которой неустанно заботится Коммунистическая партия, оказалась способной построить невиданную доселе армаду «илов», внесших неоценимый вклад в дело нашей победы!
Председатель предоставил слово В. П. Земцу:
— Осенью нынешнего года исполнится пятьдесят лет со дня основания нашего завода, и мы будем рады видеть вас, дорогие товарищи, на этом знаменательном празднике. Большими и важными делами заполнены страницы трудовой книжки нашего коллектива во всех десяти прошедших пятилетках. О многих из этих славных дел свидетельствуют три ордена на знамени завода, и они являются его гордостью. Но сейчас я с особым удовольствием докладываю вам, что благодаря мудрой политике нашей партии и правительства с аэродрома нашего завода уже много лет поднимаются в мирное небо прекрасные пассажирские самолеты, которые с успехом обслуживают не только отечественные, но и зарубежные авиалинии.
Мы гордимся прекрасной техникой, которую создаем. Но еще большую нашу гордость составляют многие сотни замечательных людей, выросших в коллективе завода. Среди них особо почетное место занимает большая группа рабочих, мастеров и руководителей подразделений, чей производственный стаж начинался в первые годы существования завода. Среди воспитанников заводского коллектива есть немало и таких, чья дальнейшая деятельность протекает вне завода, на различных государственных постах. На смену им приходят молодые, хорошо образованные специалисты. Вливаясь в наш коллектив, возглавляемый крепкой, закаленной партийной организацией, они бережно охраняют и успешно развивают славные трудовые традиции. Все это вдохновляет нас, заводчан, на новые трудовые свершения во славу нашей дорогой Отчизны…
Мирно трудятся в различных отраслях народного хозяйства страны ветераны советской штурмовой авиации. Хорошие хлеба растут теперь там, где в годы войны были аэродромы 1-й Краснознаменной авиабригады. Первоклассные пассажирские лайнеры взлетают с аэродромов авиазаводов, которые некогда строили грозные бронированные «илы». Но память о тех, кто создавал советскую штурмовую авиацию и кто вместе со всей советской армией немалой ценой добывал на легендарных «илах» победу над фашизмом, живет и будет вечно жить в народе.
Год 1982 оказался юбилейным для нескольких предприятий и организаций, входивших в то монолитное единство, которое нам хотелось показать в настоящей повести. Упомянем о трех из них.
Семидесятилетие существования отмечает старейший русский авиамоторный завод, выпускавший во время войны моторы для ильюшинских штурмовиков. Этот завод образовался на базе завода «Гном», построенного в Москве в 1912 году. Через три года в столице были созданы еще два авиационных завода — «Сальмсон» и «Мотор». В 1924–1927 годах происходит объединение всех этих заводов в единое предприятие, получившее название: завод № 24 имени М. В. Фрунзе.
Многие советские самолеты с моторами, построенными на заводе № 24, получили широкую, всемирную известность. Это и самый долговечный самолет По-2 с мотором М-11, и рекордный самолет АНТ-25 с мотором АМ-34, и главный герой нашей повести — штурмовик Ил-2 с мотором АМ-38Ф.
Летчик-штурмовик Иван Григорьевич Драченко — Герой Советского Союза и полный кавалер ордена Славы (этаких людей у нас в стране только трое) в письме на завод имени Фрунзе сообщает:
«…Мною лично на штурмовике Ил-2 сбито девять в воздухе и уничтожено на земле пять немецких истребителей. Уничтожено 72 танка и автомашины. За всю войну не было ни разу, чтобы мотор АМ-38Ф отказал в бою…»
Годами, десятилетиями подбирался, накапливал мастерство и производственный опыт великолепный коллектив фрунзенцев. Росла, крепла и мужала партийная организация флагмана советского авиамоторостроения. И свое семидесятилетие славный коллектив завода по традиции встречает большими производственными успехами по выполнению государственных заданий.
24 апреля 1982 года Воронежский авиационный завод отмечал свое пятидесятилетие. Не будет преувеличением сказать, что этот юбилей стал событием не только города Воронежа; на него собрались делегации из многих городов нашей страны. За минувшие полвека этот самолетостроительный завод стал первоклассным, ведущим предприятием министерства. С честью выдержав испытание войной, одолев послевоенную разруху, коллектив заводчан во главе с коммунистами-ветеранами в короткий срок сделали чудо. Они не только построили отличные производственные корпуса и жилой район, не только населили их квалифицированными рабочими и техническим персоналом, но и освоили такие новейшие технологические процессы, которые позволили им занять ведущее место в мировом самолетостроении.
Именно этим объясняется тот факт, что постройку первого в нашей стране сверхзвукового пассажирского самолета Ту-144 доверили воронежским самолетостроителям и они блестяще выполнили это уникальное задание.
А когда пришло время строить широкофюзеляжные аэробусы Ил-86, то Воронежский авиазавод возглавил большую кооперацию, стал во главе крупного авиационного объединения. «От Ил-2 до Ил-86» — эта тема звучала на юбилейных торжествах и в отчетном докладе директора завода А. Г. Михайлова и в приветствиях многих делегаций. Но генеральный конструктор ОКБ имени С. В. Ильюшина дважды Герой Социалистического Труда Г. В. Новожилов нарушил установившуюся было традицию. Сердечно поздравив заводской коллектив и поблагодарив его за большие достижения, генеральный заставил всех присутствовавших обратиться к перспективе, выдвинув лозунг: «Даешь Ил-96!» И бурные аплодисменты, которыми зал воспринял призыв Г. В. Новожилова, лучше любых слов отразили готовность воронежских самолетостроителей и их смежников принять к исполнению новое задание страны.
В конце 1932 начале 1933 годов в Москве организуется ЦКБ самолетостроения, во главе которого был поставлен С. В. Ильюшин. В составе ЦКБ имелась конструкторская бригада, которой руководил С. В. Ильюшин, оставаясь начальником всего ЦКБ. Менее четырех десятков конструкторов насчитывала эта бригада в первое время, но смело, с отвагой молодости ринулась на покорение вершин авиационной техники. Сергей Владимирович Ильюшин, хорошо осведомленный в нуждах нашей военной авиации, нацелил свой небольшой коллектив на создание очень нужного стране дальнего бомбардировщика.
И вот уже в 1935 году В. К. Коккинаки начал изумлять всех великолепными полетами опытных самолетов ЦКБ-26, затем ЦКБ-30. Это были прототипы дальнего бомбардировщика ДБ-3, который в середине 1936 года принимается на вооружение и передается в серийное производство на завод № 18 в Воронеж. Позднее этот самолет был модифицирован и под названием Ил-4 стал основным дальним бомбардировщиком Великой Отечественной войны.
Продолжая совершенствовать дальний бомбардировщик, С. В. Ильюшин и его КБ параллельно берутся за решение новой сложнейшей задачи — создание бронированного самолета-штурмовика. Как это происходило коротко рассказано в нашей повести.
Затем были другие годы, другие самолеты — разные по назначению, по схемам, по размерам и весам. Но всегда им всем были присущи постоянные ильюшинские свойства: каждый «ил» предельно возможно отвечал конкретным нуждам народного хозяйства страны и каждый «ил» прост в изготовлении и эксплуатации и практически безотказен.
Стремительно летит время. Уже нет среди нас С. В. Ильюшина, но ОКБ, носящее его имя, в канун своего пятидесятилетия творчески прогрессирует, умножает традиции, заложенные тем, о ком Л. И. Брежнев с уважением сказал: «Великий труженик С. В. Ильюшин».