Курский край издревле был покрыт дремучими лесами. Они питали во множестве реки, речки, речушки, озера, ручьи, болота.
Местные архивные документы по поводу передачи наследственных земель почти все сплошь говорят о рыбной ловле. Рыба водилась кругом в изобилии и являлась доходным источником пропитания.
С течением времени леса стали вырубать, реки, озера, обмели, засорились, многие из них совершенно высохли, оставив одно лишь название. Стала пропадать и рыба.
И тем не менее, даже теперь Юго-Западний край Ц.-Ч.О. в достаточной степени богат водою.
По краю протекают следующие большие реки: Свапа, Донец, Ворскла, Псел, Сейм.
Главной рекой Курского края надо считать Сейм. Он впадает в Десну. Берет он начало в б. Старооскольском уезде близ села Богородицкого (ныне Бобровско-Дворский район Воронежского округа Ц.-Ч. О.) и тянется на протяжении 609 вер. Из них до б. Курской губ. он идет кв протяжении 505 вер.
В Юго-Западном крае Ц.-Ч.О. Сейм идет в поперечном направлении и разделяет край на две неравные части — северную меньшую и южную большую.
На своем протяжении он принимает много притоков: Тускарь, Рать, Свапа, Обметь, Викогробль, Курица, Рагозина, Клюква, Реут, Млодать, Верхняя, Нижняя, Полная, Ворожба, Дичня, Лашня…. всего насчитывают около 30 притоков.
В старину река Сейм называлась Семь. Во всех древних архивных документах говорится о реке Семи. И только с конца XVII столетия появляется название Сейм, которое сначала имеет место наравне с древним названием Семь, а потом постепенно Сейм берет перевес и становится главным и принятым названием реки.
Известно, что Курский край по самый б. Льговский уезд одно время был под властью Литвы. Именно в тех местах впервые и стали звать реку Семь Сеймом.
Надо полагать, что замена слова Семь Сеймом произошла под польским влиянием: с одной стороны от имени представительного собрания в Польше (сейма), с другой — от однозвучащего польского слова седьмь, означающего по русски число 7. В народе же река эта и сейчас идет под именем Семи.
Трудно объяснить происхождение этого названия. Предание говорит, будто река эта образовалась из семи речек, которые называются Семицами; известны Семицы: Котлубанская, Донецкая, Сухая или Пузатая.
Из слияния Семиц (выше села Покровского) образуется река Сейм.
Сейм течет по 6 бывш. уездам Курской губ. — Старо-Оскольскому, Тимскому, Курскому, Льговскому, Рыльскому и Путивльскому.
Еще и теперь Сейм богат водой; в ней много рыбы.
В прошлой же жизни русского государства Сейм был значительно шире и глубже, его называли в древности «Знатный» (Багалей), позже, в 18 в. его величали «Большая река» (Ларионов).
Эта ширина и глубина реки вместе с прилежащими берегами еще в доисторическую эпоху была главной приманкой для поселенцев.
Оттого то наидревнейшие города Курского края стоят именно на Сейме (Рыльск, Путивль, Курск).
В старые отдаленные времена, когда не было в помине ни железных, ни шоссейных дорог, ни просто удобных шляхов, предки ваши сносились по водным путям.
Известно, что в древности через Сейм по Курскому краю было два водных сообщения — одно шло из Днепра в Волгу (Днепр, Десна, Сейм, Свапа, Самодуровское озеро, Очка, Ока, Волга); другой путь был из Днепра в Дон (Днепр, Десна, Сейм, (волоком), Северный Донец, Дон).
Благодаря этим водным путям сообщения, через Курский край шли торговые сношения и с Византией, и с волжскими болгарами, и с Азовом, и с Каспием.
С течением времени, благодаря истреблению лесов, обмелели и реки, пути сообщения эти приостановились, но правительство всякий раз пыталось проложить путь по старым водным дорогам.
Петр I «помышлял о судоходстве по реке Сейм».
Судоходство в б. Курской губ, вообще говоря, дело нелегкое. Курская губ. занимает на русской равнине возвышенное место, с которого реки разбегаются в разные стороны и лишь верхним течением принадлежат территории Курского края.
Временем расцвета судоходства были 1780-1800 г.г.
Для правильного судоходства по Сейму, Тускари, Пслу и Свапе была образована «компания» во главе с правителем губернии А. Н. Зубовым.
Ежегодно в половодье на Тускари грузились барки и сплавлялись на Сейм.
Слобода Михайловка на Свапе была складочным местом товаров, которые зимой свозились и санным путем шли на пристань г. Орла, а оттуда сплавлялись по р. Оке.
Зубовская компания изменила этот порядок. В Ммхайловке была устроена пристань, в ней стояли барки, которые по Свапе весной направлялись на Сейм и пробегали более 53 клм. Несколько барок отправлялись и от пристаней г. Дмитриева. На Псле пристань была устроена в г. Обояни, сюда свозились продукты губернии.
Весной Обоянский караван барок, как Курский и Михайловский, плыл на Днепр и успевал достигнуть этой реки.
4 мая 1789 г. в общем городском собрании был составлен приговор, в котором торговцы выразили правителю Зубову благодарность и поднесли адрес «Курские купцы и посадские ощущая в сердцах своих истинную и вечную благодарность к правителю А. Н. Зубову за открытие собственным его попечением водяной коммуникации по р. Тускарь через Курск протекающей и никогда судоходства не имевшей, способствующей посредством освоения рек Сейма, Десны и Днепра к провозу здешних продуктов не только в Херсон и Очаков, но и в самые отдаленные места, чем может торговля здешняя прийти в цветущее состояние; согласно приговорили во извещение потомству об оказанном его (превосходительством) благоволении портрет его с приличной надписью поставить в зале собрания Городского общества и в Публичных Ведомостях о том напечатать.
Ему же приготовлена была в Москве из чистого золота табакерка, на которой выгравировано изображение реки с плывущим по ней судном.
Зубовская компания свои надежды основывала на разлитии вод весною. Но к началу 1800 г компания рухнула, благодаря убыткам и мысль о судоходстве были предана забвению.
В 1816 г. вновь был поднят вопрос о судоходстве Сейма Главное Управление Путей Сообщения вело это дело.
Товар, отправленный из Курска в полую воду купцами, через 2 мес. пришел в Херсон. Хотя хозяева и имели прибыль, но путешествие это было трудно и сообщение вновь прекратилось.
В 1823 г. по почину Главноуправляющего Путями Сообщения вновь был поднят вопрос о судоходстве Сейма. Дворяне обещали жертвовать в продолжении 4-х лет ежегодно по 45 к. с ревизской души; это давало бы сумму в 175,349 р.
Но в жизнь не прошел этот проэкт. Мысль о судоходстве временно опять умерла.
Наконец в 30-х годах 19 столетия с этим старым вопросом о судоходстве Сейма выступил помещик Пузанов.
Его проэкт был иным, нежели все предыдущие. Он предлагал, устранив реки Тускарь, Псел и Свапу, обратить все внимание на Сейм. Были сделаны опыты канализации и шлюзования. Проэкт его заинтересовал центр. Оттуда были отпущены средства.
Этот путь сообщения был назван Александринским водяным сообщением в честь царицы Александры, супруги Николая I.
20 июня 1839 г. последовало открытие судоходства по всему протяжению шлюзованного и канализированного Сейма.
Оно называлось Александринской системой искусственного водяного сообщения потому, что для прохода судов у каждой мельницы были устроены особые деривационные каналы (17) (Новоминский, Батуринский, Каменский, Путивльский, Кнепальский, Теткинский, Марковский, Гапоновский, Кельтечевский, Баницкий, Угонский, Стародубский, Успенский, Мазовский, Мальцевский, Рышковский, Курский) и шлюзы.
Первая пристань находилась на берегу Сейма в 4,3 клм от Курска на Харьковской дороге.
На этот раз движение судов было незначительно и кратковременно. В 1843 г. прошло по Сейму 24 барки на сумму 147,000 р.; в 1844 г. на 36 барках, полубарках и 51 плоте было груза на 201,903 р.; в 1846 г. прошло 6 барок и 84 полубарок ка 150,000 р.
Удачи не было. Причин было много: повреждение шлюзов весенней водою, понижение в них воды против обыкновенного притока, безпорядочное положение бичевника, слабое содержание плотин владельцами, недохват лоцманов, малодоходность и дороговизна содержания, безконечные интриги администрации — вот причины, по которым дело в 1850 г. пало окончательно.
Историческое значение Сейма состоит в том, что он служит этнографической границей Курского края к северу москалей-великороссов, на юге черкасов-украинцев.
Река Тускарь, правый приток Сейма, течет по б. Щигровскому и Курскому уездам, в длину она имеет 85 клм.
Происхождение названия Тускарь не выяснено.
В старинных документах Тускарь называется Тускур и Антурскарь. Предполагают, что название Тускарь происходит от животных туров, которые жили по берегам этой реки. Другие же думают, что Тускарь слово финское и означает лесистый остров.
Н. П. Сенаторский думает, что название Тускарь происходит от слова тусклый. Саратовский пешеход, пришедший в Курск в 1787 г., оставил нам свои записки, в которых он говорит о реке Тускале.
В старину Тускарь была судоходной рекой. Плавание шло от Коренной Пустыни по Тускари, Сейму, Десне в Днепр.
Притоки Тускари: Кривецй, Ровец, Кур и много др. Приток Тускари Кур дал название стоящему на его берегах городу Курску.
Слово Кур значит по-славянски петух. Есть в Курском крае несколько речек Куриц.
Раньше когда то Кур был хорошей рекой. По течению Кура еще не так давно (30-40 л.) было несколько водяных мельниц, именно — Монастырская в Знаменской роще, Аверинская на Стезевой даче, Пономаревская внизу Золотой улицы.
Вода в реке Куре была самой чистой и лучшей в городе. Этою водою поили Екатерину II во время ее пребывания в гор Курске.
Ещe недавно, лет 40 назад, а бывшем Лазаретном саду был колодец, славившийся своей водою.
В настоящее время Кур представляет из себя грязный, зловонный ручей. Другой правый значительный приток Сейма река Рать.
Само название указывает на военную роль этой реки в прошлой русской жизни.
Действительно, река эта служила природной защитой курян oт набегов татар с юго-востока. Там постоянно стояло войско (рать).
Известна найденная на реке Рати каменная крепость прошлого времени.
Течет эта река на протяжении 32 клм.; начало берет в Щигровском уезде.
Третий большой приток Сейма — Свапа с притоком Усож, течет на расстоянии 211 клм. Она берет начало в Самодуровском болоте (б. Фатежского уезда).
Через Свапу в старину шло сообщение из Волги в Днепр.
Из других притоков Сейма известны Клевень, длиною 133 клм берет начало в углу б. Орловской, Черниговской и Курской губ. В Клевень впадают Берюг, Обесту, Эсмань.
Из крупных рек Курского края надо еще отметить Псел и Ворсклу.
Название реки Псел или Псиол происходит от греческого слова ипсилос, что значат высокий. Так назвали эту реку греческие купцы за ее высокий уровень воды. Это об’яснение, кроме найденных в области реки Псла греко римских монет, подкрепляется существованием в Византии однозвучной фамилии Псели.
Реки Псел и Ворскла протекают по Курскому краю только своими верховьями. Псел течет по б. губернии лишь на протяжении 165 клм.
Берет начало Псел в б. Обоянском уезде, впадает в Днепр. Притоки его Пена, Суджа, Локтя, Ольшанка, Пселец, Солочанка, Солотинка.
В старину река Псел была обильна водою; еще в 70-х годах 16 в на Псле была пристань в Обояни. Оттуда сплавлялся хлеб.
Царь Иван Грозный приказал казацкому гетману Дмитрию Вишневецкому построить на реке Псле суда и спуститься в Днепр для похода на турок и татар. Герой казацких песен под именем Байды, он был замучен в Константинополе в 1564 г.
Река Ворскла иначе называется Ворскол, Воскод, Ворскло (украин). Берет начало в Обоянском уезде, впадает в Днепр. Приток Ворсклица.
Ворскла к Псел в старину были обильны водою и по ним велось судоходство. Попадающиеся в них остатки якорей и больших судов служат доказательством их судоходности в прошлом.
Река Донец впадает в Дон; берет начало в Корочанском уезде. Из всего его 1096 клм. протяжения Курскому краю он уделяет лишь 96 клм.
В старину Донец был судоходною рекою. В конце 16 в. судовая Донецкая пристань была у притока Везелицы. В 17 в. оттуда торговые люди ходили на Дон. В 1738-39 гг. из Изюма были отправлены большие баржи с провиантом в армию, сражавшуюся против турок. Одно время (в первой половине 19 в.) было произведено шлюзование реки, но ощутительного результата для судоходства оно не дало.
Донец, как и приток его Оскол, рано встречаются в русской истории. В древности берега этих рек были покрыты густыми лесами.
Впервые Донец упоминается в 1109 г. в летописи. Упоминается он, как и Оскол, и в «Слове о полку Игореве».
На этой реке стоял северянский город Донец, где Игорь Святославич, после неудачного похода против половцев, нашел себе отдых.
По течению Донца стояли все донецкие сторожи, в которых служилые люди несли тяжелую сторожевую и станичную службу, выглядывая татар.
Впоследствии на Донце и его притоках появились сторожевые города — Белгород, два Оскола (Старый и Новый), Короча, Нежегольск, Валуйки, Цареборисов, Купянск….
В старину Оскол был судоходной рекой. Известно, что при Годунове служилые люди из Старого-Оскола с запасами ездили по реке Осколу к его устью.
Из остальных рек, упоминаемых в прошлой русской жизни, надо указать еще на Тим и Кшень; источники их возле г. Тима.
Знаменитый Муравский шлях, по которому двигались татары ка Московское государство лежал по течению этих рек.
В 1586 г. между устьями этих рек для борьбы с татарами был основан сторожевой город Ливны.
Природа, в виде леса и воды, всегда действует благотворно на человека, в какой бы стадии развития он ни находился
Лес исчез, осталась вода. На нее перенес свое внимание человек. Ею занялся он в часы серьезного раздумья, ей посвящает он свои мечты и пожелания.
И эти мысли, мечты и пожелания вечно живы и новы; из уст в уста передает их одно поколение другому. И последующие поколения, повторяя старые легенды, сказки, стихотворения, творят свое и передают его в потомство.
Реки Курского края также были предметом восторга многих. Они увлекали, омрачали, восторгали людей и вдохновляли.
Небезинтересно познакомиться с творчеством, полученным от соприкосновения с водной стихией нашего края.
Жил был когда-то старик Богатырь, по имени Днепр и имел он дочь Десну. Веселая и красивая была Десна, а уж умница такая, что другой, почитай, и в целом мире не найдешь. Любил старик дочурку как говорится, души не чаял в ней. Шли годы за годами, Днепр дряхлел, а Десна становилась все краше и краше. Много молодцев присватывалось к Десне, но ни один из них не понравился ей. Полюбила она небольшого паренька, по имени Семь. Семь был парень трудолюбивый, честный и добрый, но не был так резв и умен, как Десна, да и притом старику Богатырю этот малыш не нравился. Как ни просил Семь, как ни упрашивала Десна, старик наотрез отказал выдать за него дочь.
В одно время заболел Днепр. Призывает к себе дочь я говорит ей; «Дочь ты, моя дорогая и милая, надоело мне жить на свете. Разольюсь я рекой, рекою быстрою, широкою, длинною и глубокою. Стану я омывать города да села, деревни да слободы, степи привольные, бесконечные, да луга великие, заливные. Протянусь я, доченька, до самого моря; а ты, доченька, также разлейся рекой близ сердца моего; омывай ты также города и села, леса и степи, луга и пески. Будем вместе жить и по прежнему, как любил я тебя, так и буду любить»…
— Как же, тятенька, останется мой дорогой друг, милый Семушка?- Зарыдала дочка…
Старик на это отвечает:
«Не горюй, не кручинься, доченька. От судьбы не уйдешь. Если Семушка — твой суженый, быть тебе его подругой, а не суженый и толковать нечего».
Призвал старик Семушку и говорит ему:
«Сейчас с доченькой разольемся мы реками быстрыми и глубокими. Если хочешь жить с дочкой в парочке, отправляйся ты за полтысячи верст и оттудова догоняй ее. Сроку тебе один месяц даю. Догонишь твоя будет, не догонишь — на себя пеняй».
Заплакал Семушка, простился с Десной и отправился за полтысячи верст. Это, где теперь три Семицы: Донецкая, Сухая и Пузацкая. Разлился и он реченькой; но не быстрой, как Десна и ее старик. На пути его дороги, все кривые да извилистые овраги, леса и пески, пески сыпучие. Минует пески — чернозем густой не дает ему воли-волюшки. А к тому еще горе-горькое, сам не знает куда направляется.
А тем временем разлились Десна и Днепр. Рвут дубы столетние, обрывы и овраги размывают, роют пески сыпучие, прокладая себе путь. И как только старик далеко ушел и стал к морю подходить, Десна кинулась искать милого. Еще несколько дней и минет срок, назначенный батюшкой. Трудно было ей, но любовь помогла. Не прошел срок, как две реченьки и Десна и Семь шлют привет старику, — низко кланяются.
Рад и не ряд старик, а должен принять зятя в дом. И с той поры все трое живут в мире да согласии. Дочь и зять, сколько в силах помогают старику…
Вот и выслушали вы слово вестное про дела, про старинные. А что было, то теперь былью поросло.
Давно, очень давно… не тогда, когда поляки ходили походом на Рыльск, не тогда, когда и татары брали в полон жен и детей из земли русской, но может быть это было в то время, когда еще вятичи жили по тогдашним лесистым берегам реки Сейма… А это было очень и очень давно. Но нам до этого дела нет, мы расскажем предание и, если хотите, просто на просто сказку о тогдашнем Рыляке и тогдашнем чорте.
Известно, какая тогда была жизнь в лесах дремучих и в дебрях непроходимых, которыми наполнена была матушка Русь, деревья росли веками, не рубились ни на сахарные заводы, ни на железную дорогу, ни на газ какой, а говорю — росли.
И так то в этих лесах водились волки и кабаны, а последних было такое множество, что даже и в герб города Рыльска попалась кабанья голова. Жили, говорю, таким образом люди в лесах и промышляли звериной охотой, а по реке Сейму рыбу разную ловили и тем кормились.
Был себе один мужичек; звали его …. ну, хоть Иваном Жигалкой. Этот Иван Жигалка поближе других жил к Сейму и каждую ночь выезжал на реку с острогой.
Раз он поехал на челноке. Гребет себе веслом да гребет; вдруг челнок останавливается и как раз насупротив большого кургана, который из воды выходил, как гора какая и на котором проживал чорт.
Удивился Жигалка, что, как де это? малый он здоровый и сильный, а лодку с места не может веслами сдвинуть. Что бы это такое значило?… Метался Иван в разные стороны — ничего сделать не может. «Хот бы чорт пособил бы мне»! Сказал он наконец и оглянулся назад … а челнок его тянет кто-то, такой косматый, с головы пена течет, глаза у него, как угли горят, а когти — не человечьи. Жигалка не струсил однако-ж, а приподнял весло и хотел огреть косматого, но тот захохотал, как леший и сказал человечьим голосом: «Полно Иван, не на такого напал. Я похитрее тебя, не поддамся». И вдруг нырнул, как утка какая в воду. Иван принялся снова грести, проклиная нечистую силу, но из воды раздался голос: «не уйдешь от меня, я похитрее тебя и говорю тебе ясно, что если будешь здесь раз’езжать около моего кургана и мутить мне воду, то дорого поплатишься»! «Да кто ты, окаянный?- спросил Иван,- уж не чорт ли и в самом деле?».
«Может быть он и есть!»- высунувшись из воды, произнес косматый. «Еще раз повторяю тебе, не езди по этому месту, а то мутишь мою воду и не даешь мне и ночью покою-отдыха, каково мне возиться с твоими земляками. Минуты не проходит, чтоб кто из них не помянул меня, а уж известно, кто меня помянет — я и при нем и к его услугам. Чорту, брат, менее всего отдыха, а тут ты еще и ночью приехал меня безпокоить».
Мужик едва мог опомниться, хотел было перекреститься, да в то время еще порядочно не умел и креста положить, да и рука то его сделалась, как каменная. Струхнул таки и поворотил челнок. Поставив по обыкновению сети, он вышел на берег и никому не рассказывал о свидании своем с чортом.
На другую ночь поехал Жигалка, чтобы вынуть сети и выбрать рыбу, но не тут то было: все перервано, перепутано. Что тут делать, видно шутки косматого. «Постой, говорит Иван, пойду пожалуюсь Лыцарю-пустыннику, он силу имеет и над нечистыми. Недавно, из пяти баб сто чертей выгнал, по десяти в каждой оставил; он и мне поможет»…
Лыцарь-пустынник этот жил тоже невдалеке Рыла речки, где та в Сейм впадает, на каждый год грязью да илом его угощает.
Откуда и как зашел туда этот Лыцарь-пустынник — неизвестно. Видите ли: он был не простой пустынник, а с чином Лыцаря и ходил с палашем или с мечом обоюду-острым на правом бедре, этого то его и Лыцарем звали. Хотится (В Рыльске говорят: хотится, вместо хочется, здукнуть — вместо стукнуть) ли кому суда и расправы искать — тот спешит к Лыцарю или идет к нему с другой какой потребой. Стоит только здукнуть в небольшое окно его пещеры и Лыцарь тотчас выходит. Мы уже сказали, что чудеса он творил, его все боялись; ну словом, как теперь боятся в уездном городе набольшего. Особливо как словно лихоманка трясет такого человека, о котором Лыцарь узнает недоброе — тотчас голова долой и поминай, как звали. Лучше не попадайся. Но пока этого еще не было, а так из милосердия кому отпустит палашей несколько ударов, тот и помнит долго и долго. Ссор и драки Лыцарь не терпел, а требовал, чтобы все рыляне жили мирно и дружно, чтобы их старшины взяток не брали, когда собираются на дело, меньше бы ковшем брагу мешали, на базаре бы купцы никого не обманывали, бабы и девки смотрели бы за хозяйствам, а не сплетничали и не часто бы предавались разным пляскам. Вот к этому то Лыцарю-пустыннику и явился наш Иван Жигалка. «Не вели казнить, вели миловать, говорит он, я к тебе с жалобой на чорта, через него совсем обнищал; сети путает, проезду не дает. Помоги! Избавь от него»!
— «Ох, уж вы мне с этим чортом, говорит Лыцарь, вечно возитесь! Ну, пожалуй, я готов уладить это дело, только тебе и чорту надо предо мной самим явиться: тогда поди и приведи чорта, ты знаешь, где он живет. Дело будет сделано».
И точно, суд Лыцаря, какое бы ни был, а нравился всем в то время… ведь еще это до Шемяки было, да и сам Шемяка (Этого Шемяку (XIII в.) не следует смешивать с Шемякою, сватом Юрия Галицкого, братом Василия Косого) жил и судил в Рыльске — нравилось тоже.
Поклонился мужик до земли Лыцарю и пошел лесом и думает думу, как бы ему увидеть чорта и как бы его привести к Лыцарю.
Известно, что чорт всегда легок на помине. Он сидит себе на дубу, да в Ивана желудями бросает. Взглянул Жигалка наверх и узнал своего косматого знакомца. «Слезай, закричал ему Иван, за тобой иду, пойдем на суд, на расправу к Лыцарю-пустынниху!».
— Изволь, говорит косматый, знаю, что ты успел пожаловаться,- и затем свалился с дуба, как пень какой.
Тут Жигалка рассмотрел его получше и даже признал за одного парня, которого не раз видел, как рылянкам орехи носил и от тех орехов у них зубы как уголь становились; да тут он все вспомнил …. вспомнил и то, как молодые бабы и девки около того парня увивалися, да как и самого Жигалки жена-старуха полудновать мужу не хотела дать, а на того парня загляделась и борщ пролила. Дура не знала, что на чорта смотрит. А сам Иван Жигалка, пристально смотря и лицо приятеля, думал так: что ж? рожа то у него ничего нос длинноват, да волос на голове много, козья бородка, рыжеват, ножки на копытцах — все это еще ничего; зато одеждой еще и щегольнуть может, так вот чорт-от какой. А мы дураки думаем, что он с рогами, может они и есть маленькие — из под колпака не видно….
Идут этак они. Мужичек едва за чортом поспевает; тот ножка с ножки попрыгивает, молодцом подается вперед, а мужик с лица пот вытирает, кряхтит и едва за нечистым поспевает. «Ух! говорит, не догонишь тебя», а не знает того, что человек и чорта перегнал…
Было уже поздно, когда они пришли к пещере Лыцаря. Здукнул Иван в окошко. «Кто там?- раздался голос, и уснуть не дадут». — А! закричал, зевая, Лыцарь и выходя из пещеры: — Это вы? —
Тут мужик тоже свое, а чорт свое. Лыцарь рассердился; слушал, слушал и, недолго думая, выхватил из ножен палаш да обоим и отсек головы, только глаза захлопали.
Совершив такой суд и расправу, Лыцарь опять лег и заснул.
Вдруг видит он во сне, будто ему говорит чей то голос: «И как де ты смел так распорядиться? Смотри, чтобы тебе за это так же не досталось, вставай и не теряя времени, пока еще в наказанных тобой течет теплая кровь, приставь каждому свою голову!».
Лыцарь вскочил в страхе и трепете и тотчас побежал к тому месту, где еще тепленькие, лежали Жигалка и чорт. Не думая, ни сколько, он приставил головы к туловищам и таким манером совершив, что ему было сказано, отравился во свояси…
Но тут дело вот в чем: второпях он голову чорта приставил к Жигалке, а голову Жигалки к чорту…
Вот отчего и говорится, что Рыляк и чорта проведет, что хитрее рыльского мужика и на свете нет, и уж что касается до расторопности и находчивости, не то, что какой нибудь вахлак утром бежал — к обеду нашелся, а Рыляк убежал, Алеутов завоевал, (Намек на рылянина Шелехова, который занимался исследованием Алеутских и Курильских островов) Матушке царице подарил, за то из руки ее и медаль золотую с бриллиантом получил.
Так вот оно как.
Место на Тускари начиная от железнодорожного моста и ниже по течению «поганое». Не заметили ли вы, что каждый год здесь непременно ждут утопленика и он обязательно бывает. Как не вертись, а в этом месте, хоть там мелко, кто-либо да утонет. А от чего?
Здесь то живет и гуляет водяной. — Позвольте, барин, что я вам расскажу.—передавал эту легенду одни сторожил Танкову. — Однажды пошел я на Стрелецкий берег Тускари купить бураков у своих родных. Прихожу туда, а мне и рассказывают. Летним вечером, когда дома была мать с дочерью, сидели они у открытого окошка и смотрели себе на Тускарь, а уж стемнело, на реке было тихо-тихо. Вдруг глядят, а сами обмерли, по реке идет кто-то, прямо по воде — человек не человек, тень какая-то, а видят обе, что идет, твердо ступает. Вдруг как загогочет, захлопает в ладоши, гулко таково и сейчас же он «потоп» в реке, так что и звания его не стало.
Вскочили обе женщины, закричали, сбежались мужчины, соседи… Опасались что кто-нибудь из купающихся утонул в реке, осмотрели берега, не лежит ли его одежда на берегу. Не тут то было. Никакой одежды нигде не оказалось. А потом стали расспрашивать, разговаривать. Что же узнали? Водяной то показывается, как тень, всякое лето, когда время бывает поближе к осени и ходит по воде, гогочет и в ладоши бьет. Многие стрельцы, да городские его видели. Он то и топит людей и будет топить в этом месте до скончания века.
Местный поэт Н. Любимов в 70-х г. г. прошлого столетия обращался к Свапе таким образом:
К Свапе.
К твоим брегам, река родная.
Уж боле мне не приходить.
И на струи твои, взирая
Воспоминаний не будить.
Скиталец по свету, без цели
На юг я север променял
И звук пастушечьей свирели
На моря гул; и грозный вал
Мне заменил невинный ропот
Твоей незлобныя волны;
И тростников прибрежных шопот.
И сладострастье тишины
Приветно бepeг орошая.
Теки, Свапа, своей чредой;
А мне, скитальцу в край из края,
Не любоваться мне тобой.
С таким же вниманием Н. Любимов относится к Куру по поводу его наводнения в 1871 г. в своем стихотворении, под названием:
Наводнение 13 июня 1871 г.
Вот штуку выкинул нам Кур,
Как будто Волга иль Амур,
Так раскутился через чур;
Понес мосты, посмыл дома…
Ну, словом, Кур сошел с ума;
А все из зависти подлец.
Увидя ясно, наконец.
Что Тускарь скромно так течет.
Лишь в полноводие зальет
И то Стрелецкую одну;
А душу не пошлет ко дну.
За то и хвалится река,
Хоть и не слишком глубока
Постойте ж, думает, вот я,
Пораспотешу Вас, друзья.
И точно, с помощью дождей
Привел к концу свой план злодей.
Взбесился и засверипел,
Как море пеной закипел.
Залил жилища бедняков,
И даже, господа, каков!
Не пощадил и кабаков.
Но вот за то-б его плетьми.
Что женщину с двумя детьми
В своей пучине схоронил.
Едва об этом Сейм узнал.
Не долго думая сказал:
Зачем же шлюзы не открыли?
Или о них совсем забыли?
Где ж в это время власти были?
Где были? Мы о том молчек:
Тут роль играет комарек.
В 1895 году поэт Александр Мартаков в таких словах воспевает родной ему Псел:
Широкий Псел-река родная
Средь дикой прелести степей
Стремишься ты,- волной играя,
В пучину дальнюю морей…
Там под лазурью неба ясной.
Ты, Псел, широкий, Псел родной,
О славе родины прекрасной
Расскажешь ты стране чужой.
В своих бессмертных сказках, именно в «Сорочинской Ярмарке» Гоголь пишет о реке Псле:
«Глазам наших путешественников начал уже открываться Псел; издали уже веяло прохладою, которая казалась ощутительнее после томительного, разрушающего жара. Сквозь темно- и светло-зеленые листья небрежно раскиданных по лугу осокоров, берез и тополей, засверкали огненные, одетые холодом искры, и река — красавица блистательно обнажила серебряную грудь свою, на которую роскошно падали зеленые кудри дерев. Своенравная, как она, в те упоительные часы, когда верное зеркало так завидно заключает в себе ее полное гордости и ослепительного блеска чело, лилейные плечи и мраморную шею, осененную темною, упавшею с русой головы, волною, когда с презрением кидает одни украшения, чтобы заменить их другими, и капризам, ее конца нет,- она почти каждый год переменяет свои окрестности, выбирает себе новый путь и окружает себя новыми, разнообразными ландшафтами. Ряды мельниц подымали на тяжелые свои колеса широкие волны и мощно кидали их, разбивая в брызги, обсыпая пылью и обдавая шумом окрестность. Воз с знакомыми нам пассажирами вз’ехал в это время на мост, и река во всей красоте и величии, как цельное стекло, раскинулась перед ними. Небо, зеленые и синие леса, люди, возы с горшками, мельницы — все опрокинулось, стояло и ходило вверх ногами, не падая в голубую прекрасную бездну.
Писатель Лесков в «Печерских Антиках» так пишет о Тускари: «Курск в таком (прекрасная погода) освещении очень весело смотрит с своих горок из-за своей сонной Тускари. Он напоминает собою Киев, разумеется, в миниатюре»
В украинской опере «Наталка Полтавка» Микола поет, обращаясь к реке Ворскле:
Ворскла-речка невеличка,
Тече здравна уже славна,
Не водою, а вийною,
Де швед полиг головою,
Ворскло зрило (видела) славно
диво…
А вот еще мысли местного писателя о Куре и Тускари. Он пишет: «Кур впадает в Тускарь близь духовной консистории. Там устроено несколько купален, охотно посещаемых в жаркие и летние дни невзыскательною, с железными носами и смутными представлениями о гигиене, публикою. Почему, речка Кур так именно названа — не знаю, быть может потому, что на берегах ее нередко лежат останки безвременно погибших кур или потому, что ее курица может перейти вброд. Речка эта загаживается всякою нечистью так, что в летние вечера мимо нее лучше не ходить. Только в последнее время стали берета ее облагораживать, хотя, я уверен, что русло по прежнему не перестает быть складочным местом для всего того, что близ живущим обывателям неудобно держать во дворе, или не захочется выводить куда-нибудь подальше; разве поставят на берегу через каждые 10 шагов полицейского с дубинкой, которою он будет у обывателей развивать стремление к чистоте. Благоустройство нам также претит, как голландцу грязь и всякое вообще неряшество.
А между тем, кто бы мог подумать, что Кур имел своих поэтов, воспевавших его в сладко-звучных стихах. Один из них, Н. А. Малышев, в поэме «Владимир Вельский», не получившей, к сожалению, всероссийской известности, относится к Куру саркастически, выражаясь о нем так:
«И в городе есть Кур; но если муха
Вдруг вздумает (всяк будет удивлен)
Пройти по нем, то не замочит брюха».
За то другой поэт, унтер-офицер Егор Лихачев, приходил от Кура в такое умиление, что, сидя на его благовонных берегах и созерцая воды, создал одно из лучших своих стихотворений, Вот оно:
Не большое в том нам горе.
А приятный авантаж.
Что две речки, а не море
Обтекают город наш.
Море Черное прекрасно.
Вечно роскошью кипит,
Но и бурно и ужасно
Много бед оно творит.
Наши реки хоть не сильны.
Нет в волнах их кораблей,
Но прозрачны и обильны.
Своей влагой для полей.
Кур и Тускарь, как родные
С давних дней уж здесь живут;
И в об’ятья вековые
Сейма старого текут.
Наша Тускарь по преданью,
В давней дружбе с Коренной,
Чрез нее мы по желанью
Все имеем от святой.
Наши реки с’единенны,
Как влюбленные сердца,
Окружают гроб смиренно
Милой «Душеньки» певца (Богданович)
Любим утром мы зарею
Гроб поэта посещать.
А с вечернею порою
При волнах о нем мечтать.
И веселыми волнами
Их питомца в сей стране
Выражают предвеками
Славу скромную оне.
Не большое в том нам горе,
А приятный авантаж,
Что две речки, а не море,
Обтекают город наш.
Хватил греха на душу, продолжает писатель, заговорил Лихачев о волнах там, где по словам Малышева, даже муха не замочит брюха.
И от Тускари и Кура,
Чародейской рукой,
В мир Психеи и Амура
Нас уводит за собой.
Вспоминая наводнение Кура в 1871 г. в его стихотворении, анонимный автор цитируемой статьи приписывает поэту Любимову подражание «Слову о Полку Игореви», когда он заставляет говорить старика Сейма:
Едва об этом Сейм узнал
Не долго думая сказал:
…………………
Тут роль играет комарек.
В последних строках поэт игриво намекает на некоторое пристрастие тогдашних властей к популярному и то время трактиру, именовавшимуся «Комарьком» (Трактир Комарек находился в 2-х этажном каменном доме на углу Знаменской ул. и площади, там, где сейчас стоит политическая трибуна. Назывался трактир так по фамилии своего владельца Камарька. В трактире этом был кафешантан, где пели шансонетки. По ветхости, а более всего по настоянию архиерея (трактир был против монастыря), дом был снесен в начале 80-х годов (1882-83)). Теперь, увы, его и следа нет, а в прежнее время это было злачное место для любителей пропустить графинчик с балычком…
Весьма вероятно, что в моем историко-поэтическом обозрении исчерпан не весь материал, относящийся к гидрологии Курского Края. Но и частичный его состав мне кажется достаточным, для ознакомления курян с историческими и физическими особенностями главнейших местных рек. Поэтическая форма изложения всего скорее заинтересует учащуюся молодежь и посодействует прочному закреплению этих особенностей в ее восприимчивой памяти.
Источники.
1) Пузанов. «Проэкт приведения р. Сейм в судоходное состояние. 1833 г.»
2) Кобылин. «Несколько сведений о реках Курск. Области».
3) Танков, «Дворянский водяной путь».
4) Труды Курского Губернского Комитета 1863 г., вып. I.
5) Сенаторский «Истор.-этногр. очерк Курского края».
6) Сенаторский. «Географический очерк».
7) Яковлев. «Гидрограф. очерк и подземные воды Курск. края».
Танков. Путеводитель.
9) Ларионов. Наместничество.
10) В.А. Старосельского «Кур и прошлом и настоящем».
11) Ряд стат. из Кургуб. Ведом. за 1894 г. № 923, за 1895 год № 52—53, за 1839 год № 4, 1846 г. № 22 и № 49, 1894 год № 860, за 1895 г. № 40, за 1908 г, № 206.
12) Сборник стихотворений Н. Любимова.
С. Ефременко